Луна и солнце Людовика XIV
Шрифт:
Фюльканелли
В 1926 году в парижском издательстве Шеми вышла книга, подписанная псевдонимом Фюльканелли и получившая название «Тайна Храмов и эзотерическая интерпретация герметических символов Великого Деяния» («Mystere des Cathedrales et l’interpretation esoterique des symbols hermetiques du Grand(Euvre)» Сочинение это сначала прошло не-замеченным, но спустя четыре года появился второй, вдвое больший по объему труд «Философские приюты и герметический символизм в их соотношении со священным искусством и эзотеризмом Великого Деяния» (Demeures philosophales et le symbolisme et l’esoterisme du Grand Euvre). Сейчас к этим двум книгам неофиты герметического искусства относятся с таким же благоговением, как к «Новому химическому свету» Космополита или к «Открытому входу в закрытый дворец Короля» Филалета. Ибо две эти книги принадлежат к числу лучших, самых надежных и ясных трактатов о герметическом искусстве.
Кем
К двум сочинениям неизвестного адепта написал предисловие г-н Эжен Канселье, тогда совсем еще молодой человек. Однако г-н Канселье весьма скуп на биографические детали, и в решении загадки Фюльканелли нам не стоит на него рассчитывать. Посмотрим, что говорит он в предисловии в первому изданию «Тайны Храмов»: «Неблагодарная и нелегкая задача для ученика – представить книгу, написанную собственным учителем.
…Автора этой книги уже давно нет среди нас. Человек исчез. Осталось только воспоминание о нем. Мне нелегко воссоздавать образ моего трудолюбивого и просвещенного учителя, которому я всем обязан и могу лишь, увы, оплакивать его столь ранний уход. Многочисленные друзья, неведомые братья, ожидающие от него разгадки таинственного verbum di missum [68] , вы будете сожалеть об этом так же, как и я.
Мог ли он, достигший вершины познания, отказаться выполнить веления судьбы?
68
Слово послания (лат)
…Мой учитель знал это. Он исчез, когда пробил роковой час, когда знамение было ниспослано. Кто посмел бы не подчиниться закону? Ведь и я сам, невзирая на боль мучительной, но неизбежной разлуки, поступил бы, как он, если бы мне состоялось счастливое пришествие, заставившее адепта покинуть тщету бренного мира».
В предисловии ко второму изданию Эжен Канселье заявляет: «В 1922 году, когда была написана «Тайна Храмов», Фюльканелли еще не обрел Божий дар, но был столь близок к высшему озарению, что счел нужным подождать и сохранить анонимность, которую, впрочем, он соблюдал всегда как по склонности своего характера, так и заботясь о соблюдении строжайшего правила сохранения этой тайны». Из двух этих текстов мы можем извлечь самое большое два-три позитивных факта. Фюльканелли открыл философский камень между 1922 годом, датой написания, и 1926 годом, датой издания своего первого труда. Он удалился от мира, как и должен поступить любой истинный адепт, но это не означает, что он умер, как думали некоторые. Эти объяснения, герметические и в традиционном, и в обыденном смысле слова, не удовлетворили читателей анонимного мэтра. Многие писатели и журналисты пытались разгадать эту волнующую тайну. Было выдвинуто четыре гипотезы, согласно которым под псевдонимом Фюльканелли скрывался либо писатель Ж.А. Рони Старший [69] , либо книготорговец-эрудит Пьер Дюжоль, либо художник Жан-Жюльен Шампань, иллюстрировавший книги адепта, либо, наконец, сам г-н Канселье. Только две из этих гипотез заслуживают внимания. Ибо нет ни малейших оснований полагать, что загадочным алхимиком был Рони Старший, который вел чрезвычайно активную общественную жизнь, или книготорговец Дюжоль, публиковавший свои алхимические труды под именем Магофон, – следовательно, ему не было нужды прятаться еще и под псевдонимом Фюльканелли.
69
Рони Старший (Жозеф Анри Бе) (1856–1940) – французский писатель.
Доводы в пользу идентичности Фюльканелли и Канселье сводятся к следующему: именно Канселье был владельцем рукописей «Философских приютов» и «Тайны Храмов», именно он издал их и стал владельцем авторских прав; наконец, он сам является алхимиком и исповедует взгляды, полностью совпадающие с воззрениями Фюльканелли. Самого себя Эжен Канселье именует всего лишь учеником Фюльканелли и исполнителем его духовного завещания.
