Луна доктора Фауста

Каждое время взращивает свои мифы и легенды. Но не было в истории человечества более насыщенного легендами времени, чем эпоха великих географических открытий (XVI в.): перед изумленным взором европейцев распахнулись новые, полные чудес пространства и миры – и вдруг ожили и засверкали потускневшие в веках легенды античности и средневековья. В общественном сознании взбурлили новые мифы, принимая подчас характер массового психоза и вовлекая в свой водоворот тысячи жизней; самые, казалось бы, наивно-сказочные представления обрели явственность и заставили людей не только верить, но и действовать. Стоило услышать легенду об источнике вечной молодости, как сотня смельчаков загружалась в корабли и, рискуя жизнью, направлялась в неведомое, причем субсидировали эти дорогостоящие экспедиции отнюдь не сказочные короли, банкиры и губернаторы, хорошо знавшие цену деньгам.

В сказанном нет ни доли преувеличения. Участник второго плавания Колумба Хуан Понсе де Леон, ставший губернатором Пуэрто-Рико, услышав от индейцев легенду об острове Бимини, где бьет «источник вечной молодости», тут же обратился к королю с просьбой дать ему патент на поиски и колонизацию

Бимини и на владение чудесным источником; и Фердинанд Католик удовлетворил его прошение. Снаряжая три корабля в Санто-Доминго, губернатор принимал в экспедицию и старых, и увечных, набрав, наверное, самый немощный экипаж в истории морского флота. В том была своя логика: к чему возрастная разборчивость, коли через пару-тройку месяцев экипаж омолодится в водах чудесного источника? В марте 1513 г. флотилия отплыла от берегов Пуэрто-Рико на северо-запад, к Багамским островам; корабли передвигались от острова к острову, и на каждом испанцы «опробовали» все источники и озера. Новый Свет предлагал европейцу такое разнообразие «чудес», что на этом фоне источник вечной молодости выглядел вполне правдоподобно. Обследовав залив Пария, куда впадает река Ориноко, Колумб совершенно уверился, будто открыл преддверия Земного Рая, и доказывал это в своих писаниях, ссылаясь на авторитетных богословов, и он же верил рассказам индейцев о племени людей-собак; первый историк Нового Света Пьетро Mapтире Д'Ангьера слышал рассказы моряков о тритонах и уверенно предрекал, что в открытых землях найдут также «листригонов и полифемов»; Веспуччи обнаружил острова, заселенные гигантами; Николаус Федерман (см. далее) наблюдал многоголовое чудище, пожирающее людей целыми деревнями; конкистадор и поэт Хуан де Кастельянос поминает в своих знаменитых «Элегиях» людей с двумя лицами, пигмеев размером с локоть, гиганта гермафродита; многие конкистадоры разыскивали на континенте царство амазонок, а Франсиско Орельяна, столкнувшись с индейцами, чьи жены сражались наравне с мужчинами, счел, что он так и достиг этого царства, – счел себе же в ущерб, потому что величайшая в мире река, которую он по праву первопроходца чаял назвать своим именем, была названа рекой Амазонок. В 40-е годы XVI в. многочисленные экспедиции испанцев и португальцев бродили по территориям нынешних Аргентины, Бразилии и Парагвая в поисках мифического Белого царства с Серебряной Горой; в пустынях Североамериканского материка скитались экспедиции, разыскивая страну Сивола, иначе страну Семи Городов; в верховьях Амазонки пытались обнаружить богатейшую страну Омагуа, в северных отрогах Анд – страну Херире. И над всеми этими раззолоченными царствами и городами, выраставшими в разгоряченном воображении конкистадоров среди непролазных болот и безлюдных пустынь всего лишь из слуха, присказки, предположения, возвышался, как бог-прародитель над сыновьями-богами, величественный, манящий образ Эльдорадо, в течение столетий принимавший на своем кровавом алтаре несчетные жертвы и жизни.

