Luftwaffe-льники. Часть 2
Шрифт:
На деле вся воспитательная работа обычно сводилась к массовому лишению увольнений в город. Причем, зачастую поголовно всех, включая отличников.
– Сидите ребятки и учите. Дружно грызите гранит науки и подтягивайте отстающих. А когда исправите двойки, то отстающие все равно будут сидеть дальше. А в город к девочкам пойдут отличники и хорошисты. Селекция, однако! Дебилам к девочкам нельзя. Не стоит генофонд нации кретинами портить! Хотите к девочкам? Закрывайте хвосты.
Физиологический стимул для поднятия успеваемости, согласитесь, весьма прогрессивно действует. Зигмунд Фрейд был прав. Гормоны играют, а у тебя «банан» по сопромату. Сиди, учи… и держи себя в руках, пока другие на городских дискотеках отрываются и с красивыми девушками
По-большому счету, личная успеваемость отдельно взятого курсанта особо никого не интересовала, ибо в армии культивируется коллективная ответственность за себя и за товарищей. И отцы-командиры боролись и будут бороться, чтобы именно его подразделение носило звание: «Отличное». Тогда глядишь, в академию отпустят. Или внеочередную открытку на покупку дефицитного автомобиля подкинут. Короче, служите и вас заметят! А может, даже и наградят?! Посмертно! …а так хочется, чтобы при жизни.
В легендарном многонациональном 45-м отделении, обильно насыщенном школьными медалистами и круглыми отличниками, выращенными на «репетиторстве овец и баранов», результат в двести двадцать двоек на тридцать штыков личного состава, по итогам на 20-е число был рядовым явлением.
Учитывая, что из тридцати человек доблестного отделения далеко не все получили аттестаты в обмен на отару овец, то где-то с десяток человек училось очень даже прилично – на 4 и 5. Остальные две трети отделения являлись круглыми, стабильными и беспросветными двоечниками абсолютно по всем предметам сразу.
На традиционных построениях в конце учебного месяца капитан Хорошевский, мрачно прогуливаясь вдоль строя ученичков с распечаткой итогов успеваемости, раздраженно бормотал.
– 41-е классное отделение. Шесть двоек на 20-е число. Позор! Вы тянете нашу отличную роту назад. Прямо в яму. Из-за таких неучей и бездельников у нас отобрали переходящий красный вымпел. И передали заклятым друзьям снизу – в незабвенную 5-ю роту. У вас в отделении ни одного нац.кадра! Откуда двойки? Ась?! Стыдно! Стыдно и обидно до слез!
Капитан с нескрываемым презрением посмотрел на ребят, съежившихся под его тяжелым взглядом.
– Все, *здец! В выходные дни парадную форму можете не гладить. Даже не подходите к каптерке. Никто из 41-го в увольнения не идет. В отделении одни чистокрвоные славяне и шесть двоек?! Опять на самоподготовке в домино рубились? Поймаю, подвешу за яйца! Лейтенант Гвоздев! А Вам, командир этого долбанного взвода, я бы посоветовал ежедневно и персонально контролировать самостоятельную подготовку вверенного личного состава. Распустились!
Хорошевский эмоционально рубанул по воздуху рукой. Сказал, как отрезал. Личный состав 41-го отделения тоскливо опустил плечи и повесил носы. Лейтенант Гвоздев съежился до размера сапожного гвоздика. Капитан был суров и страшен. По косвенным признакам можно было предположить, что Володю уже «поимел» в приватной беседе ужасный Пиночет. Причем, поимел в самой извращенной форме.
– Так. Далее 42-е и 43-е классные отделения – молодцы! Ни одной двойки. Чувствуется работа сержантов и комсомольского актива. Работа и результат на лицо! Всем увольнения! И в субботу, и в воскресенье! Все 100% личного состава на волю в пампасы. Город у ваших ног, два дня на разграбление, хе-хе! Сержант Гвинтовка, списки увольняемых мне на стол. Так держать, парни! Горжусь!
Курсанты из 42-го и 43-го отделений вдохнули полную грудь и приняли высокомерный вид. Ротный тем временем продвигался.
– 44-е отделение. Одна двойка. У Чижевского за сопромат! Охренеть! И это отделение – гордость батальона и всего училища?! «Отличное отделение»?! Так вот голубчики, хуль вам, а не увольнения! Будете сидеть день и ночь в «ленинской» комнате. И все вместе будете заталкивать или вбивать в тупую башку Чижевского весь этот долбанный сопромат! Всем понятно? Кто не согласен, может передать персональное спасибо гениальному мундеркинду Чижевскому! Или написать жалобу в ООН, Пе-рэ-су де Ку-эй-ля-ру. Вопросы? Вопросов нет.
