Луговая арфа
Шрифт:
В его компании она чувствовала себя весьма комфортно и ничуть не боялась его: возможно потому, что мы были на доме-дереве и этот дом принадлежал ей.
– Спасибо за белок, сэр, – поблагодарила она Райли, когда тот собрался уходить. – И не забудь заглядывать к нам.
Райли спрыгнул на землю.
– Могу подвезти, моя машина как раз у кладбища.
Долли сказала ему:
– Очень мило с твоей стороны, но нам и на самом деле некуда идти.
Райли усмехнулся и игриво погрозил нам, прицелившись шутливо в нас, на что Кэтрин отреагировала криком:
– Тебя бы стоило отхлестать, сорванец, – но Райли лишь рассмеялся, помахал нам рукой на прощание и побежал, его пес резво сорвался за ним, то перегоняя его, то поджидая.
Райли скрылся из вида,
– А теперь можно еще по одной, – глядя на пачку, забытую Райли.
К тому времени, когда Райли добрался до города, новость о нашем ночном побеге витала в воздухе городка, как гул пчелиного роя. Ни я, ни Кэтрин не знали, что Долли все-таки оставила записку Верине, и та нашла ее уже к завтраку. Как я понимаю, в записке говорилось о том, что мы уходим и больше никогда не будем досаждать Верине своим присутствием. Верина тут же созвонилась с Моррисом Ритцем, и затем они вместе поплелись будить шерифа.
Когда-то, именно благодаря усилиям Верины, этот человек по имени Джуниус Кэндл принял пост шерифа. Это был проворный, грубоватый малый с массивной челюстью и застенчивыми глазами, вы не поверите, но сейчас он сенатор, да, именно тот самый Джуниус Кэндл. Затем была собрана поисковая группа, состоящая из местных полицейских, и телеграммы помчались по проводам шерифам других городков по соседству. Много лет спустя, когда решался вопрос об имении Тальбо по завещанию, я наткнулся на письменный оригинал той телеграммы, составленной, по всей видимости, доктором Ритцем: Просим иметь в виду следующих лиц, путешествующих вместе: Долли Аугуста Тальбо, белая, 60 лет, рыжие с проседью волосы, худощавая, рост около 5 с лишним футов, возможно, не в своем уме, но вряд ли опасна, можно встретить возле булочных – любительница сладкого; Кэтрин Крик, негритянка, – выдает себя за индианку, около 60 лет от роду, беззубая, невнятная речь, низкорослая и коренастая, сильная, может оказаться опасной; Коллин Тальбо Фенвик, белый, возраст 16 лет, выглядит моложе, рост 5,7 фута, блондин, серые глаза, худощавый, сутулится, у уголка рта – шрам, характер угрюмый. Все трое разыскиваются как беглецы.
– Они не ушли далеко, – поведал утреннюю историю Райли на почте присутствующим, и администратор почты миссис Питерс кинулась к телефону сообщить полиции, что Райли Хендерсон видел сбежавшую троицу в лесу за кладбищем.
Пока все это происходило, мы занимались тем, что создавали уют на нашем доме-дереве. Наши запасы включали самые разные предметы обихода: старое стеганое одеяло, рулоны туалетной бумаги, мыло, колоду карт, свечи, сковороду, а из съестных припасов и питья у нас были лимоны, апельсины, бутылка вина из черной смородины и целых две коробки из-под обуви, наполненных едой, – Кэтрин хвасталась, что ей удалось вынести из кухонного буфета все самое лучшее, не оставив при этом Верине даже печенки на завтрак. Позже мы все пошли к ручью и вымыли наши лица и ноги в холодной воде ручья. В Приречных лесах столько же ручьев, сколько прожилок на листе: чистые, щебечущие, они весело втекают в одну небольшую речушку, что петляет по лесу.
Долли, стоя по колено в воде, подогнув юбку зимнего костюма, смотрела на свое отражение в воде. Ее вуаль не давала ей покоя, постоянно сползая на лицо. Я спросил Долли, зачем она носит эту дурацкую вуаль.
– А разве не подобает добропорядочным леди носить вуаль, когда они путешествуют?
