Лучшие стихи и песни
Шрифт:
Байкальская баллада
Их напрасно весь день искали.
Вдалеке
от привычных дорог
катерок посадило на камни.
Уходил на дно
катерок.
Экипаж катерочка —
четверо,
да еще пассажирка одна…
Видно, так судьбою начертано,
что вода
чересчур холодна.
Знали все
(зачем утешаться
и надеяться на чудеса?) —
в этом климате можно держаться
на поверхности
полчаса,
а потом…
Да ну его к черту!
Все равно не спасется никто…
Капитан
взглянул на девчонку:
– Парни,
ей-то это
за что?!
Мы
пожили не так уж мало,
а она
всего ничего…
Но ведь есть на катере
мачта!
Это ж —
лодка на одного!..
И не надо, сестренка, плакать…
Мы немножко
обманем смерть…
А она:
– Не умею плавать… —
Он:
– Тебе и не надо уметь!..
Мы привяжем тебя,
спеленаем —
не утонешь во веки веков…
Только ты постарайся, родная,
доплыви за нас,
мужиков.
Может, холод взять не успеет…
В общем,
кончим этот базар!
Передашь наши письма на берег.
Приготовься.
Я все сказал…
…Первый написал коротко:
«Извини за почерк —
холодно.
Извини за кляксы —
мокро.
Так и потонуть
можно.
Если
спасенье,
выйди замуж.
Твой Сеня…»
А второй
на лоб сдвинул шапку.
Передал письмо.
Ножкой шаркнул.
А в письме:
«Натаха!
Рыдать погоди!
Слезы
неполезны для красавицы…
Мы еще поплаваем!
Все впереди!
Все впереди,
кроме задницы…»
Третий
к рубке вздыбленной
плечом привалился,
шевелил губами —
широк да невезуч.
То ли – матерился,
то ли – молился,
то ли – что-то важное
учил наизусть.
«Бывшая жена моя,
кончай свою дележку —
простыни-подушки,
чашки-сапоги…
Сбереги Алешку!
Алешку.
Алешку.
Сбереги мне
сына.
Алешку
сбереги…
Знаю, что меня ты
любила
понарошку.
Но теперь —
хоть мертвому! —
перечить не моги:
сбереги Алешку.
Алешку.
Алешку.
Я тебя прощаю.
Алешку сбереги!..»
А четвертый
буркнул нехотя:
– Некому писать!..
Да и – некогда…
…Письма спрятаны в целлофане.
(Лица мокрые,
будто в крови.)
Помолчали.
Поцеловали.
И сказали глухо:
– Живи… —
Подступившие слезы вытерши,
привязали,
сказали:
– Выдержи… —
оттолкнули,
сказали:
– Выплыви… —
И смотрели вслед,
пока видели…
И плыла она по Байкалу.
И кричала,
сходя с ума!
То ль —
от гибели убегала,
то ли —
к гибели
шла сама.
Паутинка ее дыханья
обрывалась у самого
рта.
И накатывалась,
громыхая,
фиолетовая темнота!
И давили
чужие письма.
И волна как ожог была…
Почтальонша,
самоубийца —
все плыла она,
все плыла.
Все качалась
под ветром
отчаянным,
ослепительным,
низовым…
И была она
Чрезвычайным
Полномочным Послом
к живым!
Долгим эхом,
посмертным жестом,
вдовьим стоном
на много дней…
…А потом
вертолетный профектор,
чуть качаясь,
повис
над ней.
Баллада о красках
Был он рыжим,
как из рыжиков рагу.
Рыжим, словно апельсины на снегу.
Мать шутила,
мать веселою была:
«Я от солнышка
сыночка родила…»
А другой был черным-черным у нее.
Черным, будто обгоревшее смолье.
Хохотала над расспросами она,
говорила:
«Слишком ночь была черна!..»
В сорок первом,
в сорок памятном году
прокричали репродукторы беду.
Оба сына,
оба-двое,
соль Земли —
поклонились маме в пояс
и ушли…
Довелось в бою почуять молодым
рыжий бешеный огонь
и черный дым,
злую зелень застоявшихся полей,
Серый цвет прифронтовых госпиталей.
Оба сына,
оба-двое,
два крыла
воевали до Победы.
Мать ждала.
Не гневила,
не кляла она судьбу.
Похоронка обошла ее избу.
Повезло ей,
привалило счастье вдруг.
Повезло одной на три села вокруг.
Повезло ей,
повезло ей,
повезло! —
Оба сына воротилися в село.
Оба сына,
оба двое,
плоть и стать.
Золотистых орденов не сосчитать.
Сыновья сидят рядком – к плечу плечо.
Ноги целы, руки целы – что еще?
Пьют зеленое вино, как повелось…
У обоих изменился цвет волос.
Стали волосы —
смертельной белизны!..
…Видно, много
белой краски у войны.
