Луиза Вернье
Шрифт:
Когда-то она прочитала, что мужество — это слабость, подкрепленная молитвой. И сейчас Луиза молилась о том, как ей найти в себе силы, чтобы ничего не испортить. Она медленно подняла голову и ответила на его взволнованный взгляд утвердительной улыбкой, в которой отразилась вся ее любовь к ребенку.
— Я даю свое согласие, ты останешься с отцом. Меня это тоже избавит от многих хлопот. Ты верно сказал, что к началу сезона у меня ни на кого и на что нет времени. Но, пока я стану с нетерпением дожидаться твоих каникул, я начну строить планы, как мы с тобой будем их проводить, мне ведь тоже надо отдыхать. —
И оба расхохотались.
— Да, конечно, мама.
Всего на минуту мелькнула мысль, что наверняка он захочет проводить каникулы в обществе своих товарищей. Но сейчас ей нужно улыбаться.
— Ну а сейчас давай попрощаемся. Мне и вправду уже пора уходить, а ты потом расскажешь папе и его жене, что мы с тобой решили, что для нас обоих будет лучше, если ты останешься здесь.
Сын доехал с Луизой до ворот и махал до тех пор, пока она не скрылась в лесу за поворотом. Она видела, как сильно он расстроен расставанием, но продолжала улыбаться. И только сейчас ее губы задрожали.
В Туре носильщик нашел ей купе первого класса для женщин, и, поскольку пассажиров в поезде было мало, она надеялась доехать в одиночестве. Она села в углу, утомленно прислонив голову и закрыв глаза. Дверь резко распахнулась, дунул сквозняк, и она открыла глаза, ожидая увидеть попутчицу. Ей и в голову не могло прийти, что это Пьер. Луиза ахнула, подвинувшись вперед, и он бросился на сиденье рядом с ней.
— Я решил, что должен повидаться с тобой прежде, чем ты уедешь из замка. Как ты могла уехать, не сказав мне ни слова? — Он притянул ее к себе и зарылся лицом ей в шею. — Луиза, Луиза. Неужели ты думаешь, я не знаю, на какую жертву ты пошла? Я сделаю все, что в моих силах, ради нашего сына. — Он прикоснулся ладонью к ее щеке и впился в ее губы, целуя с нежным исступлением. По всему поезду прошел стук захлопывающихся дверей. Она оттолкнула его, чтобы перевести дыхание.
— Ты не должен уехать со мной в Париж! Пожалуйста, выйди из вагона, пока не поздно.
Пьер слегка отстранился от нее, чтобы посмотреть ей в глаза, с нежностью провел по щеке кончиками пальцев.
— Значит, в другой раз. Ты помнишь, что я сказал тебе в Сен-Клу? Ты ведь останешься в Париже?
Теперь все ее будущее зависело от равновесия, достигнутого с большим трудом. Круг замкнулся. И она вернулась к тому, с чего все началось. Луиза не стала поддаваться власти его чар, отринула их страстное физическое притяжение в прошлом и заглушила неутолимое желание своего сердца.
— Нет, — твердо ответила она, и ее глаза заблестели от горечи и боли расставания. Одним-единственным словом она отреклась от своих недавних планов, от магазина и от новой открывающейся перед ней жизни. Париж не дли нее. Луиза уже покинула его когда-то ценой ужасных переживании. Теперь она должна пройти через это снова. И она сказала, взвешивая каждое слово и чувствуя, что в горле застрял ком: — Я возвращаюсь в Англию.
Раздался свисток кондуктора. Локомотив выплюнул густой пар. Пьер встал и посмотрел на нее, крепко сжав губы. В его тяжелом взгляде сверкали одновременно угроза и обещание. Они оба знали: то, что было между ними, еще не закончилось. И никогда не закончится.
Пьер резко распахнул дверь и спрыгнул на ходу. Она в последний раз увидела его в окно. У него было такое же лицо, как и у ее сына в момент расставания. Пьеру было невыносимо видеть, как она уезжает.
Через неделю Луиза уезжала из Парижа. Она позаботилась о том, чтобы Катрин до конца своих дней ни в чем не нуждалась и чтобы ей был обеспечен самый лучший уход. Уорт попросил ее захватить с собой в Англию небольшую посылку. Колонна со статуей Наполеона на Вандомской площади, которую в пылу вандализма снесли коммунары, пока еще не была отреставрирована, и кое-где валялись обломки. Проезжая мимо, Луиза вспомнила, как после последней выставки все стали говорить, что это Уорту, а не Наполеону, нужно было отлить статую — за его значительный вклад в моду. Ей бы тоже хотелось, чтобы здесь стояла статуя ее старого друга, отлитая из драгоценного металла. Ее буквально заворожило это видение. Уорт и сам счел бы это достойной данью.
В доме номер семь все шло своим обычным чередом. Клиентки увлеченно выбирали ткани, лихорадочно метались продавщицы, работа в мастерских на верхних этажах шла полным ходом. Но Луиза знала, проходя через роскошные залы, что все теперь будет иначе. От дворца Тюильри остался обгоревший остов, и больше никогда Уорт не привезет туда дивные платья для красавицы Евгении, которые будут восхищать людей. Эпоха Второй Империи совпала с эпохой Уорта. Наполеон III, как никто другой до него, возвеличил французскую лилию, Уорт же покрыл ее позолотой.
Было еще утро, но Мари вышла к ней в платье из черно-белого атласа с огромным турнюром и ниспадающими кружевными складками. Теперь она чаще, чем когда-либо, должна была носить элегантные туалеты утром, днем и вечером и снова привыкать к всеобщему вниманию и восхищению. Может, у Уорта и вошло в привычку отдыхать в сюренском саду в удобной домашней одежде, но Мари уже было не по себе, если она не оказывалась одета в какой-нибудь необыкновенно экстравагантный наряд, независимо от времени дня. Уорт все же добился своего.
— Значит, ты и вправду уезжаешь, — сказала она, беря Луизу под руку. — Постарайся вернуться.
Уорт занимался платьем престарелой жены президента, которая с большой важностью и серьезностью приняла после Евгении звание Первой леди Франции и одевалась исключительно в черное. Он на минуту выбежал к Луизе, чтобы передать маленькую золоченую коробочку, которую поручил ей доставить лично. Когда он приподнял крышку, она увидела букет французских фиалок на подстилке из влажного мха.
— Для императрицы, — сказал он с глубоким чувством, — от ее верного преданного портного.
Над белыми скалами Дувра, где пристал паром, мягко синело английское небо. Луиза стояла у поручней. У причала виднелась высокая широкоплечая фигура Уилла, который стоял, широко расставив ноги, в светло-сером котелке, лихо надвинутом набекрень. Он смотрел на нее из-под бровей улыбаясь. Торжествующей улыбкой.
Луиза как будто читала все его мысли. Он не раз мог приехать к ней в Париж и уговорить вернуться с ним обратно, но так ничего не добился бы. Он предпочел подождать, пока она не решит вернуться сама. Он вступил и молчаливую борьбу с Парижем и победил.