Лучшие страхи года
Шрифт:
Рука Дэнни тряслась так, что могла бы расщепиться надвое. Сейчас ей было холодно в этой влажной и жаркой квартире, и ее бедра дрожали. Нед сунул Дэнни выпивку, положил руку ей на плечо, коснувшись воротника, и провел вдоль ключицы влажным кончиком пальца. Дэнни вздрогнула и плеснула себе в глотку джина, но Нед забрал у нее бокал и начал вылизывать ей ухо. Зубы звякали о жемчужную сережку-гвоздик, раскаленное дыхание отдавало тлеющим креозотом и керосином, а когда он потянул за завязки кофточки, Дэнни расплакалась. Нед навалился на нее сверху, его руки были заняты пряжкой ремня и брюками, и наконец те упали на туфли, спутав лодыжки. Он зажал в кулаке гриву ее волос и дернул вниз, прижав Дэнни лицом к своему паху. Подол его льняной рубашки упал ей на плечи, а сам он
Дэнни с усилием поднялась и побрела к выходу. Дверь была заперта, и она, давясь слезами, рванула цепочку и дернула засов. Сквозь тонкую перегородку и гром воды в ржавых трубах доносились проклятия Неда. Дэнни рывком распахнула дверь и тут же потерялась в похожем на пещеру холле, стены которого с безумной скоростью раздвигались. Дверной проем позади зиял, как отверстый зев пещеры, а окна были как дыры, как норы. И Дэнни покатилась вниз по лестнице.
Она лежала, скорчившись, сырой бетон врезался ей в затылок и сдавливал ноги. Призрачное свечение покрывало тенями пегие стены узкой лестницы и превращало каракули граффити в загадочные письмена. Медь и соль наполнили рот. Голова была тяжелой и мутной, и, когда Дэнни приподняла ее, в глазах заплясали кометы. Прямо перед ней зигзагами порхала моль, устремившись по какой-то безумной ломаной линии к голой лампочке под потолком. Лампочка была бурой от пыли и сигаретного дыма. Из мрака лестничной площадки выступила тень: тонкий, черный как смоль силуэт, дрожавший по краям, как пары бензина.
— Мамочка? — Тихий голос разнесся эхом, знакомый и странный, голос ребенка или кастрата, заставив затрепетать все у нее внутри.
— Боже, — сказала Дэнни, и ее снова стошнило — прямо на шершавую поверхность стены.
Фигура превратилась в две, потом в четыре, и уже целая толпа вроде бы детских силуэтов собралась на лестничной площадке. Бледный ореол бурой лампочки потускнел. Дэнни откатилась в сторону и, повернувшись на живот, поползла…
10 августа 2006 г.
Полиция обнаружила Дэнни в полубессознательном состоянии в переулке позади дома-пакгауза. Она мало что понимала из того, что ей говорили, и не могла решиться открыть все подробности своего ночного приключения. Меррилл отвезла ее в кабинет первой помощи, и после двухчасового ожидания вымотанный хирург нашел у Дэнни несколько нехороших ушибов, незначительных рваных ран и прокус на языке. Сотрясения, впрочем, не было. Он вогнал десять скоб ей в кожу головы, выписал рецепт на болеутоляющее и отослал домой с предписанием явиться через двенадцать часов на повторный осмотр.
Когда они наконец благополучно устроились дома, Меррилл укутала Дэнни в одеяло и заварила чайник зеленого чая. В последнее время Меррилл увлекалась фэн-шуй и китайскими целебными травами. Еще не вполне рассвело, поэтому они сидели в полумраке. Взаимных упреков не последовало, но Меррилл, похоже, впала в панику. На ее лице застыло угрюмое выражение вины и беспомощности, вызванное явным проколом, допущенным в ее миссии защитника. Дэнни потихоньку задремала, поглаживая руку подруги.
Когда она снова очнулась, только наступил полдень и Меррил гремела кастрюлями на кухне. За тарелкой горячего супа с лапшой Меррилл объяснила, что отпросилась с работы, сказав, что пару дней поболеет. Она считала, что нужно сходить проверить, как там череп Дэнни, а потом взять парочку фильмов, залечь на диван с попкорном и предаться решительному ничегонеделанию. Ну а завтра будет подходящий день, чтобы пройтись по магазинам и поискать какую-нибудь азиатскую гравюру — повесить в их ужасающе голой прихожей.