Вернувшись к дереву после ручья, мы сделали себе изумительный лимонад и, попив всласть, принялись обсуждать наше будущее. Наши активы включали сорок девять долларов наличными и несколько ювелирных изделий, из которых наиболее примечательным было то самое студенческое клубное кольцо из золота, что Кэтрин когда-то выудила из внутренностей забитого на колбасу кабана. По мнению Кэтрин, сорока семи долларов вполне должно было хватить, чтобы добраться на автобусе куда угодно: она вспомнила кого-то, кто умудрился доехать аж до Мексики всего за пятнадцать долларов. Однако как я, так и Долли были против Мексики хотя бы потому, что мы не знали языка. Кроме того, как напомнила нам Долли, нам не стоило бы вообще выезжать за пределы штата и, более того, нам следовало бы держаться тех мест, где рядом есть леса, ибо единственным источником существования является наше снадобье, а где, как не в лесу, мы смогли бы добывать необходимые компоненты.
– И по правде говоря, я бы, например, хотела остаться где-нибудь здесь, в наших Приречных лесах, – с этими словами она окинула нас взглядом, словно пытаясь предугадать нашу реакцию.
– На этом старом дереве?! – воскликнула Кэтрин. – Выбрось это из головы, Долли-дорогуша. – Но затем что-то в ее мозгу сработало не так, и она продолжила: – Помнишь, мы читали в газете, как один богач купил себе замок где-то в Европе и перевез его по кусочкам в Штаты? Помнишь? Вот бы и нам так – погрузить мой домик на платформу и перевезти его сюда. – Но Долли возразила, что тот домик принадлежал по закону Верине и, следовательно, мы не вправе были тащить его сюда.
– А вот ты и не права, Долли-дорогуша! Если ты, скажем, кормишь мужчину, стираешь его вещи и родила ему детей – то вы просто супруги и тот мужчина твой. Если же ты убираешь в доме, поддерживаешь огонь в очаге, следишь за печью в этом доме, и все, что ты делаешь в этом доме, наполнено любовью, то этот дом и ты – муж и жена и дом этот твой! Если судить по моим понятиям, то тот домик принадлежит мне, нам. Перед Богом – мы вполне можем обставить Ту Самую.
У меня была другая идея: вниз по реке стоял на приколе старый заброшенный плавучий дом, уже позеленевший от воды и времени, полузатопленный. Когда-то эта структура принадлежала одному старому типу, который зарабатывал тем, что ловил сомов на реке, и был изгнан из города за то, что попытался получить разрешение жениться на пятнадцатилетней девочке-негритянке. Я и предложил поселиться в этом плавучем доме.
Кэтрин сказала, что по возможности хотела бы провести остаток жизни на суше.
– Туда, куда нас Бог определил, – сказала она, подметив по случаю, что деревья ниспосланы Богом для обезьян и птиц. Затем она затихла и в удивлении кивнула в ту сторону, где проходила граница леса и луга.
Там с важным видом, торжественно и чинно надвигалась на нас занятная компания: судья Кул, отец Бастер и его супруга, миссис Мэйси Уилер, а процессию возглавлял шериф Джуниус Кэндл, в ботинках, зашнурованных чуть ли не до колен, с револьвером, болтающимся на бедре. Солнечные мушки летали вокруг них, ежевика цеплялась за их городские одежды, а миссис Мэйси Уилер подпрыгнула и издала истошный крик, когда ее нога попала в стелющийся капкан вьюна-сорняка. Я засмеялся.
И, услышав мой смех, они взглянули наверх и увидели нас, на лицах некоторых из этой команды был ужас: они в эту минуту были похожи на посетителей зоопарка, забредших случайно в клетку со зверями. Шериф Кэндл, поглаживая рукой револьвер, выдвинулся вперед и, сморщившись, словно глядя на солнце, вперил свой взгляд в нас.
– Теперь слушайте меня… – начал было шериф, но его перебила миссис Бастер:
– Шериф, нам лучше оставить это преподобному отцу. – У нее подобные вещи уже вошли в привычку, так как она искренне считала, что ее муж, представитель Бога на этой земле, имеет беспрекословное право высказываться первым по любому поводу. Преподобный Бастер прокашлялся, потер руки и начал:
– Долли Тальбо, я здесь по поручению вашей сестры, очень уважаемой женщины…
– Да уж… – пропела его жена, а миссис Мэйси Уилер подхватила:
– И эта женщина получила сегодня такой горестный удар.
– Такой удар, – теперь уже хором протянули обе женщины.
Долли глянула на Кэтрин, тронула меня за руку, словно хотела получить от нас объяснения по поводу всей этой кучки людей, напоминающей свору охотничьих собак, собравшихся вокруг загнанного на дерево опоссума. Она вытащила сигарету из пачки, оставленной Райли, я думаю, чисто случайно, просто чтобы хоть чем-то занять руки.