Лучший исторический детектив
Шрифт:
Лиля от ужаса подскочила на тюремной койке. Это был всего лишь кошмарный сон. Но был столь явственен, что Лиля долго не могла усмирить бешеное сердцебиение. Она пыталась успокаивать себя, что всё то, что ей приснилось, было не на самом деле, а она всё также в своей камере. Но в глубине души она понимала, что однажды этот момент настанет для неё…
До рассвета Лиля уже не смогла уснуть.
Его Императорское Величество Государь Император Николай II проснулся рано. За окнами было темно, в Александровском дворце Царского Села стояла тишина — все ещё спали. Он попытался было уснуть, но не получалось. Поворочавшись некоторое время, он понял, что ему больше не уснуть. И тогда он поднялся с постели и пошёл заниматься государственными делами. В его кабинете накопилось много неоконченных дел, разных бумаг, которым надо было дать ход.
Государь любил такое предутреннее время суток, когда во дворце было тихо и безлюдно. Они с семьёй вообще предпочитали покой, потому уединились, отошли от света, от его суеты и соблазнов. Жили здесь, в Царском Селе, а не в столице, дабы жить в спокойствии подальше от интриг обитателей Зимнего Дворца.
Во дворце стоял не только предутренний полумрак, но и было весьма прохладно. За ночь помещения остыли. Хотелось согреться возле чего-нибудь тёплого. Государь распорядился кликнуть истопника, чтобы он протопил печь.
Из головы не выходила мысль о приговорённой к смертной казни девице. Государю доложили, что смутьянка провозгласила себя членом царской семьи, подбивала народ к свержению царствующей особы и готовилась сама занять трон. За покушение на власть суд приговорил её к смерти. Так-то оно так, вроде бы всё правильно, но ведь нехорошо девиц на казнь отправлять. Но когда Николай II поинтересовался у докладывавшего ему шефа полиции, возможен ли другой исход этого дела, тот решительно запротестовал:
— Никак нет, Ваше Величество. Дама сия особо опасна, имела много контактов по всей империи, смущала народ противоправными речами и призывала к незаконным деяниям. К тому же, уличена в грабежах банков, которым нанесла огромный ущерб. Потому для урока всем должно восторжествовать правосудие. Все должны знать, что преступления такого рода наказуемы самым строжайшим образом. Опять же, злоумышленница ловка и опасна, может сбежать и продолжать своё чёрное дело.
Государь был смущён создавшейся ситуацией. Он был уверен, что в его стране не подобает подвергать женщин смерти. Ведь есть и другие виды наказаний. Но его убедили, что сбежавшая преступница заставит вновь гоняться за ней по всей империи, но на сей раз она будет намного хитрее и изворотливее. Доблестные сыщики, которые много времени и усилий положили на поимку самозванки, будут разочарованы, если окажется, что Государь помиловал того, кто желал его свержения и планировал занять его место на троне. Если Государь оставит жизнь ей, то это будет означать, что в любой момент сыщиком вновь придётся ловить самозванку.
Пришёл старый Матвей Игнатьич и стал возиться с печью. Он развёл в ней огонь, затем подбросил дровишек. Государь наблюдал за действиями старика. Несмотря на возраст, тот был проворен и умел в своём деле. Вскоре дрова весело потрескивали в печи, переливаясь красноватыми огоньками. Государь поднёс руки к огню, пытаясь согреть их. Он сидел рядом с Матвеем Игнатьичем, не считая это ниже своего достоинства. Он был прост в общении с людьми.
— Игнатьич, а ты давно работаешь у нас истопником? — поинтересовался Государь.
— Да уж давненько, Ваше Величество, — ответил он. — Прежде-то я на егерской службе состоял ещё у батюшки вашего, да и дедушку вашего застал, благословенного освободителя нашего, Александра Николаевича. А уж потом, как стало мне с егерскими обязанностями тяжело справляться, меня сюда и перевели.
— Так ты деда, значит, моего знавал?
— Так точно, Ваше Величество, знавал, — подтвердил Игнатьич.
Государь Николай Александрович уже чувствовал приятное тепло, волнами расходившееся по замёрзшему телу. Эта блаженная нега расположила его к откровенности.