Долголетие легенды об Эльдорадо (она просуществовала аж до середины XIX в.) объяснимо не только ее вполне прагматической притягательностью, которой всегда прикрывалась неизбывная, детски-наивная вера человека в возможности утопии, но и тем, что в отличие от всех прочих химерических золотоносных царств, растаявших к началу XVII в. как дым, миф об Эльдорадо, по крайней мере поначалу, имел некоторые реальные обоснования, а главное – подкреплялся весомыми доказательствами в виде весомых слитков золота, привозимых из Америки. Миф об Эльдорадо возник из действительно практиковавшегося обряда муисков (Колумбия), связанного с избранием нового верховного вождя (сипы). Жрецы приводили нового избранника к озеру, где его ждал плот, нагруженный золотом и драгоценностями, умащивали его тело смолой, а затем через трубочки пудрили с головы до ног золотой пылью. Сияющий, как солнце, избранник всходил на плот, который четыре жреца выводили на середину озера; здесь он сбрасывал драгоценности в воду, дабы умилостивить живущую на дне змееподобную богиню Фуратену, и совершал омовение: если золотая пыль полностью смывалась с тела вождя – значит, жертва принята и он угоден богине. Этот обряд стал широко известен соседним и дальним племенам: о нем слышали конкистадоры в разных местах тропической Америки, в том числе и первые колонисты Колумбии и Венесуэлы. Очевидно, уже сами индейцы рассказывали, несколько преувеличивая, что этот обряд происходит достаточно часто; а уж испанцы изначально поняли эти рассказы таким образом, будто властитель страны каждое утро пудрит себя золотым песком, смывая его только на ночь; отсюда и возникло понятие «эль дорадо» – «золоченый человек». Что так поразило, так потрясло европейцев в этом обряде? Поразило «бессмысленное», казалось бы, разбазаривание золота; не понимая мифологической сути обряда, европейцы восприняли его как символ изобилия: раз золото смывается водою, швыряется в озеро, значит, его так много, что не жалко…

Слова «эль дорадо» быстро переросли свое первоначальное значение и получили смысл «мифический город», а затем и «золотоносная страна».

В марте 1520 г. в парадный зал дворца в Тордесильясе доставили от Кортеса так называемую королевскую пятину («законную» монаршью пятую долю от награбленных богатств Нового Света). Пред изумленными взорами двора предстали сокровища столицы астеков. [1] Теночтитлана: то было первое весомое доказательство существования Эльдорадо. Второе, куда более «весомое» – свыше тонны золота, – было доставлено тридцатью годами позже от Ф. Писарро, завоевателя Перу. В качестве выкупа за свою жизнь пленник испанцев Великий Инка Атауальпа предложил завалить пол комнаты, где его содержали (площадью 38 м2), золотыми предметами; испанцы онемели от восторга; восприняв их молчание как знак неодобрения, Атауальпа добавил: и высотою, докуда достигнет его рука (впрочем, эта безрассудная щедрость не спасла его). А конкистадоры на этой сделке невероятно обогатились: один Писарро, не считая золотого трона Великого Инки, получил 57 тыс. песо (за 10 в Кастилии можно было купить несколько акров плодородной земли); его офицеры тоже стали богачами; доля рядовых участников равнялась состоянию герцога. Представим теперь, как вкупе с этими сокровищами могли подействовать на европейцев ставшие широко известными описания садов Атауальпы: «В садах этих были высажены самые красивые деревья и самые замечательные цветы и благоухающие травы, которые произрастали в этом королевстве. Многие из них были отлиты из золота и серебра, причем каждое растение изображалось не единожды, а от маленького, едва видного над землей побега до целого куста в полный его рост и совершенную зрелость. Там видели мы поля, усеянные маисом. Стебли его были из серебра, а початки из золота, и было все это изображено так правдиво, что можно было разглядеть листья, зерна и даже волоски на них. В добавление к этим чудесам в садах Инки находились всякого рода животные и звери, отлитые из золота и серебра, такие, как кролики, мыши, ящерицы, змеи, бабочки, лисы и дикие кошки…»

