Лучший книжный парень
Шрифт:
— За что ты так сильно его любишь?
— Мне нравится, что он хорошо разбирается в Брайони, он понимает ее лучше, чем она сама себя понимает. Мне нравится их фальшивое свидание, потому что на один вечер они теряют бдительность. Они ведут себя так, будто притворяются, притворяются друг для друга, но каждое их слово — правда, и когда они, наконец, оказываются за закрытыми дверями, секс становится незабываемым.
— Помню, — говорит он на грубом выдохе. — Не думаю, что Мэттью Брейверман продается на «Амазон».
— К сожалению, нет, но девушка же может мечтать. Что ты делал на свое тридцатилетие? — спрашиваю
— Вовсе нет, мне тридцать три. Когда мне исполнилось тридцать, мы не смогли многого сделать, но я поужинал с Хизер в больнице.
— О Боже, прости, я не подумала.
— Все в порядке. Это было по-своему особенное событие. — Люк складывает руки на груди, расправляя плечи. — Одна из ее подруг приготовила для нас ужин и удивила меня, когда я пришел в часы посещений. Медицинский персонал закрыл на это глаза и позволил мне задержаться допоздна. Мы вместе посмотрели «Дневник памяти».
— Классика.
— Это был ее любимый фильм. Особенно ближе к концу, она смотрела его почти каждый день. Думаю, ей было очень приятно видеть, как пара состарилась вместе.
— Черт.
— Ага, для меня он был своего рода пыткой.
Наверное, сейчас не лучшее время говорить ему, что, по-моему, Ноа в некотором роде сталкер, и то, как он уговорил Элли пойти с ним на свидание через манипуляции — это полный бред. Я заканчиваю вытирать столовые приборы и молча убираю их обратно в ящик. Сейчас только восемь часов вечера, впереди нас ждет великолепная часть книжного марафона, но мое настроение изменилось после всего этого неловкого общения о дне рождения.
— Что хочешь прочитать следующим?
— Уже поздно, я, пожалуй, пойду, — говорит он, отталкиваясь от стойки и заключая меня в объятия. Его прикосновение застает меня врасплох, и я ничего не могу поделать, кроме как раствориться в нем. Я прижимаюсь щекой к его груди и вдыхаю его запах, едва уловимую смесь ароматов стирального порошка, кофе и специй на его коже. Мое дыхание сливается с его дыханием, и я слегка наклоняюсь влево, прислушиваясь к ритму его сердцебиения. Меня уже очень давно никто так не обнимал. А может, вообще никогда.
— Уверен? — шепчу я. Пожалуйста, не уходи.
Люк поднимает голову, и я следую за ним, пока не оказываюсь с ним лицом к лицу, грудь к груди, живот к животу.
— Думаю, на сегодня с меня хватит романов.
Его пальцы сжимают мое плечо. Подушечкой большого пальца он проводит линию по моей шее. Низкий стон и подергивание его губ заставляют меня задуматься, чувствует ли он, как сильно я его хочу, написано ли это у меня на лице. Если бы у меня был пенис, я бы уткнулась им ему в бедро. Мой живот опускается, когда мои бедра подаются вперед, и я понимаю, что у него та же проблема.
— Я сам выйду, — говорит он, отстраняясь. Это был легчайший поцелуй, может, даже не поцелуй, а просто шепот его губ у линии моих волос. Затем он отстранился. — Продолжай читать.
— Хорошо.
Каждое мое нервное окончание напряглось. Я пытаюсь устроиться поудобнее в кресле и краем глаза наблюдаю за входной дверью, пока Люк собирает свои вещи. Я приветливо машу ему рукой, когда он выходит, но в ту же секунду, как слышу
Глава 20
Люк
Я просыпаюсь болезненно твердый. Почти уверен, что так было всю ночь, несмотря на то, что, вернувшись домой, я облегчился в душе, прижавшись лбом к стене и прокручивая в голове сцену из «Романа на десять ночей».
Секс — горячий.
Секс на балконе. Очень горячий.
Секс на балконе под проливным дождем. Невероятно горячий, хотя в реальности, наверное, холодновато.
Секс на балконе под проливным дождем, с пониманием того, что сосед может вас видеть, только тогда, когда этот сосед начинает отдавать тебе приказы «трахай ее, пока она не закричит». Это вызвало такой уровень возбуждения, о котором я даже не подозревал.
Я никогда не был эксгибиционистом, но прошлой ночью я мог думать только о том, как бы вот так взять Кару. Мысль о том, чтобы так ее завести, что это заведет кого-то еще, заставила меня кончить в считанные минуты. Из-за этих книг я веду себя как похотливый школьник.
Ну, я виню во всем книги, но в глубине души я также знаю, что это из-за Кары. Именно ее я представляю себе, когда начинаю дрочить и думать о сексе в метель, в конюшне, в припаркованной машине на темной аллее. Она пробудила во мне что-то такое, без чего, как мне казалось, я прекрасно раньше обходился.
Я мог бы остаться и читать с ней всю ночь напролет. Я представил, как мы в конце концов растянемся на ее диване, она на одном конце, я на другом, сплетя наши ноги. Я представил, как проведу большим пальцем по ее лодыжке, медленно поднимаясь вверх по икре.
Именно из-за этих мыслей я и должен был уйти. Я не мог больше вынести ни минуты, когда во мне нарастали совершенно недружественные побуждения.
Я переворачиваюсь на бок и тянусь к пустой половине кровати, желая, чтобы она была здесь. Я снова влюбленный подросток, прижимающий подушку к груди, чтобы заполнить ее пустоту. Я изо всех сил стараюсь поддерживать дружеские отношения, но, проведя с ней целый день, посидев у нее в гостиной, читая и болтая, я только сильнее захотел ее. Я хочу, чтобы в будущем у меня было как можно больше таких дней.
В моем мозгу всплывает целый альбом образов. В первый день, когда она пришла в кофейню, у нее была небольшая прядь волос на затылке, которая всегда выбивалась из ее конского хвоста, и ярко-розовый кардиган, который превращал ее в луч радости, который легко было заметить в толпе. То, как она покусывает нижнюю губу, когда читает. Как она смеется со своими друзьями, как она ощущалась в моих объятиях прошлым вечером. Каждая из этих вещей заставляет меня хотеть ее еще больше.
И та ночь на диване. Господи, сколько раз я думал об этом. Воспоминания о ней, распростертой передо мной, всплывают в памяти в самые неожиданные моменты. Я не могу сидеть на диване, не думая об этом. Я не могу сесть за обеденный стол, не вспомнив о ее фантазиях, мне пришлось начать есть свой завтрак на кухне. Пошлости, льющиеся из ее рта, похоть в ее глазах, звуки, с которыми она приближается к оргазму. Я мог бы кончить только от этого звука.