Луи де Фюнес: Не говорите обо мне слишком много, дети мои!
Шрифт:
— Изобрази-ка тетю Жанну, — часто просил он его.
В сцене «Маленького купальщика» Робер плачет так выразительно, что видно, как отец закрывается одеялом, чтобы скрыть смех.
В этой новой семье отец как бы заново родился, позабыв свое прошлое, похоронив его в сокровенных глубинах души.
Развод отца с Жермен был оформлен без труда, но церковь отказывалась признать его. Никакой религиозной церемонии для повторного брака! Генрих VIII Тюдор послал Папу Римского к чертям, когда женился вторым браком на Анне Болейн, но Луи де Фюнес не был королем Англии. Ему пришлось удовольствоваться гражданским бракосочетанием в мэрии 9-го округа в апреле 1943 года.
Надо бы навсегда покончить с легендой, которая повторяется во всех его биографиях: на свадьбе была подана не колбаса,
Небольшая двухкомнатная квартирка на улице Миромениль, которую Робер одолжил моим родителям, оказалась очень миленькой. Друзья входили в нее через окно. Даниель Желен [4] , сам закоренелый холостяк, только что женился на Даниель Делорм, звезде тех лет, игравшей роли бедных печальных девушек. Ему Луи де Фюнес обязан приобщением к актерской профессии. В то время денег ужасно не хватало. Мои родители и их друзья жили одним днем. Желен, успешно выступавший в ролях молодых любовников, посоветовал отцу начать с массовки. Будучи хорошо информирован, он сообщал ему, какие фильмы будут сниматься.
4
Французский актер (р. 1924), снимавшийся также в Голливуде у Хичкока. Известен у нас по фильмам «Завещание Орфея» Ж. Кокто, «Горит ли Париж?» Р. Клемана, «Затухающее пламя» И. Аллегре.
После Освобождения в семье Желенов начались раздоры. Даниель Делорм «заболела» Советским Союзом и демонстрировала интеллектуальные претензии. Они стали реже появляться у нас. Имея теперь возможность рассчитывать только на небольшие гонорары, родители разработали хитроумную систему, которая требовала… добротной обуви. Разгуливая взад и вперед под ручку перед рестораном «Фуке» на Елисейских Полях, где обычно обедали или заходили выпить рюмку вина многие кинематографисты, они в конце концов сталкивались со знакомыми.
— Как я рад тебя видеть! Мы тут случайно, — говорил отец, мастерски разыгрывая удивление.
— Луи, загляни завтра на студию. Ты понадобишься на одну смену.
Однажды они столкнулись таким образом с режиссером Жан-Пьером Мельвилем [5] :
— Луи, Жанна! Как жаль, что я не встретил вас раньше. Мне нужен был пианист для сцены встречи Нового года, но я его уже нашел. Вам, случайно, не знаком какой-нибудь аккордеонист?
— Я сам недурно играю на аккордеоне, — солгал отец, который ни разу в жизни не брал в руки этого инструмента.
5
Французский кинорежиссер (1917–1973), которого называли «самым американским французским режиссером». Поставил ряд знаменитых триллеров, среди которых «Самурай», «Армия теней», «Полицейский».
Мельвиль пригласил его сниматься. Отец постарался найти такое место за пианистом, чтобы скрыть левую руку, предназначенную для игры на кнопках, которыми ему вряд ли удалось бы воспользоваться. С правой, перебирающей клавиши, он кое-как справлялся, вертясь ужом, чтобы не отстать от пианиста. Мельвиль был отнюдь не дураком. Он широким жестом заплатил ему двойной гонорар, тем самым отдав дань человеку, который целый вечер столь умело водил его за нос.
В дальнейшем отец не пропускал ни одного фильма Мельвиля. Он боготворил его так, что в один прекрасный день Жерар Ури даже рассердился:
— Ты молишься на него, а он тебя ни разу не пригласил сниматься!
