Лучший полицейский детектив
Шрифт:
Так вот, в арсенале у бабушки, кроме десятка прочих, существовала и такая поговорка: «Бог — праздник, черт — работу». То есть, бог дарует праздники, а черт подбрасывает работу.
К данной ситуации бабушкина поговорка как нельзя больше подходила. То есть, неожиданный зигзаг в расследовании заслуживал названия ловушки дьявола. Или подсказки дьявола.
Алла Цупикова, коммерческий директор фирмы с незатейливым названием «Заря» (ничего не говорящем о специализации предприятия) после гибели генерального директора Федяева унаследовала все. То есть, почти все. За исключением пакета акций, принадлежащего Федяеву. Цупикова и раньше выполняла всю работу по управлению фирмой — Федяев, как принято называть такое участие в управлении, просто контролировал предприятие. А теперь следовало учитывать тот факт, что вдова Федяева — при номинальном упоминании ее имени в списке совладельцев —
«Заря» — фирма вроде бы совсем небольшая, но специалисты из УБЭП в беседах с Меньковым высказывались однозначно:
— Если оперировать понятиями вроде «серая экономика», то «Заря» — фирма «темно-серая». Процентов на двадцать пять-тридцать она на поверхности, остальное — скрыто очень надежно. Что значит знаем? Не то чтобы знаем, но, скажем так — сильно догадываемся. А у тебя разве такого в практике не случается? Вот именно — сплошь и рядом. Видит око да зуб неймет. Или: «Вот нутром чувствую, что пол-литра получается, а математически доказать не могу».
Да, с ситуацией «математически доказать не могу» Меньков сталкивался неоднократно — просто не позволяли ему произвести «математическое доказательство».
Когда в расследовании убийства Федяева очередь дошла до опроса сотрудников «Зари», Меньков столкнулся с применением формулы: «О мертвых — либо хорошее, либо ничего». Он получил скорее ничего, чем хорошее. Сплошные недоговорки, намеки, экивоки. Один намек оказался очень ценным — Менькову подсказали имя и координаты недавно уволившегося — точнее, уволенного — сотрудника.
Тот сотрудник согласился встретиться с Меньковым в неофициальной обстановке и вести беседу, как выражаются в подобных случаях, «не под протокол».
Меньков понял, что получит достаточно ценную информацию, потому и согласился на условия сотрудника, изгнанного из «Зари».
— Алла Николаевна — эталон «акулы капитализма». Федяева она рано или поздно схарчила бы. Она в «Заре», насколько мне память не изменяет, восьмой год работает — то есть, почти со времени учреждения этого предприятия. И знает, куда и кем на предприятии каждая бумажка перемещена, куда и чьими руками каждый винтик вкручен — или украден. Она, по существу, «Зарю» к своим рукам прибрала. Понятно, для чего прибрала. Не для того же, чтобы больше прибыли господину Федяеву приносить. Каждый из человечков в первую голову о себе, любимом, заботится. Верно, стала Цупикова большие куски мимо рта Федяева проносить. Большущие даже, я бы сказал, кусищи. А что Федяев? Он же не лох, он сам из этих, из хищников. В последние полгода он пытался Цупикову на место поставить — то есть, на то место, какое она по его, Федяева, разумению должна занимать. Да только слабо ему с Аллой Николаевной тягаться. Она за эти восемь лет у-ух какими связями обросла. В том числе и в среде, которую принято называть преступной. Ей кого угодно «заказать» — что два пальца об асфальт. Вполне может быть, что и Федяева она «заказала». Меня Федяев два месяца назад выгнал — с подачи Цупиковой выгнал! — но я могу ответственно заявить: атмосфера в «Заре» накалялась по восходящей. Неуклонно накалялась. Когда-то конфликт между Федяевым и Цупиковой должен был разрешиться. Вот он и разрешился. Она, конечно, могла Федяева и без «мокрухи» дожать — у того ведь еще одна фирмочка, да заводишко полудохлый в подчинении, там тоже надо надзирать, чтобы не воровали. На три фронта, значит, приходилось Федяеву сражаться. Но не осилил бы он Цупикову даже и в том случае, если бы только против нее на одной «Заре» боролся. Видать, он это понимал — да конечно же, понимал. Очевидно, первым сделал выпад против госпожи Цупиковой. А та парировала — ох как парировала! Она это умеет — ответный удар нанести. Да и упреждающий тоже. Знаете, что я вам скажу? Но — мы же договаривались, верно? Вы мои откровения на диктофон не записываете — я вам верю. Не обыскивать же мне вас. Да, и на суде я никаких показаний давать не буду, верно. Так вот что я вам еще скажу: я не исключаю, что страшная смерть ребенка Федяева тоже на совести Цупиковой. Хотя какая там совесть, о чем я говорю? Нет, вы не подумайте, что только обида во мне говорит. Хотя, с другой стороны, у меня высшее экономическое образование, у меня стаж работы по специальности — двадцать пять лет. А эта акула — нет, пожалуй, эта пиранья, выросшая до размеров акулы… Так вот, эта гигантская пиранья вышвырнула меня на улицу, но оставила своего любовника, который едва-едва закончил институт в нашем Мухосранске и который в финансах — ни в зуб ногой. Как, вам в «Заре» даже никто не намекнул, что госпожа Цупикова просто обожает мальчиков лет на пятнадцать-двадцать моложе нее? Ей-то самой сороковник должен стукнуть в конце ноября. Женщина, родившаяся под знаком Стрельца — вы знаете, что это такое?
