Луиза Вернье
Шрифт:
Он случайно узнал про квартиру в здании, которое решили сохранить из-за его архитектурной ценности, и, осмотрев ее, убедился, что она достаточно просторна и вполне ему подходит. Нанять квалифицированных рабочих, которые бы здесь все переделали и перекрасили, было непросто, все они трудились день и ночь на работах, ведущихся под руководством барона Османа, но тысячи других толпами прибывали из провинций, чтобы подзаработать, и Пьер нашел строителей. Когда все было почти закончено, он отправил к себе в замок людей, чтобы они привезли оттуда кое-какую изящную мебель, принадлежавшую ему лично. Он не стал ничего рассказывать Луизе о своем приобретении, но поскольку дом, в котором она снимала квартиру, был в списке зданий, предназначенных под снос, он поступает весьма дальновидно;
Жизнь еще никогда так его не радовала. На службе в Тюильри скучать не приходилось, и зачастую он чрезвычайно приятно проводил там время. Император и императрица полагали, что их двор должен стремиться к возрождению былого величия Франции. Поэтому придворные балы в Тюильри, на которые приглашались тысячи людей, равно как банкеты, приемы и прочие знаменательные события, стали считаться самыми блистательными в Европе, способными затмить даже петербургский двор. Императрица, осознавая свое физическое совершенство, каким наградила ее природа, стала неизменно окружать себя красивыми женщинами, каждая из которых подчеркивала ее собственную красоту и красоту остальных. Когда она шла в окружении своих приближенных, это было неописуемым зрелищем. Не случайно один греческий дипломат сказал как-то, что они похожи на сошедших с Олимпа богинь, спустившихся к нам на своих огромных развевающихся юбках, как на разноцветных облаках.
Некоторые из знакомых офицеров Пьера стали заключать пари, утверждая, что они приведут в Тюильри спутницу, способную затмить собой любую из фрейлин императрицы. Спорящие пытались перещеголять друг друга и приглашали в Париж из провинции своих сестер и самых красивых их подруг, чтобы те появились, в сопровождении молодого офицера, на каком-нибудь императорском празднике. Жюри состояло из полудюжины женатых офицеров, которые могли приходить на праздники только со своими супругами, и на беспристрастность их вердикта можно было положиться. Когда один бал за другим не выявлял победителей, ставки возрастали до многих тысяч франков, пока, наконец, кто-нибудь не срывал куш, и тогда все начиналось сначала.
Пьер начал подумывать о том, чтобы привести с собой Луизу и сделать ставку на нее. Многие из тех, кто посещал придворные балы, не имели какого-либо существенного веса в обществе и приглашались только потому, что император стремился продемонстрировать блеск своего двора, Пьер знал, что ему не составит труда включить ее в список гостей. Чем больше он об этом думал, тем сильнее становилась его уверенность, что в этом есть смысл. Но как подарить Луизе подходящее для этого случая платье? Он не раз имел возможность убедиться в ее независимости и не сомневался, что она отвергнет подобное экстравагантное подношение с его стороны. В конце концов он придумал способ разрешить и эту трудность, заручившись помощью одной дамы, которая всегда готова оказать ему любую услугу. Она была одного с Луизой роста и сложения, и после того, как они провели пару часов на ее шелковых простынях, он во всех подробностях изложил ей свой план.
— Но я не шью платья у Гажелена, — сердито возразила дама, лежа на обшитых кружевом подушках. — Меня обслуживают Пальмир или Камилла.
— Какое это имеет значение? Ты ведь все равно не будешь его носить. Ну, скажи, что ты выполнишь мою просьбу, Элен.
Она посмотрела на него из-под загнутых ресниц.
— Я ведь только этим и занимаюсь, плут ты этакий. — И ее надушенные руки обвили его, как две бледные змеи.
Когда Элен Вальмон появилась на пороге ателье, Уорт сразу же понял, что она куртизанка. Это была стройная женщина с кошачьими скулами, лет двадцати с небольшим, с выкрашенными в золотисто-рыжий цвет волосами, которые императрица, сама того не подозревая, ввела в моду благодаря своим собственным натуральным локонам. Нравственность клиенток Гажелена и Обиге — не его забота, но Уорт считал, что эти женщины сейчас, в эпоху новых экстравагантных настроений, стали представлять угрозу для многих браков. Они начали создавать свой собственный полусвет на задворках общества, который становился пугающе навязчивым и энергичным.
