Луи Пастер. Его жизнь и научная деятельность
Шрифт:
Но весь свой труд, весь свой ум, всю свою энергию Пастер отдал науке, исследованию тайн природы. Что же ему оставалось делать с вопросами, которых наука даже не ставит? Или сказать, подобно Дарвину: “не знаю, потому что не думал о таких вопросах, а на веру ничего принять не могу”; или, если сердце его требовало веры, положиться на других, которые говорят, будто им известны доподлинно все тайны, недоступные науке, и принимать их решение, не рассуждая, как “бретонский мужик”. Так он и поступил, – и понятно, что при таком отношении к вопросу великий гений не мог привести в защиту спиритуализма ничего, кроме нескольких общих фраз о бесконечном.
О материальном благополучии
А какие выгоды его открытия доставили Франции? На одном шелководстве, которое он спас от гибели, страна получила с 1870 года по 1883-й не менее двух с половиной миллиардов франков. Усовершенствования в виноделии, пивоварении, фабрикации уксуса дали по меньшей мере миллионы. Предохранительная прививка сибирской язвы уже успела спасти тысячи голов скота.
Из этих миллионов и миллиардов Пастер не получил в свою пользу ни единого франка. Он не делал секрета из своих открытий, не брал привилегий, не наживался на практических приложениях научных истин. Это бескорыстие заслуживает упоминания. Пастер был человеком традиционных добродетелей: благочестивый христианин, образцовый семьянин, верный муж, нежный отец, рьяный патриот. Мы бы даже сказали: буржуазных добродетелей, если бы такие черты, как, например, бескорыстие, глубокое равнодушие к “денежному интересу”, примирялись с такой характеристикой. Истые сыны буржуазного общества – ученые вроде Эдисона, наживающего миллионы, или доктора Коха, кующего деньгу на своем сомнительном туберкулине, пущенном в продажу по возмутительно высокой цене… Ничего подобного не было в жизни Пастера. Конечно, чисто технические приемы, вроде нового способа фабрикации уксуса или предохранительные вакцины сибирской язвы, краснухи, бешенства, могли бы доставить ему громадные деньги. Но он не на словах только был энтузиастом, отдавшим свои силы на служение человечеству.
Исследование бешенства сразу наткнулось на неодолимые затруднения. Во-первых, не удалось найти виновника болезни. Болезнь несомненно инфекционная, заразная, стало быть микробная,– но микроба не оказалось. Пастер нашел в слюне бешеных собак бактерию, чистая культура которой вызывала заболевание и смерть у кроликов. Но эта болезнь не имела ничего общего с бешенством. Да и микроб, ее вызывавший, оказался также в слюне здоровых животных и людей. Это открытие – одно из бесчисленных открытий, которые Пастер делал попутно с главным исследованием – не подвигало вперед вопроса.
Все усилия отыскать микроб бешенства остались бесплодными. Пастер попытался обойти затруднение.
Если нельзя поймать, изолировать виновника болезни, то во всяком случае яд бешенства – в руках экспериментатора. Нельзя ли превратить его в противоядие?
Для того чтобы испытать противоядие, нужно иметь яд, действующий наверняка. Иначе как судить о действии противоядия? Зараженное животное осталось цело и невредимо, – почему? – благодаря противоядию или просто оттого что яд не подействовал?
Слюна бешеных животных не заражает наверняка. От укуса бешеных собак умирают 15—16 % укушенных, от бешеных волков – около 80 %. Вдобавок слюна содержит, как мы сейчас видели, другие бактерии, которые осложняют действие яда.
После многих опытов Пастер убедился, что яд бешенства сосредоточивается в нервной системе, в головном и спинном мозгу. Мозг бешеного животного, разведенный в воде и впрыснутый здоровому, заражает его неизменно, наверняка, – Пастер убедился в этом на сотне
Итак, первый шаг был сделан: найден безусловно смертельный яд бешенства – нервное вещество бешеных животных.
После заражения болезнь проявляется не сразу. Проходит месяц – два (до полугода) после укуса бешеной собаки, прежде чем обнаружатся первые признаки заболевания. Такая продолжительность и неопределенность скрытого (инкубационного, по медицинской терминологии) периода болезни затрудняет работу экспериментатора; но она же представляет громадную выгоду. Дело вот в чем. Целью Пастера было найти предохранительную прививку от бешенства. Но кто же согласится прививать себе яд такой страшной болезни, пока не будет укушен бешеным животным? Случаи укусов редки: из сотен миллионов людей, населяющих Европу, всего несколько тысяч человек ежегодно подвергаются укусам. Сто тысяч или миллионов шансов против одного за то, что я проживу жизнь, ни разу не встретив бешеной собаки или волка. Так что мне за охота рисковать прививкой! Очевидно, при таких условиях придется делать прививку после укуса. Тут-то и может сыграть полезную роль длинный инкубационный период болезни. Если найти яд не только смертельный, но и действующий быстро, в несколько дней, и ослабить его, как ослаблял Пастер яд сибирской язвы,– то с его помощью можно опередить заразу, обезопасить от нее организм, прежде чем она успеет развиться.
Пастер добился и этого. Он нашел, во-первых, что смертельный яд бешенства (разведенный мозг), впрыснутый не под кожу, а в оболочку головного мозга, вызывает бешенство очень скоро, самое большее через 20 дней. Но можно еще усилить действие яда и сократить инкубационный период, последовательно переводя заразу из организма в организм, то есть прививая мозг бешеного кролика другому, мозг этого – третьему и так далее. Переходя от кролика к кролику, яд усиливается; после ряда прививок он убивает через 7 дней, и дальнейшие прививки уже не сокращают этого срока. Это максимум ядовитости. Но этот яд, убивающий в 7 дней, действует наверняка, так что, прививая его, можно с полной уверенностью предсказать день появления болезни.
Итак, удалось получить яд безусловно смертельный, действующий быстро и с постоянной, определенной скоростью.
Затем был выработан способ ослабления яда. Ядовитый мозг сохраняется в сухой атмосфере (во флаконе, на дне которого помещается немного едкого калия, поглощающего влагу из воздуха). По мере высыхания его ядовитость ослабевает. Получается целая шкала ядов: сильнейший (совершенно свежий мозг), убивающий в 7 дней; ряд более слабых, убивающих через 8, 9, 10 и так далее дней; и, наконец, – после 12-дневного высушивания, – совершенно безвредный, недействительный.
Если привить собаке безвредный, 12—15-дневный, мозг, на следующий день – 11-дневный, на следующий– 10-дневный и так далее до однодневного включительно,– она становится невосприимчивой к бешенству. Можно прививать ей смертельный яд бешенства, можно дать ее укусить бешеной собаке,– она остается цела и невредима.
Пастер произвел опыты над сотней собак. Пятьдесят из них получили предохранительную прививку: им были последовательно впрыснуты разжиженные мозги, начиная от 15-дневного и кончая однодневным. Остальные пятьдесят не получили прививки. Затем всей сотне в один и тот же день был впрыснут сильнейший, безусловно смертельный яд – только что отпрепарированный, совершенно свежий мозг. Из пятидесяти собак, получивших прививку, ни одна не заболела; остальные пятьдесят все до единой взбесились и издохли.