Ответ отца был, вероятно, уклончивым, он предпочел пропустить этот упрек мимо ушей. Будучи человеком застенчивым, он не любил рассуждать по поводу того, как возникает дружба, что такое благодарность и в еще меньшей мере —
Отец всю жизнь увлекался джазом. На его очередной день рождения я неизменно дарил ему новый альбом Оскара Петерсона или Эррола Гарнета, его любимых пианистов. У нас в доме всегда стоял рояль, но он на нем почти не играл. Вероятно, чтобы не вспоминать о своих несчастливых молодых годах. Он точно так же сердился на клавиатуру, как и на испанский язык, на котором отказывался говорить.
Думая, что он один, отец иногда наигрывал мелодии «Sweet Lorraine» или «Sophisticated Lady». Пальцы по-прежнему подчинялись ему, только слегка огрубели. Стремясь во всем к совершенству, он не хотел, чтобы кто-нибудь слышал, как он играет.
— Я играю, как свинья, мне следовало бы больше упражняться.
Отец жаловался, что недостаточно разрабатывал левую, когда играл в барах. А ведь именно эта рука сообщала ритм игре и обеспечивала ему успех. Не одобряя людей, которые садятся за рояль в конце вечера, чтобы побренчать, он считал, что ни они, ни он сам не имеют права играть то, что он называл «всякой бузой». Такая скромность объяснялась его бесконечным уважением к профессиональным музыкантам, равняться на которых он не считал для себя возможным. Его желание во всем достигать совершенства лишило нас возможности оценить его талант пианиста.
2. Молодые годы
В 1952 году мы переехали с улицы Миромениль, где жили на первом этаже, в маленькую квартирку на улице Мобеж. Мне было три года, Патрику — восемь. Дом был скромный, наши две комнаты выходили на маленький сквер, на месте которого позднее построят начальную школу.
Мы прожили там восемь лет, в течение которых отец приложил немало сил, чтобы оборудовать ванную, шкафы и гостиную. С поступлением более регулярных предложений сниматься его тревога о нашем комфорте развеялась. Жизнь стала веселее. В помощь маме была нанята очаровательная дама по имени Эмильена. Она заботилась о нас во время долгих отлучек родителей и научилась готовить их любимые блюда — голубей с горошком, бургундских улиток, почки в мадере. У нас появился телевизор. Мне разрешалось смотреть «36 свечей» по пятницам и «Последние пять минут» по вторникам вечером. В передаче выступали любимые папины певцы — Морис Шевалье, Жильбер Беко… С увлечением смотрел он и знаменитую информационную программу «Пять колонок на первой полосе». Нужда постепенно отступала, но, по мнению отца, она еще ждала случая нанести нам визит. Париж был грязен и заполнен автомашинами. Мы возвращались из школы Тюрго бледные и запыленные, постоянно болели трахеитом. Наша парижская жизнь протекала спокойно, похожая на быт других обитателей этого тогда простонародного района Парижа. Торговцы, обслуживавшие г-на де Фюнеса, справлялись о здоровье его детей. Он еще не был популярным актером и потом сожалел об этих минувших временах.
Мы часто навещали Анри, дядю со стороны мамы, который держал вместе с женой Жюстиной красильню на улице Бельфон. Этот симпатяга рассказывал нам о своем участии в боксерских боях в молодости. Отец восхищался его физической силой и мужеством, с которым тот, не жалуясь, вел свое утомительное дело. К тому же Анри был членом семьи, которая так тепло приняла его во время войны в те времена, когда он ухаживал за малышкой Жанной… Дядя был счастлив рассказывать о всяких пустяках, смешить всех вокруг, приносить нам пакетики со сладостями. Но его не покидала тревога за будущее.
Соседи Планш с верхнего этажа своими раздорами мешали нам спать. Особенно когда высокая и сильная хозяйка сваливала шкаф на голову своего коротышки-мужа. Узнав, что тот повесился, дабы избежать диктатуры супруги, наш отец решил срочно переехать на другую квартиру.
Г-н Симон был нашим соседом снизу. Сорокалетний красавец, он носил строгий синий в клетку костюм и всегда снимал свою фетровую шляпу, приветствуя маму. Его остроумные замечания восхищали отца.
— Я никогда не работал, дорогой месье, не платил налогов, а проживающая над вами дама вполне удовлетворяет все мои потребности. Я ее постоянный гость.