Меррилл вызвала такси. Дождь хлестал по окнам автомобиля, и Дэнни под стук «дворников» клевала носом, пытаясь игнорировать взгляд водителя, который ловила на себе в зеркале заднего вида. Шофер был совершенно не похож на свое изображение на размытом снимке — лицензия с фото была прикреплена к ветровому стеклу. На снимке его лицо цвета жженого тика было покороблено, как разъеденный кислотой пластик.
Они приехали в госпиталь, зарегистрировались и прошли по извилистым внутренностям гигантского старого зверя в отделение радиологии. Женщина в белом халате впрыснула в бедро Дэнни красящее вещество, погрузила ее внутрь холодной сияющей машины размером с хлебный фургон и велела держать голову неподвижно.
Из скрытого динамика жужжал голос техника, омерзительно близкий, как заползшее в ухо насекомое. Когда резиновые перфораторы в стальной раковине начали работу, Дэнни закрыла глаза и увидела Верджила и Кита, машущих ей сквозь выпуклое стекло кабины. Пропеллер вращался так медленно, что она могла проследить за оборотами.
— Доктор говорит, результат отрицательный. — Техник прижимала пластины со снимками мозга Дэнни к слегка мерцавшей панели с подсветкой. — Видите? Никаких проблем.
Алый рубец на стене спальни засох и стал черным. Полоса черной кислоты разъедала штукатурку, пока стена не раскрылась, повернувшись на гладких, бесшумных петлях. Багровая тьма пульсировала в разломе. Белые листья осыпались и шли ко дну, каждый — утраченное лицо. Тени медленно сгущались, принимая человеческий облик. Призрачный человек заметил Лэнни, протянул к ней руки и коснулся ее, при этом его ноги-тени не сдвинулись с места.
Меррилл поблагодарила женщину в той отрывистой манере, которую она приберегала для людей, вызвавших у нее неприязнь, и покровительственно обняла подругу за плечи. Дэнни уже приняла дополнительную дозу транквилизаторов, чтобы сгладить острые грани. Реальность стала сливочной тянучкой.
«Пролей свою кровь, и они вернутся к тебе», — сказала тогда Норма и прижала свой кровоточащий палец ко рту. Ее глаза были холодными и темными, как у стервятника.
Бобби и Лесли совокуплялись на скрипучей кровати. Лихорадочный ритм постепенно замедлился, и они начали сливаться и таять, покуда плоть не стала липкой лужей масла и жира с клочками волос. Явились фотографы-криминалисты, стрекоча и щелкая, с глазами еще более мертвыми, чем объективы их камер. Они курили сигареты в прихожей и болтали с полицейскими в штатском о бейсболе и телках. Все они ели сашими на обед и лапшу на ужин, брали работу на дом и слишком много пили.
Лесли застыла пятном на простыне, ее родители были давно мертвы, так что она совсем скоро станет всего лишь номером дела и будет забыта в картонном ящике хранилища. Но пока она все еще стояла в дверях мрачной громады безымянного здания. Стояла, слегка согнув одну ногу, почти силуэт, обнаженная и прелестная, как с картины Боттичелли. Чьи-то руки — одни, без тела — обхватили ее из-за спины, и крупные мускулистые кисти баюкали ее груди. Она кивнула — ничего не выражающее лицо, как посмертная восковая маска, — и отступила назад в черноту. Железная дверь закрылась.
Мозги у Дэнни были в порядке. Никаких проблем.
Меррилл забрала ее домой и приготовила ей ужин. Жареных цыплят — Дэнни полюбила их с тех времен, когда как-то раз занималась исследованием миграционных повадок трех видов арахнид в одном южном институте, где кормили дважды в день — завтраком и ланчем.
Дэнни то и дело погружалась в сон, убаюканная отрывистыми вспышками телевизора.
Она ворочалась и несла чепуху — к счастью, слишком одурманенная, чтобы страдать от неловкости. Меррилл помогла ей добраться до постели, подоткнула одеяло и поцеловала в губы, желая спокойной ночи. Дэнни была удивлена теплом ее дыхания, ее нежностью. Затем она заснула тяжелым сном, лицом вниз уплывая в багровую тьму — околоплодные воды тайного мира.