Уорт и его владения произвели на Элен сильное впечатление. Она слышала, что «Мезон Гажелен» значительно расширил свое ателье, но и не подозревала, что его залы гораздо больше, чем у других портных, даже у тех портних, что кичились покровительством императрицы. Она села на предложенный ей стул и откинулась на спинку, глядя на мадам Уорт, которая демонстрировала перед ней самые красивые платья, какие она когда-либо видела. Она решительно не знала, какое выбрать, пусть даже и не для себя, но в конце концов остановилась на платье с глубоким декольте в шелковом корсаже, переходившем в украшенную кистями длинную баску поверх пышной тюлевой юбки, усеянной золотыми блестками.
— Оно должно быть пшенично-желтого цвета, тюль — чуть посветлее. — Она, правда, не одевалась в такие цвета, по Пьер сказал ей, что волосы у Луизы черные как вороново крыло и что иногда она надевает желтую шелковую шаль, которая смотрится на ней бесподобно.
— Позвольте сказать, мадам, что вам больше подойдет нефритово-зеленый с чередованием зеленых и голубых юбок с вкраплениями серебристой нити, которые будут создавать эффект мерцающей дымки.
Она едва не впала в беспамятство, представив себе эту картину. Как ей пошло бы такое платье! Но она не для себя делает заказ. Элен решительно покачала головой и стала искусно отклонять все предложения Уорта. В глубине души она дивилась тому, как мастерски он говорит комплименты, рассчитанные на то, чтобы переубедить ее. Она хорошо знала мужчин и видела, что этот привык побеждать. Ее даже позабавило, что ей выдалась возможность одержать верх над этим красавчиком лет двадцати семи — двадцати восьми, у которого от досады слегка порозовели уши, так надоело ему ее упрямство. В любое другое время у нее не нашлось бы сил перед ним устоять, и она даже пришла к выводу, что он, должно быть, превосходный любовник, бесстрастно наблюдая за тем, как он доходит до белого каления.
— Неужели вы хотите выглядеть, как ячменное поле в лучах заката, мадам? — протестующе воскликнул он, широко раскинув руки и вздернув плечи — жест типично французский, несмотря на его несомненный английский акцент.
Она холодно посмотрела ему в глаза.
— Это — одна из любимых моих картин, мсье Уорт. Вы окончательно меня убедили.
Взбешенный Уорт проводил ее в примерочную. От еле сдерживаемого гнева жесты его были сухи и отрывисты. Она нисколько не сомневалась в том, что, будь он хозяином заведения, то выставил бы ее вон и отказался бы что-либо для нее шить. Уже через несколько минут она по описанию Пьера сразу же узнала Луизу Вернье. Эта необыкновенно привлекательная девушка с быстрыми четкими движениями снимала с нее мерки.
— Вы давно здесь работаете? — сделала она пробный шаг, когда сантиметр обвил ее талию. Потом… — А вы сами делаете примерки? Ах, под руководством мсье Уорта. А как вас зовут?
Элен сражалась с Уортом на каждой примерке. Во всем ей виделись ошибки, но, когда платье было готово, придраться можно было только к цвету, что она и не преминула сделать по заранее разработанному плану.
— Вы были правы, мсье Уорт, — сдалась она со слезами на глазах. — Золотое мне абсолютно не идет. Я действительно похожа на ячменное поле. — Она увидела, как вытянулось в зеркале его лицо и как встревожилась Луиза, терпеливо дожидавшаяся в стороне. Неужели они решили, что она откажется платить? Тем лучше! — Ничто не заставит меня выйти в нем из этой примерочной.
Он прочистил горло:
— Мадам…
Она перебила его, вытирая крошечным носовым платочком слезы, которые благодаря долгой практике умела вызывать одним усилием воли.
— Знаю, знаю. Вы говорили, а я вас не слушала. Ладно, давайте уж я оплачу счет, раз так промахнулась, а потом мы начнем сначала. — И она кокетливо улыбнулась ему, будто солнышко засияло сквозь тучи: она давно и с нетерпением дожидалась этого момента с той самой минуты, как Пьер предложил ей выбрать платье лично для себя. — На этот раз вы сами будете решать. — На лице Уорта появилось победоносное выражение после ее безоговорочной капитуляции.