Луиза Вернье
Шрифт:
Четверть часа спустя Уорт вышел из магазина в прекрасном расположении духа. Он начинает работать со следующего понедельника в отделе тканей. Внезапно Уорт вспомнил, что работа, амбиции, учеба и книги поглощали почти каждую минуту его времени с момента приезда в Париж. Почти не было дня, чтобы он не поднялся с рассветом и не лег поздно ночью, засыпая сразу же, как только тушил свечу, а жалованья его едва хватало на жилье и пропитание. Понятно, что в «Мезон Гажелен» его материальное положение немного улучшится, и, когда он наконец выплатит долг кузену своей матери, он станет чуточку побогаче, но он все равно сможет позволить себе только книги, чтобы изучать язык. Чарльз стиснул зубы. Он должен набраться терпения. Он намерен добиться успеха, а великое всегда
В понедельник утром он ждал у служебного входа еще до открытия. После того как ему подобрали новый сюртук и брюки того покроя и фасона, которые приличествовали данному заведению — за что у него должны были удерживать определенную сумму из еженедельного жалованья, — продавец из отдела тканей провел его по магазину. Как всегда перед открытием, в магазине кипела бурная деятельность: с полок и прилавков стирали пыль, с товара снимали чехлы. Среди продавцов было немало женщин, которых, как всегда в таких случаях, выбирали за белозубую улыбку, приятную внешность и манеру держаться. Уорта представили всем, с кем он будет непосредственно вступать в контакт, и он раскланивался в ответ на их приветствия. Во время этой экскурсии его провели через швейные мастерские, где уже трудились портнихи.
На складе Уорту показали, где какой товар хранится. Он удовлетворенно осмотрел тяжело нагруженные полки. Ему, по счастью, еще никогда не приходилось иметь дела с низкосортным товаром, и сейчас он будет продавать лучшие ткани, какие только бывают на свете.
В последующие недели он вынимал, приносил и разворачивал товар, измерял его, заменял одну ткань другой и собирал колышущиеся, вздымающиеся метры материи, не раз проделывая это, прежде чем взять в руки ножницы. Давний опыт научил его умело манипулировать сознанием клиенток, хотя всегда находились такие, что норовили сбить продавца с ног, а другие были настолько нерешительны, что в упор не видели того, что им нужно. В таких случаях Чарльз брал рулон особенно дорогой материи, чаще всего той, которую показывал в первую очередь и ее решительно отвергли, хотя он-то с самого начала знал, что именно она идеально подойдет покупательнице. Он держал рулон на руках, будто сомневаясь в правильности своего решения показать в первую очередь его.
— Эта превосходная материя идеально подойдет вам, мадам. Правда, из-за своего узора и выделки она стоит очень дорого, я не уверен, что вы согласитесь на эту цену.
Поскольку цена никогда не была препятствием для тех, кто предпочитал делать покупки в «Мезон Гажелен», покупательница думала, что у нее хотят отнять нечто необыкновенное, возможно, даже отложенное для кого-то еще, тогда как именно она, и только она, обладает полным правом на эту материю. Она уверенным голосом требовала показать ей товар и покупала его. Клиентка была довольна своей, как ей представлялось, личной победой, Уорт же, обрадованный не менее, с поклонами провожал ее до дверей, потом возвращался к прилавку и готовился обслужить следующую даму. Он часто про себя сравнивал женщин с книгами, из которых он составляет свою библиотеку, — каждую из них можно прочесть, если умеешь читать.
Его талант продавца не остался незамеченным. Однажды утром за несколько минут до открытия магазина его вызвали в кабинет Гажелена.
— Вас повысили: вы будете работать в отделе мантилий, накидок и прочего, — объявил ему мсье Гажелен, одобрительно кивнув. — Зарплата, соответственно, тоже будет выше. Немедленно отправляйтесь туда. Вашей помощницей будет продавщица, которая только что вернулась из отпуска. Ее зовут мадемуазель Вернье.