Меньков знал, что такое женщина, родившаяся под знаком Стрельца. С Аллой Цупиковой он беседовал двумя днями раньше. Надо сказать, она произвела на старшего следователя сильное впечатление.
Внешность Цупиковой — обложка глянцевого журнала. Тридцать девять лет — даже скорее сорок? Ни в коем случае! От силы ей можно дать двадцать восемь. Ну, тридцать один — если проявить крайнюю придирчивость. Причем, у Менькова сложилось впечатление, что макияж на лице Цупиковой вообще не присутствует. Свежее, молодое лицо женщины, живущей где-нибудь на хуторе в Прибалтике, среди продуваемых морскими ветрами сосновых лесов и дюн. И духами она вроде бы вообще не пользуется, просто в ее стильном кабинете с кондиционером такой свежий запах — напоминающий запах леса после дождя. Вот только лес опять же нездешний — что-нибудь такое-этакое дальневосточное, где хвоя соседствует с лимонником и тропическими цветами.
Шея коммерческого директора «Зари» выглядела как шея очень молодой женщины. А ведь именно шея в первую очередь выдает истинный возраст. Шея открытая, и никаких украшений, предназначенных для прикрытия возрастных изъянов или их маскировки.
Тело, облаченное в строгий брючный костюм (слава и вечная память Иву Сен-Лорану!), тоже словно сошло со страниц рекламы: массажеров, тренажеров, фитнеса, спортивной одежды и обуви, теннисных ракеток, натуральных соков, пляжей с белым, как снег, песком. Очень-очень здоровый образ жизни ведет госпожа Цупикова. Меньков подумал, что Цупикова, наверное, ни разу не вспотела даже этим, адски жарким летом. Разве что кожа ее слегка блестела на солнце при игре в тот же теннис или при пробежке.
Зубы — опять же реклама разных щеток и паст. Хотя зубы — наверняка результат искусства дантистов. «Не может у нормального человека в наших условиях быть таких зубов даже после двадцати лет», — отметил про себя Меньков, у которого своих целых зубов осталось чуть больше половины.
Цупикова не выглядела красавицей, хотя и дурнушкой ее не смог бы назвать самый придирчивый мужчина — и даже самая придирчивая женщина. Что касается сексуальной привлекательности, то тут Меньков невольно вспомнил Светочку Алабину и мысленно поставил ее рядом с Цупиковой. Да, Цупикова, конечно, проигрывала Светочке, но ненамного. Выражение: «Не по хорошу мил, а по милу хорош» в случае Цупиковой оказывалось неприменимым. Скорее тут следовало говорить: «По стильному хороша».
А назвать ее милой мог разве что наивный подросток, которому (которой) родители с младых ногтей внушали: «Возлюби ближнего своего, как самого себя». Внешность зачастую много говорит о внутреннем мире человека — особенно, если уметь «читать» по внешности. Меньков этому «чтению» обучился. И мог уверенно констатировать: Цупикова уж точно не пылала любовью к ближнему.
Разговор с нею вызвал у Менькова ассоциацию с единоборством. Она отвечала на вопросы — словно фехтовала или блоки ставила. К тому же Цупикова являла собой образец интраверта — не говорила ни слова больше, чем требовалось для ответа на заданный вопрос.
Меньков сопоставил рассказ уволенного сотрудника «Зари» и образ Цупиковой — и внезапно согласился: конечно, пиранья. Хотя и выросшая не до размеров акулы, а до ста семидесяти сантиметров и шестидесяти килограммов.
— Ты о чем задумался сейчас? — Меньков не знал, как долго продлилась пауза, которую сейчас прервала Татьяна.
— Ни о чем — о ком. О матери Цупикова.
— А она заслуживает длительных размышлений о ней?
— У-у, еще и как заслуживает!
— Ну, поведай о ней тетеньке, поделись пищей для размышлений.
И Меньков поведал.
— Ч-черт! — так отреагировала Татьяна.
— Х-хах! — торжествующе хохотнул Меньков. — А несколько минут назад ты меня спрашивала, чего это я чертыхаюсь.
— Как тут не чертыхаться. Я просто очень хорошо изучила психологию женщин, которым сейчас под сорок или чуть больше сорока. Сама к такой категории отношусь. Их становление приходилось на то время, когда дальнейшая жизнь зависела от выбора: или считать химерами совесть и порядочность, или пропАсть, сделаться неудачником. Цупикова, конечно, не пропала.