Старший брат знаменитого конкистадора Эрнан Писарро переправлял королевскую пятину под охраной 60 солдат через Санто-Доминго, тогдашний центр заморских владений Испании (соответственно и центр распространения всех новостей и слухов). Приукрашенные рассказы солдат о богатстве Перу и о еще не покоренной стране Эльдорадо и подтверждавшие эти рассказы тяжелые сундуки королевской пятины привели колонию в неописуемое волнение. В 1534 г. аудиенсия (колониальные власти) Санто-Доминго послала королю прошение на разрешение экспедиции в составе 400 человек в Эльдорадо – это было первым упоминанием мифической страны в официальном документе. Тогда же, проездом в Санто-Доминго, Эрнан Писарро указал и «адрес» Эльдорадо (разумеется, заведомо неверный, ибо прибыльные предприятия такого типа конкуренции не терпят): по его словам, золотую страну надо было искать в глубине Карибского побережья по прямой линии на юг, между островами Эспаньола и Сан-Хуан – то есть во внутренних областях Венесуэлы. Его слова совпали с информацией прибрежных племен о золотых странах Херире и Омагуа, расположенных в глубине континента: отныне район поисков Эльдорадо был определен на столетие вперед. За десять лет, с 1530-го по 1540 г., во внутренние области нынешних Колумбии и Венесуэлы было направлено 10 широкомасштабных экспедиций на поиски Эльдорадо, унесших свыше тысячи жизней конкистадоров и десятки тысяч жизней аборигенов. О двух из этих экспедиций – Георга Хоэрмута фон Шпайера (или Спиры, как он известен в испаноязычной историографии), состоявшейся в 1535–1538 гг., и Филиппа фон Гуттена (1541–1546) – повествуется в предлагаемом вниманию читателя романе.

Известный современный венесуэльский писатель Франсиско Эррера Луке родился в Каракасе в 1927 г. Изучал медицину в столичном Центральном университете и в Саламанкском университете в Испании, затем стажировался в области психиатрии в Мадриде. Эррера Луке стал одним из основателей, а впоследствии руководителем кафедры психиатрии в Каракасском Центральном университете. В творческой деятельности венесуэльского ученого и писателя его чисто профессиональные интересы изначально сочетались со стойким интересом к истории родной страны. Развивая укоренившиеся в Венесуэле со второй половины XIX в. позитивистские учения, трактовавшие о влиянии климата, географической среды, расового смешения на психологический облик венесуэльца, Эррера Луке пытается объяснить изломы национальной истории психогенными факторами. Так, в своей первой книге «Первопроходцы Индий» ученый выделяет ряд общих психологических параметров в характерах конкистадоров и говорит о «психопатологическом наследии» первых колонистов, которое, по его мнению, ныне сказывается в высоком проценте психических заболеваний среди населения страны. В другой научно-популярной работе – «Вечный след» – Эррера Луке прослеживает процесс психической деградации европейских королевских династий, связанный с обеднением их генофонда. Эта проблематика развивается также в книгах «Психопатические личности» (1968), «Хозяева долины» (1978), «Боливар из плоти и крови» (1983) и других. Широкую литературную известность писателю принес его роман «Бовес Глухарь» (1972) о вожаке венесуэльских роялистов, противнике Боливара генерале Бовесе, прославившемся своей чудовищной жестокостью. Кроме того, Эррера Луке собрал и издал трехтомник исторических анекдотов (1981 —1983).

К какому жанру можно отнести публикуемый роман (1983)? С первого взгляда это типичный авантюрный, развлекательный роман на исторический сюжет, и так бы мы и ответили на поставленный вопрос, если б не одно существенное обстоятельство: дело в том, что этот роман строго, можно сказать, скрупулезно документален. Есть разного рода документализм в литературе, зависящий от степени участия художественного вымысла при обработке материала: писатель может сохранить основную событийную канву, вводя побочные вымышленные сцены и вымышленных героев; может изобразить исторических героев, домыслив ряд второстепенных персонажей; может, наоборот, почти полностью исключить художественный вымысел, внедрив документ в текст и приблизив произведение к историографическому эссе. В данном же случае мы имеем перед собой тот редкий тип романа без всяких внешних атрибутов документальности, в котором, однако, почти все события, ситуации и второстепенные герои воссозданы на основе хроник, свидетельств, писем, архивных разысканий. Материалы, послужившие источником для создания романа, автор указал в кратком историографическом приложении, разумно вынесенном за рамки художественного повествования, но имеющем исключительно важное значение для восприятия романа. Разумеется, без творческого воображения художественный текст возникнуть вообще не может, тем более что бреши в документальном материале (особенно о европейском периоде жизни героя) оставляли автору право на собственные версии и гипотезы; следует оговорить при этом и то, что хроники, свидетельства с чужих слов и дневники не являются стопроцентно достоверными историческими источниками, поскольку допускают любого типа случайные или намеренные искажения. Последняя оговорка необходима в связи с самым интригующим моментом сюжета – эпизодом кратковременного пребывания героя в Эльдорадо. Несомненно, исходивший из уст самого Гуттена, зафиксированный в хронике падре Агуадо и пересказанный Овьедо-и-Баньосом (см. приложение), этот эпизод намеренно подан автором таким образом, что у читателя до конца остаются сомнения как в его истинности, так и вымышленности (хотя уж кому, как не писателю, профессиональному психиатру, было знать, что существуют случаи, так сказать, «мифологического галлюцинирования», которых и в наше-то время предостаточно, а уж в легендарную эпоху конкисты им было несть числа!). Последуем примеру автора и не станем ни очаровывать, ни разочаровывать читателя: пусть каждый трактует этот эпизод, исходя из своего воображения.

