Лучшие стихи и песни
Шрифт:
Отрывки из блокнота
Историк смотрит на людей прошлого, и в это же самое время эти люди смотрят на него…
Впадаем в детство,
впадаем в смерть.
Впадаем в память
живых людей.
Слово вымученное,
память выборочная.
то, что хотел забыть,
не забывается.
Мудрость
…будет белый снег на землю падать,
мы когда-нибудь вернемся в нашу память
и окажемся, хотя бы на мгновенье,
молодыми, невозможно молодыми…
В Риме на Виа-Венето фашисты (достаточно молодые) раскидали листовки: «За национальное единство!..», «Против хаоса, именуемого демократией…». Как похоже!..
Бедные дети, если бы они знали, что делали отцы во имя их счастья.
Сталин живет во многих из нас, как осколок с войны. Жить с ним трудно, а операцию делать поздно. Риск.
Они за рубежом говорят: вы нас обманули. Мы вас так любили, так верили… Обижаются всерьез. Основа на слова. Миф и реальная жизнь. «С жизнью делайте всё, что хотите, но не разрушайте миф». Может быть и так. Но какой же фокусник нужен, чтобы на глазах у публики вынимать из ящика несовместимые предметы. Один сказал: «Мне сейчас стыдно, что я учил русский язык, после того, что я прочитал в ваших сегодняшних газетах о Сталине».
Нельзя делать общее счастье страны, народа, нации из персональных несчастий. «Выше счастья Родины нет в мире ничего»… Правильно, но когда говорят, если родина счастлива, то неважно, счастлив ли ты. Счастливы от этого порядка лишь руководители. Ибо всё идет как надо.
«Взять город к Дню Советской Армии или к 7 ноября… Или, как Берлин, к 1 мая…» Взяли второго. Обидно?
Каждый праздник мы любим встречать новыми победами…
«Перевоевали» войну. А разве мы не перевоевываем жизнь?
Отгадывают прошлое, фантазируют о нем, строят планы.
Подчистки в биографии поколения, в биографии страны. «Как невесту, родину мы любим». А биография невесты (и ее ближайших родственников) должна быть незапятнанной, идеальной. Так и старались.
Следователь при Сталине это, прежде всего, огромный физический труд. Как грузчик, землекоп, лесоруб. Надо было работать физически.
Все вместе мы жили там, где все было прекрасно, а вот каждый, взятый сам по себе, почему-то жил там, где имелись «отдельные недостатки».
Итак:
Мы – люди – так и говорим: «из тьмы тысячелетий…», «из тьмы веков…».
Почему-то нам до сих пор нравится, что там – тьма.
«Тьма»?! Будто бы!
Да пусть будет благословенной «тьма», в которой появились, оформились библейские нравственные принципы! Я уж не говорю о высочайшей культуре – фантастической, потрясающей культуре!..
Однако мы не успокаиваемся. Мы опять повторяем: «с высоты сегодняшнего дня…» Так и хочется прошептать: «Из глубочайшей ямы сегодняшнего дня мы, запрокинув головы, вглядываемся в бездонную высоту прошлого…»
… что ни говори, а «разрушать до основанья» мы умели…
Начали с разрушения человеческой души и достигли в этом деле, пожалуй, самых больших успехов…
Ах, как хочется сегодняшнее понимание, сегодняшнюю осведомленность о прошлом незаметно распространить на себя – тогдашнего. Дескать, я и тогда видел, и тогда знал, а если не знал, то догадывался. Нет, неправда. Не знал, не догадывался.
Своеобразные способы определения людей.
У грузчиков, доставляющих в квартиры различные тяжести – шкафы, рояли, серванты и т. д., хозяева делятся на две категории:
на тех, которые говорят: «Осторожно! Руки!»
и на тех, которые говорят: «Осторожно! Мебель!!»
«Немец» – т. е. немой.
Именно так называли западных иноземцев на многих славянских языках. Понятно почему: этот человек вроде бы внешне похож на меня, а мычит и бормочет что-то непонятное. Как наши немые. Значит, он больной.
А я – здоровый. Я – точка отсчета, истина, окончательный суд.
Мой четырехлетний внук посмотрел по телевизору информационную программу и пришел ко мне.
– Ну, что? – спросил я. – Какие новости?
– Новости просто отвратительные…
Я засмеялся, услышав в голосе внука интонацию его отца.
– И что будем делать? – спросил я.
Внук вздохнул и ответил:
– Будем рисовать!..
Тот, кем я был тогда, в январе пятьдесят третьего года, был голоден и счастлив. Счастлив своей фанатической верой в то, что писали газеты и о чем вещало радио.
Я и в «вейсманистов-морганистов» поверил с ходу. Хотя знания мои по этой проблеме не превышали уровня карикатур в журнале «Крокодил».
Но то, что «вейсманисты-морганисты» отвратительны, было понятно каждому. Сами посудите: наш советский народ нуждается в хлебе, мясе, молоке, а ЭТИ – ученые! академики! – каких-то мух в пробирке выращивают! Не смешно ли?!
Поверил я и во врачей-отравителей». Ну, как же – они даже Горького отравили! Говорят, предложили перекрасить стены в его кабинете, а в краску намешали отравы. Вот он эту отраву вдыхал, вдыхал и – конец… Так что «врачи-убийцы» были для меня вполне реальным фактом… (Господи, да как же я мог думать такое?! Ведь у меня родная мать всю свою жизнь работала врачом!)