Лучший из лучших
Шрифт:
А начинался этот день так многообещающе! Она проснулась в пять утра полная бодрости, энергии и уверенности в успехе. В таком настроении даже мысли о поездке в аэропорт, об ожидании рейса, о необходимости арендовать автомобиль по прибытии на место были неприятны. Она самоуверенно решила, что восемьсот миль не являются непреодолимым препятствием для ее новенького «форда», а несколько часов на шоссе к тому же позволят лучше обдумать предстоящую встречу. Но энтузиазм начал резко убывать уже после первых ста миль.
Длинные вереницы гигантских большегрузных трейлеров, мчащихся на максимальной
И вот бесславное завершение. Так ничего и не добившись, напрасно преодолев этот утомительный путь, она сидела в темноте в незнакомом месте и дрожала от усиливающейся прохлады, а мысли ее были заняты Ником Тэрренсом. Она вспоминала его широкие плечи, мускулистую грудь, стройные, сильные ноги, покрытые бронзовым загаром, светлые, чуть вьющиеся волосы и синие-синие глаза с длинными ресницами.
Лорена попыталась сосредоточиться на том, что же ей делать дальше. В первую очередь ей был нужен номер в приличном отеле, горячая ванна и хороший ужин для восстановления сил и поддержания утраченного духа. Но, увы, был вечер пятницы, и, конечно, ни один из отелей, попавшихся ей по пути, не мог похвастаться свободными номерами. Мысль провести ночь на заднем сиденье «форда» заставила ее расплакаться от жалости к себе и бессилия, и она осталась сидеть, не двинувшись с места.
Ник раздраженно уселся в кресло и, плеснув в бокал немного коньяку, сделал глоток.
— Проклятье, уж не собирается ли она просидеть так всю ночь? — пробормотал он.
Обычно пара глотков «Реми-Мартэна» снимала остатки дневной усталости и напряжения и позволяла переключиться на приятные мысли об ужине. Обычно, но не сегодня. Он отвык от постоянного общения с женщинами, лишь изредка приглашая ту или другую по своему выбору и заранее давая понять, что свои проблемы они должны оставить за порогом его дома. Он сделал еще пару глотков. Да, «Реми-Мартэн» был определенно хорош. Ник слегка поболтал в бокале янтарную жидкость и вдохнул тонкий аромат. На дне третьего бокала лежало туманное забытье. Но такое решение проблем его уже давно не прельщало — ведь утром то, от чего он пытался ускользнуть, возвращалось, отягощенное мучительной головной болью.
Он выключил свет и подошел к огромному окну гостиной, выходящему на озеро. Даже в темноте можно было различить силуэт в светлом платье. Казалось, что за последние полчаса женщина ни разу не пошевелилась, являя собой картину полного и безысходного отчаяния. Ника раздражала собственная неспособность выкинуть из головы все мысли о ней. Но если бы ее бросил муж, кто-то обманул или ограбил, он не стоял бы сейчас в раздумье у окна. Образы крошечного беспомощного младенца и отчаявшейся молодой матери тревожили его. Сможет ли он спокойно жить, работать, купаться, загорать и, главное, продолжать считать себя порядочным и достойным уважения человеком, если сейчас позволит этой женщине уйти, откажет ей в помощи?
Да, у него были все возможности взяться за это дело — старые связи на разных уровнях, многолетний опыт, обширные знания психологии самых разных типов преступников. Бывший старший инспектор Николас Тэрренс полностью отдавал себе отчет в том, что не установленный распорядок жизни, не работа над книгой и уж конечно не равнодушие к горю молодой женщины сдерживали его. Страх потерпеть неудачу заставил его повернуться спиной к незнакомке, и только этот страх заставлял его стоять у окна и смотреть в ночь, ничего не предпринимая. Он отказывался пережить второй раз то, что давно и безуспешно пытался забыть…
Побродив по дому, Ник вернулся в темную гостиную и снова подошел к окну. Когда глаза привыкли к темноте, он с удивлением обнаружил, что берег озера опустел.
Ну что ж, значит, она все же сдалась. Наверное, решила поехать еще к кому-нибудь. Это и к лучшему, подумал Ник. Теперь он мог отправиться в кухню и заняться ужином, стараясь заглушить язвительный шепоток неспокойной совести.
Кухня внушала уважение… Видно было, что хозяин серьезно относится к кулинарному искусству: длинный рабочий стол был уставлен самыми последними чудесами бытовой техники. А огромная стеклянная стена позволяла любоваться рассветом, занимаясь приготовлением завтрака.
Ник открыл дверцу холодильника и задумался. Но робкий стук дверного молотка прервал его размышления. Бормоча проклятия, не принятые в приличном обществе, и зная заранее, что его ожидает, он прошел в холл.
— Пожалуйста, — с трудам проговорила Лорена, едва не упав прямо на пороге, когда он открыл дверь.
Поддерживая непрошеную гостью за локоть, Ник повел ее в гостиную. Его поразили хрупкость, бледность, ледяная кожа и выражение безнадежной беспомощности в темно-карих, почти черных глазах Лорены.
— Мне следовало догадаться, что вас не смыло набежавшей волной, — проворчал он.
Ник усадил ее в кресло, укутал шерстяным пледом и занялся разведением огня в камине. Когда показались первые робкие языки пламени, он повернулся к Лорене, взглянул на ее изможденное лицо и строго спросил:
— Вы когда в последний раз ели?
— Не помню. Кажется, утром где-то выпила чашку кофе, — сказала она, равнодушно пожав плечами.
— Я имею в виду настоящую еду.
— Вчера вечером ужинала в ресторане с подругой.
Ник вздохнул и вышел из комнаты. Вернувшись через несколько минут с горячим пуншем, он увидел, что гостья уснула. Он поставил бокал на столик рядом с креслом, подбросил в разгоревшийся огонь еще одно полено и, облокотясь на каминную полку, задумался.
За три года, проведенных в уединении на озере, Ник привык заботиться только о себе, отвечать только за себя и, самое главное, отчитываться только перед самим собой. Однако он не настолько зачерствел от одиночества, чтобы не откликнуться на беду Лорены. Любой полицейский — а особенно он — знает, что поиски пропавшего ребенка налагают тяжкое бремя ответственности. И Ник боялся этой ответственности, боялся не оправдать доверия женщины, приехавшей именно к нему, потому что кто-то назвал его «лучшим из лучших».