— Интересно, а каким мой дед был в молодости? Тут давеча новости такие мне сказывали, будто у моего деда был внебрачный сын. Где-то под Гродно жил. Потом у него появилась дочь, которая теперь, после его смерти, претендует на престол, мол, она законная наследница, потому как её отец был старшим сыном моего деда. Главное, что документы у неё есть. Письма на гербовой бумаге с именными печатями, ещё там что-то. Ей уже правосудие вынесло приговор, а я вот сомневаюсь: если она наша родственница, если в ней течёт наша кровь, имеем ли мы право судить её? Может, её надо всего лишь ввести в семью, приблизить к себе? Может, в её действиях всего лишь обида на то, что она и её отец жили без полагающихся им привилегий? Разрывает мне это душу — не могу согласиться с приговором этой девушке, вдруг она действительно родственница нам? А юриспруденция говорит, что надо наказывать тех, перешёл черту. Иначе злоумышленники почувствуют слабинку и начнут облыжные действия. Вот что мне делать? Посоветуй, старик. И женщин казнить скверно, и оставлять преступление ненаказанным нельзя, и к тому же родственница, хоть и недружелюбная…
Игнатьич хлопотал у печи, подбрасывая поленья в разгорающийся огонь, и как-то между прочим произнёс:
— Под Гродно? Знаю я эту историю, Ваше Величество. На моих глазах всё это происходило. Я так и знал, что это боком вылезет, что всё это не пройдёт просто так. Да ведь я простой человек, разве смею я своё мнение высказывать? А вот поди ж ты, так и вышло.
— Ну-ка, ну-ка, расскажи мне подробнее, что там происходило, — нетерпеливо произнёс Государь.
— Молодые мы тогда были, — начал свой рассказ Игнатьич, — и благословенный наш Александр Николаевич, тогда он ещё цесаревичем был, и его друзья из лучших семей, тоже молодые и горячие были. Да и я тоже возле них был, тоже парень был молодой. Так вот однажды на охоту поехали молодцы. Там, как водится, извиняюсь, выпили. Языки развязались, смелыми стали некоторые. Вот и зашёл промеж них разговор: хорошо, говорят, вам, Ваше Высочество, все вас любят и обожают. Стоит вам где появиться, как все готовы припадать к вашей длани и выполнять каждое ваше желание. А дедушка ваш, благословенно будь его имя, и говорит: не желаю, мол, чтоб меня любили только за титул и положение в обществе. Хочу, чтоб меня любили за то, что я есть на самом деле, за мою душу, за мои поступки. И не надо, чтоб меня любили все, так не бывает, пусть любят немногие, но искренне и честно, а льстивых и лицемерных не желаю вокруг себя видеть. А те толкуют своё: не будет такого никогда, потому как вы — цесаревич и станете государем, потому все будут выражать своё почитание. И будут вокруг вас всегда только льстецы и лицемеры. Они будут притворяться, изображать поклонение, а на самом деле будут завидовать и презирать. Выпили ещё, а там слово за слово, и наш юный Александр Николаевич и говорит: а вот вы судите о монаршей доле, а не знаете, что это такое. В том-то и беда, что окружены мы сплошь притворщиками и угодниками, попробуй тут разберись, где тебе правду говорят, а где лгут, заводя в западню. Ещё выпили. Один из присутствующих там, молодой граф Осенин возьми да и скажи дедушке вашему: а я, мол, имея такую власть, как у вас, готов был бы жить хоть и среди льстецов. Ещё по одной выпили, дедушка ваш и ответствует ему: а ты попробуй. Дам я тебе такую возможность. Мол, давай, ты побудешь в моей шкуре, называйся моим именем, узнаешь, что такое быть цесаревичем… Вот так, под винными парами и родилась эта идея. Осенин стал именовать себя наследником престола. Потом они попали в один графский дом, где их радушно принимал глава семейства, генерал. Осенин называл себя цесаревичем, принимал на себя всё внимание, а сам бесстыже глазел на дочь хозяина дома. Он её и соблазнил, а потом ещё письма ей писал на гербовой бумаге с печатями, это ему Александр Николаевич позволили использовать, для них это была игра, забава. Но когда оказалось, что обманутая девица беременна, игра закончилась. Осенин прекратил всяческую связь с ней, так и не сказав ей правды. Что уже там дальше было, мне неизвестно, а только я так и думал, что однажды появятся «наследники», называющие себя претендентами на престол, ведь у них на руках остались письма на гербовой бумаге с царскими печатями — это же неоспоримое доказательство. Вот такая вот история приключилась.
— Значит, говоришь, обманули девицу? Некий Осенин соблазнил её под именем моего деда?
— Так точно, Ваше Величество. Именно так всё и было.
— Где этот Осенин сейчас?
— Давно его нет в живых. Вскоре же после той истории не стало. Горячего нраву был молодой человек, где-то и схватил пулю. Стрелялся вроде тайно, дуэли-то запрещены были уже, а он нет, всё равно на своём стоял, буду стреляться и всё. Ну и застрелили его.
Вот значит как дело было! Вот так случайно Государь Николай Александрович открыл тайну дела, прогремевшего на всю империю.
Лиля ждала исполнения приговора. Суд был недолгим и вынес ожидаемое решение: смертная казнь. Она знала, что теперь ничто не изменит её судьбу. Она готова была принять свою участь и не писала прошений о помиловании. Ожидание казни было томительно жестоким. Она вскидывалась от каждого звука, каждого шороха — казалось, за ней идут, чтобы отвести на казнь. Откуда-то она знала, что казни производят на рассвете. Поэтому она боялась засыпать, зная, что пробуждение может совпасть с приглашением на смерть.