«Вернуться б к той черте…»
Вернуться б к той черте,
где я был мной.
Где прилипает к пальцам
хлеб ржаной.
И снег идет.
И улица темна.
И слово «мама» —
реже, чем «война»
Желания мои скупы.
Строги.
Вся биография —
на две строки.
И в каждой строчке
холод ледяной…
Вернуться б к той черте,
где я был мной.
Вернуться бы,
вернуться б к той черте,
где плачу я в полночной духоте,
где очень близко
губы и глаза,
где обмануть нельзя,
смолчать нельзя.
Измены —
даже мысленно —
страшны.
А звездам в небе
тесно от луны.
Все небо переполнено луной…
Вернуться б к той черте,
где я был мной.
Не возвращаться б
к той черте,
когда
становится всесильной немота.
Ты бьешься об нее.
Кричишь,
хрипя.
Но остается крик внутри тебя.
А ты в поту.
Ты память
ворошишь.
Как безъязыкий колокол, дрожишь.
Никто не слышит крика твоего…
Я знаю страх.
Не будем
про него.
Вернуться б к той черте,
где я был мной.
Где все впервые:
светлый дождь грибной,
который по кустарнику бежит.
И жить легко.
И очень надо
жить!
Впервые «помни»,
«вдумайся»,
«забудь».
И нет «когда».
А сплошь —
«когда-нибудь».
И все дается малою ценой.
Вернуться б к той черте,
где я был мной.
Вернуться б к той черте…
А где она?
Какими вьюгами заметена?
Хиросима
Город прославился так:
вышел
военный чудак,
старец
с лицом молодым.
«Парни, —
сказал он, —
летим!
Мальчики,
время пришло.
Дьявольски нам повезло!..»
В семь сорок девять утра
все было так, как вчера.
«Точка… —
вздохнул офицер, —
чистенько
вышли
на цель…»
В восемь двенадцать утра
сказано было:
«Пора!..»
В восемь пятнадцать,
над миром взлетев,
взвыл торжествующе
дымный клубок!
Солнце зажмурилось,
похолодев.
Вздрогнули оба:
и «боинг»,
и бог!..
Штурман воскликнул:
«Ой, как красиво!..»
В эту секунду
в расплавленной мгле
рухнули
все представленья о зле.
Люди узнали,
что на Земле
есть Хиросима.
И нет Хиросимы.
Сказка о медных трубах
И довелось испытать ему огонь, воду и медные трубы.
Из старой книги
Жил богатырь на свете.
Претендовал на корону.
Не было у гражданина
ни слабостей,
ни гордынь.
Съедал на обед барана.
На ужин съедал корову.
Был богатырь
что надо!
Сказочный был
богатырь…
Он –
либо
думал: с кем бы сразиться?!
И никакая сила
не могла его удержать…
Князю приходится княжить.
Прачке – с бельем возиться.
Богатырю
приходится
подвиги совершать…
Однажды он въехал в море.
На добром коне.
С разгона.
И там пропадал, —
рассказывают, —
почти до восьми утра.
А утром князю в подарок
привез он Царя Морского.
Люди кричали:
«Браво-о-о!..»
Люди кричали:
«Ура-а-а-а!..»
А богатырь отправился
в Царство Зловонной Гари, —
жажду геройства
новым подвигом утолил.
Огненного Страшилу
голыми взял руками!
(Только усы да брови
чуточку опалил.)
Княжеские глашатаи
на площадях
хрипели.
Был потрясающий праздник!
(Я знаю, что говорю.)
Звонкие трубы пели,
чистые трубы пели,
медные трубы пели
славу
богатырю!
Слушал он эти трубы
в очень достойной позе.
Слушал он их,
внимая
каждой отдельной трубе.
Слушал их днем и ночью,
Вдумчиво слушал.
А после —
разволновался.
И помер.
От уваженья к себе… —
Жил богатырь на свете,
Явно – не самый слабый.
Был богатырь,
и – нету.
Жалко богатыря.
Страшное испытанье:
медные трубы славы!
Соображали предки.
Слов не бросали зря.
Сказка о кузнеце, укравшем лошадь
Был кузнец непьющим.
Ел, что Бог предложит.
То ли от безумия, то ли от забот
он украл однажды у соседа лошадь.
Кузнеца поймали.
И собрали сход…
Дали слово старцу.
Распростер он руки.
Покатились слезы из-под дряблых век:
«Люди!
Я заплакал от стыда и муки!..
Вор
у нас в деревне!
Мерзкий человек!..
Мне стоять с ним больно.
Мне дышать – противно!
Пусть не станет вора на святой Земле!..»
Зашептались люди.
В общем, выходило:
кузнецу придется кончить жизнь в петле…
И тогда поднялся старец
(очень древний!)
От волненья вздрагивал седины венец.
Он сказал:
«Подумаем, жители деревни!..