При всей своей документальности произведение Эрреры Луке обладает явно выраженными чертами средневекового рыцарского романа, хотя, казалось бы, два этих жанра, роман рыцарский и документальный, совершенно несовместимы. Столь странный симбиоз продиктован в первую очередь самим материалом: перефразируя известное выражение Гонкуров о том, что «история – это роман, бывший в действительности», можно сказать, что история покорения Америки – это рыцарский роман, бывший в действительности; не случайно вид Теночтитлана заставил соратника Кортеса Берналя Диаса вспомнить чудеса из самого известного рыцарского романа той поры – «Амадиса Галльского». Однако в обращении к старинному жанру можно увидеть не только естественное «давление» материала, но и момент сознательной стилизации.

Вне учета этой внутренней ориентации на традицию рыцарского романа произведение Э. Луке может показаться как бы выпадающим из контекста современной латиноамериканской литературы в том качестве, в каком она предстала перед нами в 70-е годы. Писатель сознательно отказывается от столь характерной для нее сложной повествовательной техники с совмещением планов, фрагментарностью, хронологической смещенностью, внутренним монологом и т. п.: его проза нарочито традиционна, проста, уравновешенна, обстоятельна, действие развивается линеарно, характеры, портреты, антураж прописаны со «старомодной» тщательностью. Другой стилизаторский момент касается многочисленных «случайных» встреч героев, узнаваний, совпадений, от которых также веет чем-то «старомодным» и не вполне правдоподобным, поскольку такого типа фабульные построения были как раз очень свойственны рыцарскому роману, хотя и не только ему. Еще один элемент стилизации – обилие в романе эпизодов, связанных с предсказаниями, черной магией, ведовством, пророческими снами, мифологическими персонажами и т. п.: эти предрассудки для человека XVI в. были реальностью, причем реальностью не менее значимой, чем мифический Эльдорадо, а автор старается представить события глазами героев. Наконец, традиции рыцарского романа соответствует и главный герой: человек храбрый, благородный, с безупречным чувством чести, он к тому же одержим средневековым рыцарским комплексом. Если Гуттен таковым в действительности и был (поверим автору, изучавшему его письма и дневники), то его придется признать белой вороной в стае конкистадоров.

В своем романе Эррера Луке оперирует фактами национальной истории, хорошо известными венесуэльскому читателю и, может быть, не вполне понятными читателю русскому; поэтому необходимо дополнить послесловие автора, объяснив предысторию появления Ф. Гуттена в землях Нового Света, а также обозначив события, оставшиеся за рамками повествования.

1 августа 1498 г., огибая остров Тринидад, адмирал Колумб заметил на юге низкий выступ суши: с левого борта флагманского корабля лежал доселе неведомый Южноамериканский материк; через 4 дня европейцы впервые ступили на его земли. В эту свою третью экспедицию в Америку Колумб открыл дельту великой реки Ориноко, залив и полуостров Пария и богатый жемчугом остров Маргарита – т.е. часть территории нынешней Венесуэлы. Как только в 1499 г. была отменена монополия адмирала на открытие новых земель на Западе, по его следам ринулись многочисленные экспедиции, частью возглавляемые его бывшими спутниками по первым плаваниям. В 1499 г., П. Ниньо и А. Охеда обследовали северное побережье материка на 1200 км; увидев многолюдные свайные поселки на воде, Охеда окрестил один из заливов Венесуэлой (букв. – «маленькая Венеция»), и это название позже распространилось на весь южный берег Карибского моря до дельты Ориноко включительно.