Командир роты остановился напротив курсанта Чижевского и, скрутив листок с оценками в трубочку, постучал по голове бестолкового парня. Чижик густо покраснел и виновато засопел. Сопромат находился далеко за пределами его понимания.
Капитан Хорошевский еще раз постучал по голове Чижевского, старательно прислушиваясь к отголоску.
– И ни-кто ни-ког-да в увольнения не пойдет. И не мечтайте. Кто сказал про срочные и важные переговоры по телефону? Ась?! Все вопросы к Чижевскому. Хоть «темную» ему устройте. Хоть сами за него «летучку» по сопромату перепишите. Мне все равно! Но до следующего 20-го числа в 44-м «отличном отделении» увольнений в город нет! НЕТ! Нет! И нет! Вот вам Чижевский. Учите его или казните, мне все равно! Мне важен результат на 20-е число! Вернете звание «отличного», тогда поговорим. Все, как сказал великий Ленин: учиться, учиться и учиться!» Кто не согласен с классиком марксизма-ленинизма? Никто! Я так и знал.
Дошла очередь и до 45-го классного отделения. Хорошевский сразу помрачнел, почернел как никогда. Он долго смотрел в бумажку с двойками, сопел, прокашливался, набирался сил и наконец выдавил.
– Ага, наконец-то 45-е, многоликое и многонациональное! Сборище потенциальных нобелевских лауреатов. Стадо вундеркиндов, банда законченных дебилов и отъявленных негодяев. Ууууу! Смерти моей хотите, да? Господи, ну почему же вы такие тупые?! За какую провинность мне всучили такое количество безнадежного и беспросветного быдла?! Ёёёёёёё! Ладно, лирику в сторону, а теперь сухой язык цифр. Сто восемьдесят две двойки! Всего-то. Ну что же ребятки, сразу видно, что в этом месяце вы все очень хорошо поработали. Старательно напрягли остатки извилин… даже те, у кого от рождения одна извилина и та – на жопе! Что отрадно, результат не заставил себя ждать. У вас наметились заметные сдвиги и радикальная динамика в положительную сторону. Учебный отдел и командование училища приятно удивлены и, прямо сказать, довольно. Так держать! Всего-то, смешно сказать – сто восемьдесят две двойки. Ха-ха! Сто восемьдесят две, а не обычно-стандартные двести! Начинали-то с двухсот двадцати в месяц. М-да, было дело. Вспомнить страшно! А теперь, молодцы! Мо-лод-цы! Старшина, подготовь увольнительные записки для 45-го отделения. Ребята в этом месяце достойно потрудились. По труду и награда! Замечательный прогресс в успеваемости надо достойно поощрить. А полудурки из 41-го и 44-го отделения, где все имеют славянскую внешность и внятно чирикают по-русски, пусть берут пример с 45-го «дикого» отделения и перенимают передовой опыт. Ну вот, в принципе, и все. Чуть не забыл, по итогам месяца рота откатилась на второе место по успеваемости в батальоне и потеряла звание «отличная». Позор! На первом месте 5-я рота с разрывом в одну двойку. В одну сраную двойку! И это при том, что у них на четыре нац.кадра меньше, чем у нас. О чем это говорит? А говорит это о том, что у наших абреков и басмачей потенциал гораздо выше, чем у душманов и саксаулов из 5-й роты. И мы просто обязаны быть на первом месте в батальоне по успеваемости, а никак не на втором. Второе место никому не нужно! Второй – значит последний! Я считаю, что этот позорный факт целиком и полностью ложится на плечи «отличного» 44-го отделения, которое не имеет права получать неудовлетворительные оценки. Никогда! Чижевский, это ты во всем виноват! Мерзавец, дубина, эпюра тупая, бестолочь! Ух, я тебя… доведешь до греха! Сиди и учи, пока сопромат из ушей не потечет! Всё, все свободны! Повторяю – особая благодарность 45-му классному отделению. Видно, что парни приложили максимальное количество усилий и выходят на новые рубежи и головокружительные орбиты. Молодцы! Ведь могут же?! Могут, когда захотят. Так держать! Я вами горжусь! Глаза бы мои вас всех не видели. Тьфу! Разойдись!
Вот такие дела. Можно сказать, мне даже повезло служить и учиться в таком оригинальном отделении. Пересказывая и объясняя на самостоятельной подготовке по десять-двадцать раз один и тот же материал для ребят со слабым знанием русского языка, я научился терпимости в общении с людьми. А так же сам непроизвольно усваивал предметы до уровня наших преподавателей.
В результате чего, на экзаменах всегда отвечал без подготовки и только на «отлично». Но речь сейчас не обо мне. Речь пойдет о выдающемся и непревзойденном, в своем роде, киргизе по имени Адиль.