Что украли?
Лошадь.
Кто украл?
Кузнец!!
Он у нас – единственный!
Нужный в нашей жизни.
Без него – погибель!
Бог ему судья…
Мы,
повесив вора, кузнеца лишимся!
Выйдет, что накажем
мы самих себя!
Вдумайтесь!..»
И люди снова зашептались.
Спорам и сомненьям не было конца…
И тогда поднялся самый главный Старец:
«Правильно!
Не надо вешать кузнеца!..
Пусть за свой проступок он заплатит деньги!..
А поскольку этот разговор возник, —
есть у нас два бондаря.
Двое!
И – бездельники!..
Лучше мы повесим одного из них…»
Умные селяне под домам расходятся.
Курят.
Возвращаются к мирному труду…
Кузнецом единственным
быть мне очень хочется!
Если ненароком
лошадь
украду.
Сказка о добром джинне
Олегу Рудневу
Джинн был добрым.
Из бутылки вылез,
а бутылку
подарил мальцу…
Стражники царёвы подивились:
мимо них
шагнула тень
к дворцу.
Царь,
румяный, как шашлык по-карски,
глянул на волшебника хитро:
– Ты откуда взялся?
– Я?
Из сказки.
– А сюда зачем?
– Творить
добро.
– Значит, будешь требовать в награду
золотишко,
бархату аршин?
Может, дочку царскую?
– Не надо.
Ничего не надо.
Я же —
джинн.
Царь перекрестился на икону,
скипетром покачивая в такт,
и сказал сурово:
– Нет закону,
чтоб добро творили
просто так!..
Засмеялся джинн.
Подался в город.
И —
покрытый копотью лучин —
он сначала
уничтожил голод,
грамоте мальчишек научил,
лес дремучий вырубил без страха,
запросто остановил чуму…
Люди относились к джинну
странно
и не очень верили ему.
Их одно лишь интересовало:
– Все-таки скажи,
открой секрет…
Сам-то ты
неужто без навара?
– Я же джинн!
– Ну-у, это не ответ!
Не бывает так…
Добро приносишь.
Бедным помогаешь задарма.
Ничего себе взамен
не просишь…
Понимаешь? —
Дураков нема.
Джинн
засеял рожью поле брани.
(Люди ночью
эту рожь
сожгли.)
Рассыпал он истины.
(Не брали.)
Планетарий выстроил.
(Не шли.)
Джинна избегали.
Джинна гнали.
(Дважды
чудом спасся от толпы!)
Дружным хором
джинна проклинали
пасторы,
раввины
и попы.
Хаяли в костелах и в мечетях,
тысячами
шли на одного!..
Джинн бы умер
в тягостных мученьях,
если б
не бессмертие его.
И, устав от мыслей раздраженных,
плюнул джинн
на непонятный мир…
И решил он
разводить крыжовник:
ягоду,
в которой – витамин.
Для себя!..
Над хутором заброшенным,
над последней страстью чудака
плыли —
не плохие, не хорошие —
средние
века.
Отрывки из блокнота
Американская критикесса, серьезная дама: сейчас не пользуются популярностью пьесы в 3-х актах. Ибо у нас 1-ак-тная жизнь.
У нас эпоха зрелищ без хлеба.
Из души, которая так слаба
я – по капле —
выдавливаю раба.
Раба —
и, значит, преступника —
выдавливаю, как из тюбика…
А он говорит мне,
как эхо судьбы:
– Послушай,
а если мы оба – рабы?
А что, если ты,
гордясь и сопя,
по капле выдавливаешь
себя?..
Сначала позвонил помощник Очень Важного Лица.
К телефону подошла жена. Помощник назвал ее по имени-отчеству и спросил: «Будет ли Ваш муж дома от 17 до 18 часов?.. Пожалуйста передайте, что звонили от такого-то…»
Приходишь домой и узнаешь эту новость. Делаешь равнодушный вид (мол, подумаешь, обычное дело). Хотя внутри что-то екает. Равнодушного вида не получается. Ждешь, волнуешься, – (почему?) – на часы поглядываешь чаще, чем нужно. (Ну почему? Бред какой-то! Не будь идиотом!..) Странная гордость, смешанная со страхом, охватывает тебя. (Дважды идиот!)
И вот – звонок. Вроде бы обыкновенный, но ты сразу догадываешься: оттуда … (Ах, телепат хреновый! Внебрачный внук Ванги…)
«Это такой-то?.. Здравствуйте! С Вами будет говорить…»
Дальше – небольшая пауза. Государственная тишина в трубке. А ты чувствуешь себя пацаном. (Господи, да что с тобой? Опомнись! У тебя же дети, внуки!..)
«Здравствуйте! Я хотел бы сердечно поблагодарить Вас за очень нужные стихи…»
Он продолжает говорить, а ты уже не ты, совсем не ты.