Уорт закрыл за собой двери кабинета, в задумчивости теребя свой шелковый шейный платок. Вернье! Вряд ли это Луиза Вернье! Луиза, учитывая ее статус, никогда бы не получила такую престижную должность в подобном заведении, куда принимали лишь молодых женщин с хорошим образованием и из уважаемых семей, чьи родители или опекуны могли заплатить за привилегию отдать их в обучение, а также за стол, жилье и надзор за ними. Он поспешил на свое новое рабочее
Чарльз заметил ее первым. Она стояла спиной к нему в рассеянных солнечных лучах, отбрасывавших золотистые отблески на ее вьющиеся каштановые волосы, и деловито расправляла на витрине прилавка складки вышитой шали.
— Мадемуазель Вернье? Я — Чарльз Уорт. Мне сказали, что мы будем вместе здесь работать. Позвольте сказать, что для меня это большая честь.
Секунду или две она медлила, прежде чем повернуться, и он подумал, что она испытывает к нему враждебность, но, как только она, изящно обернувшись, оказалась с ним лицом к лицу, он понял, что ошибся. Его обостренная способность чувствовать женщин подсказала ему, что эта девушка просто до крайности застенчива, а ее напряженность и нерешительность вызваны неловкостью от первого знакомства с иностранцем, с которым ей придется тесно сотрудничать.
— Приятно познакомиться с вами, мсье Уорт. — Голос спокойный и мелодичный, весьма подходивший к ее внешности: у нее было овальное лицо, красивый рот с полной нижней губкой и круглый подбородок. И необыкновенные сапфирово-голубые глаза под резко очерченными бровями. Нос с еле заметной горбинкой и изящным вырезом ноздрей, а бледная кожа как будто излучала слабое сияние. Но сильнейшее впечатление на Чарльза произвела ее осанка, о великолепии которой она вряд ли догадывалась. Мало кто из женщин умеет так держать спину Даже в одежде из мешковины эта девушка выделялась бы среди толпы роскошно одетых представительниц своего пола. Он сразу же увидел, что мадемуазель Вернье наделена этим божественным даром, известно ей об этом или нет. На ней было простое платье с пышной юбкой, которое мало чем отличалось от тех, что носили другие молоденькие продавщицы, которым дозволялось шить себе платье любого фасона в пределах разумного из хорошего черного шелка, но на ней оно смотрелось невероятно изысканно.
— Уверен, мы поладим, — дружелюбно сказал Уорт, желая наладить контакт, что обычно не представляло для него сложности, когда дело касалось женщин. — Насколько я понял, вы уезжали из Парижа и вернулись совсем недавно.
— Мне разрешили съездить домой, в Клермон-Ферран, чтобы помогать ухаживать за захворавшим членом семьи, который теперь, по счастью, полностью поправился. — Она по-прежнему держала дистанцию, надежно схоронившись в собственной скорлупе от власти его обаяния, которое он намеренно пустил сейчас в ход.
— Должно быть, вы прекрасная сиделка.
Лесть на нее не подействовала.
— Я всего лишь выполняла строгие указания врача наравне с другими домочадцами.
Уорт почувствовал, что его мягко поставили на место, но настойчиво продолжал, исполненный самых лучших намерений:
— Вы давно работаете на Гажелена?
Она твердо посмотрела на него своими безмятежными голубыми глазами.
— Пять лет.
Он понял, что проявил бестактность. Девушки начинали обучаться с шестнадцати лет, значит, ей двадцать один год. Его ровесница. Она слегка покраснела, но стояла по-прежнему спокойно и с достоинством, собранная и прямая. Какая необыкновенная девушка, подумал Уорт.
— Значит, вы больше меня знакомы с этим отделом, — произнес он уже более деловым тоном, решив, что лучше сразу перейти к делу, и тогда все само собой образуется. — Я буду вам весьма признателен, если вы расскажете, что мы будем продавать, а также на каких полках и в каких ящиках хранится товар.
Она аккуратно, быстро и точно выполнила его просьбу, он внимательно все слушал и усваивал, но своим внутренним зрением фиксировал неосознанную грациозность каждого ее движения, как будто у него в мозгу непрерывно щелкал затвор этого новомодного изобретения — фотографического аппарата. Все ее движения были плавными, никаких судорожных угловатых ракурсов. Казалось, сами складки ее юбки округло перетекали одна в другую, и даже выбившиеся завитки ее волнистых волос колыхались, подобно перышкам, вдоль ее гладкой щеки.