Лукреция Борджиа. Лолита Возрождения
Шрифт:
Понтифик был готов озолотить зятя только за то, чтобы он доставлял удовольствие Лукреции, пусть бы не служил, ничего не делал, только бы не предавал, как во время нашествия французов, и не обижал Лукрецию.
Но если первое еще как-то оставалось под вопросом, то Лукрецию Джованни Сфорца определенно оскорблял, чтобы понять это, достаточно посмотреть на то, как она переживает, как мучается и ждет. Мерзавец! Ему доверили такое сокровище, а он нос воротит! Александр твердо решил развести дочь с этим слюнтяем и предателем. Его совершенно не волновали
А Лукреция мучилась от невозможности что-то предпринять.
И все-таки она решила уехать. Сделать это открыто ей бы не позволили, потому пришлось тайно. Выбрав день, когда Папы не было в Риме, Лукреция с небольшим числом сопровождавших слуг, ничего не сказав даже Адриане, направилась прочь. Но она не смогла доехать даже до ворот. У Чезаре везде были свои люди, в ее дворце тоже.
– Ты куда это собралась, сестричка?
Как она могла надеяться, что птичке дадут выбраться из клетки? Что делать, не кричать же прямо посреди улицы, что едет к мужу, потому что ждет от него ребенка. К мужу, который не хочет ее знать и ничему не верит.
Неожиданно для себя Лукреция вскинула голову:
– В монастырь!
Но Чезаре не обманешь.
– В какой?
– В Сан Систо.
– Тебя проводить?
– Мне достаточно Пантецилии и нескольких слуг. В обители спокойно.
– И все же я провожу мою дорогую сестрицу.
Он не только довез Лукрецию до монастыря, но и о чем-то долго беседовал с настоятельницей. Наказывал не спускать с беглянки глаз?
Понтифик отнесся к исчезновению дочери иначе, он обиделся. Неужели этой глупышке глупый Джованни Сфорца дороже собственной семьи?
Но Борджиа знал все и обо всех, он уже знал, что Педро Кальдес тайно побывал в Пезаро, а потому решил привлечь секретаря для поддержания связи со строптивой дочерью. Лукреция была рада появлению Педро в обители, однако он мало что мог рассказать госпоже о ее муже, граф Пезаро не пожелал разговаривать с ее посланником, только вручил ответ, презрительно ухмыляясь.
Конечно, в обители Лукреции было спокойно, она много молилась и плакала, но это были чистые слезы, настоятельница советовала выплакаться.
Шли недели, а строптивица возвращаться не собиралась. Папа начал терять терпение, но еще больше злился Чезаре.
– Я привезу ее сюда.
– Она скоро вернется сама.
Но всех отвлекло от Лукреции страшное событие – был убит старший из братьев Борджиа – Джованни.
Джованни оказался совершенно бездарным полководцем, у него было так много провалов в руководстве армией, что только подход испанцев смог спасти войско Папы от разгрома. Чезаре скрипел зубами от досады на брата, но что он мог поделать?
Джованни до Испании был хорош, а уж вернувшись, и вовсе стал невыносим. Он смотрел на всех свысока, задирал, часто пускал в ход оружие. Кто мог возразить старшему сыну понтифика?
В тот вечер Ваноцци собрала дома своих мальчиков – Джованни, Чезаре и Джоффредо. Не было только Лукреции, но о ней даже разговора не вели, почему-то не позволил Чезаре. То ли Чезаре что-то знал об обожаемой сестре, то ли просто считал ее своей почти собственностью и не желал допускать в эти отношения старшего брата, ревнуя, как бывало в детстве…
Ваноцци смотрела на выросших сыновей, сильных, мужественных, красивых, и думала о том, как быстро пролетела жизнь. Ее мальчики такие взрослые, но ссорятся по-прежнему, казалось, двое старших, как в детстве, вот-вот вцепятся друг в дружку из-за любого пустяка. Что их ждет? Сможет ли отец защищать сыновей до тех пор, пока они не встанут на ноги крепко?
Ваноцци меньше беспокоилась за младшего Джофре, тот покладист и примет любую судьбу, а вот двое старших… Каждый по-своему хорош и по-своему плох. Мать видела излишнюю презрительность ко всем у Джованни, опасную жажду власти Чезаре, все это пока сдерживал отец, но он не вечен, Родриго Борджиа уже немало лет, конечно, он крепок, здоров, но с годами не поспоришь.
Рядом с Джованни странный человек в черной маске. На вопрос матери, зачем маска, сын только фыркнул:
– Лицо изуродовано!
Но лицо лицом, а глаза в прорезях маски были не просто злыми, они смотрели угрожающе. Ваноцци почувствовала эту угрозу, пока еще не зная, против кого она. Стало не по себе.
– Чезаре, будь осторожен.
– Я всегда осторожен. Ты зря боишься за меня.
– Я боюсь за всех вас.
Маска ни на шаг не отходила от Джованни, словно держа того на привязи. Может, это просто охрана? Ваноцци схватилась за эту, как ей показалось, спасительную мысль. Да, да, конечно, это просто охранник! При виде такого зловещего спутника у кого поднимется рука против ее сына?
Мысль успокоила, но ненадолго. Мать не находила себе места, хотя вечер прошел прекрасно, братья даже не поссорились, много смеялись и немало пили. Только Чезаре, как всегда, сильно разбавлял вино водой, он не любил крепкие напитки.
Когда сыновья прощались с ней перед уходом, сердце Ваноцци снова сжала тоска от дурного предчувствия. Почему-то была уверенность, что один из них больше не вернется.
– Прошу вас, не расставайтесь сегодня…
Они не поняли, но уехали действительно вместе. Все трое.
И один действительно не вернулся.
Сначала понтифик решил, что Джованни загулял, такое бывало и раньше. Много выпил, хорошо провел ночь у сговорчивой красотки, поздно проснулся и, не желая показываться всему Риму в не лучшем виде при дневном свете, решил переждать до вечера. Но и вечером следующего дня Джованни тоже не было.
Чезаре и Джофре в один голос рассказывали, что расстались с братом, который почему-то посадил позади себя на круп лошади человека в маске и уехал.