Лука
Шрифт:
— Я сказал папе, что хочу такую же собаку, как он, — сказал Маттео. — Он любит бегать, и мне нравится бегать. Мы могли бы вместе побегать в парке.
— Ты должен обсудить собаку со своей Нонной, — мягко сказал Лука. — Она будет той, кто будет заботиться о нем.
— Почему я не могу жить с тобой, папа? Тогда мы могли бы завести собаку и сами за ней присматривать, — уголки губ Маттео опустились, а лицо Луки напряглось.
— Мы уже обсуждали это раньше. Я никогда не бываю дома, поэтому не могу присматривать за тобой, как твоя Нонна.
—
Напряжение сгустилось в воздухе между ними, и Габриэль взяла вилку, лихорадочно думая о том, как предотвратить то, что выглядело как надвигающаяся буря.
— Они выглядят так красиво, что я не знаю, с чего начать. Как ты думаешь, Маттео? Что лучше?
— Начни с блинчиков, — сказал Маттео. — Папа делает их специально для гостей.
Габриэль подавила неожиданный приступ ревности. Конечно, Лука приглашал на ночь других женщин. Она встретила одну из его бывших в ресторане и была уверена, что были и другие. Как по-другому? Он просто источал сексуальную привлекательность.
— Я уверена, что они очень хороши. — Она сосредоточилась на своем блине, не желая поднимать глаза и видеть правду в глазах Луки, пока пыталась справиться со своими эмоциями. Но, черт возьми, он принадлежал ей.
— Лучшие блинчики на свете. — Она наслаждалась сладостью чистого кленового сиропа, который пропитал легкие пушистые блинчики.
Маттео просиял.
— Ей нравится, папа.
— Теперь мы знаем, что нужно приготовить завтра.
— Завтра? Я пришла только на один... — она оборвала себя, когда Маттео потянул ее за волосы.
— У тебя красивые волосы. Они мягкие и золотистые.
— Спасибо.
— Ты также красивая. — Он коснулся ее щеки. — И глаза у тебя очень голубые, как небо.
Ее губы дрогнули в улыбке.
— Я вижу, твой отец учит тебя всяким приятным вещам, которые нужно говорить девушкам.
Рассмеявшись, Лука развел руками.
— Это часть культуры.
— Что довольно эффективно поможет ему стать мастером обольщения, когда он вырастет.
На стойке зазвонил телефон Луки, и он извинился, чтобы ответить. Оставшись наедине с Маттео, Габриэль почувствовала, как заколотилось сердце, а во рту пересохло. Она отхлебнула кофе, борясь с нахлынувшими эмоциями. Последние два года она старалась избегать общения с детьми, чтобы не вспоминать о том, что потеряла. И теперь, когда она осталась наедине с сыном Луки, боль начала возвращаться. Она всегда предполагала, что ее ребенок будет девочкой. Но что, если бы он был мальчиком? Был бы он похож на Дэвида, как Маттео на Луку, или на нее?
— Ты не ешь, — заметил Маттео.
— Я просто задумалась, и это отвлекло меня от еды. — Она наколола еще один кусок блина.
— Папа не знал, любишь ли ты блины. Одна дама, которая осталась, пила только кофе на завтрак. — Он сунул в рот блин, размазав сироп по щеке.
Она не хотела знать, но спросила.
— У него много друзей остается на ночь?
— Я не знаю. Он никогда не позволял мне оставаться здесь раньше,
— Я осталась здесь всего на одну ночь. — Габриэль отложила нож и вилку и потянулась за салфеткой. — У меня есть кое-какие дела в эти выходные, а в понедельник мне нужно идти на работу.
— Где ты работаешь?
— Я офицер полиции. — Она промокнула его щеку, вытирая сироп.
— Это круто. — Глаза Маттео загорелись. — Никто из других папиных друзей не работает в полиции. У вас есть пистолет?
— Да.
— Можно мне посмотреть? — Он выронил нож и вилку и вскочил со стула.
— Ну, я не уверена, понравится ли это твоему отцу. — Она положила кусочек хрустящего бекона и съела его в два присеста. В том, чтобы спать с мужчиной, который умеет готовить, есть свои преимущества. — Как насчет того, чтобы спросить его, когда он поговорит по телефону?
— Он скажет «нет». — Маттео опустил голову, а его плечи поникли. — Папа не любит оружие.
— Что ж, это очень разумно. — Она фыркнула и схватила салфетку, чтобы скрыть улыбку. — Оружие опасно. Мы используем его только в крайних случаях.
— А как насчет полицейской машины? — он снова забрался на сиденье. — У тебя есть полицейская машина? Можно мне прокатиться и включить сирену?
— Я ей больше не пользуюсь. Полицейские машины используют только патрульные. Теперь я детектив.
— А как насчет значка или формы? — Он преувеличенно тяжело вздохнул. — Они у тебя есть?
— У меня с собой значок. Я могу показать его тебе после завтрака. — Она улыбнулась, вспомнив, что разговаривала с Маттео по меньшей мере десять минут, и у нее не возникло никаких воспоминаний, и печаль отступила под неиссякаемым шквалом вопросов.
— Никто из моих друзей не знает полицейского в реальной жизни. — Маттео просиял. — Я расскажу им о тебе, — он заколебался, и кусочек бекона наполовину был во рту, наполовину снаружи. — Ты папина подружка?
Она открыла рот и снова закрыла. Кем они были? Определенно большим, чем людьми у которых был просто перепихон. Друзьями? С преимуществами? Они никогда не говорили о том, что было между ними, но после прошлой ночи, когда они открылись друг другу, она чувствовала себя ближе к нему, чем к кому-либо, кроме своей матери, но даже ближе, чем к Дэвиду.
— Думаю, мы друзья.
— Габриэль — папина девушка.
Она подняла глаза и увидела, что Лука стоит в дверном проеме, прислонившись к дверному косяку, как будто он был там уже давно. Его руки были сложены на груди, подчеркивая выпуклость бицепсов под рукавами белой футболки.
— Его единственная девушка, — добавил он, приподняв бровь, чтобы дать ей понять, что он действительно слышал большую часть разговора.
— Женщина, — поправила она. — Но не твоя…
— Тогда иди сюда, женщина, и поцелуй своего мужчину, — Лука усмехнулся, обрывая ее. (Перевод группы)