Однако, мне кажется, есть убедительный довод, опровергающий и эту гипотезу. Г-н Канселье мог бы скрыть свое имя под псевдонимом только в том случае, если бы желал утаить свой статус алхимика. Между тем он этого отнюдь не скрывает – напротив, он опубликовал под собственным именем несколько сочинений о герметическом искусстве. Таким образом, делать вид, будто не он является автором трактатов Фюльканелли, для него не имело смысла.
Доказать это можно, сличив стиль учителя и ученика. Я процитирую два отрывка, чрезвычайно характерные для Фюльканелли и Канселье; сомневаться не приходится: эти тексты не могли быть написаны одной рукой.
Вот извлечение из книги «Философские приюты» (том I, с. 182) Фюльканелли: «Оставим же в стороне эти способы и эти тинктуры. Главное – в ясном понимании того, что философский камень предстает перед нами в виде прозрачного, светопроницаемого тела, красного в массе, желтою после измельчения; он обладает большой плотностью и чрезвычайном плавкостью, хотя при любой температуре сохраняет свой характер, при этом, благодаря своим качествам, становясь жгучим, ярким, всепроникающим, неудержимым и несгораемым. Добавим. что он растворяется в расплавленном стекле, но немедленно улетучивается при проекции на расплавленный металл. Таковы сведенные воедино физико-химические свойства, которые радикальным образом отличают его природу от природы металлов и делают его происхождение весьма туманным. Немного поразмыслив, мы сумеем разрешить это затруднение»,
А теперь посмотрим на отрывок одного из трех предисловий, написанных г-ном Канселье к этим самым «Философским приютам» (том I, с. 50): «Если бы пришлось исследовать причины расположения, каким пользуется алхимия у публики, настроенной к ней чрезвычайно благожелательно и постоянно возрастающей в числе, то, помимо неоспоримого авторитета блистательных ученых-универсалов, самой главной из этих причин является, вне всяких сомнений, крах системы образования, лишенного духовных устремлений и близко подошедшего к черте, за которой – полный отказ от словесности и гуманитарных наук, внушающих страх, сопоставимый только с презрением к ним. Эта система пресекает любые поползновения творческой интуиции к созданию, с помощью аппарата интеллектуальных понятий, эмоционально интерпретированного абсолюта, ничем не ограниченного ни в пространстве, ни во времени. Таким образом, все усилия и всякая решимость тут заранее обречены на поражение; даже самая робкая попытка приблизиться к неизбежно смутному пониманию того, как неуклонно расцветает душа человека в лоне универсальной души, вызывает подозрения».
Вычурный слог г-на Канселье. проникнутый духом классицизма прошедших столетий, не имеет ничего общего с гораздо более простой и точной манерой выражения, свойственной Фюльканелли. Именно поэтому я считаю, что данную гипотезу следует отвергнуть. Что же касается версии, связанной с именем Жана-Жюльена Шампаня, то она была предложена несколькими авторами. Я приведу здесь две страницы из книги Пьера Гейро «Оккультизм в Париже», («L’Occultisme a Paris»), поскольку в них превосходно резюмированы все имеющиеся аргументы:
«Шампань был человеком маленького роста, с длинными галльскими усами, страстным любителем жаргонных выражений, о которых говорил, что это язык, к которому надо подобрать ключ, а ключ есть не что иное, как арго былых времен или воровской жаргон. Еще до появления двух этих трудов он поддерживал содержащиеся в них идеи. В начале 1925 года он вместе с Канселье поселился на улице Рошшуар в доме № 59, где они сняли двухкомнатную мансарду на седьмом этаже. Шампань жил там да самой смерти и внешне вел нищенский образ жизни, хотя у него регулярно бывали периоды неслыханного расточительства. Кто выплачивал ему этот поистине королевский пенсион? Какими причинами была продиктована чья-то постоянная и великодушная забота о нем? На подобный вопрос Канселье ответил бы без всяких сомнений: Фюльканелли! Однако он не считал нужным объяснять, почему сам не пользовался этими щедротами. Как бы там ни было, в своем новом убежище они жили душа в душу, но при этом не было никаких признаков того, что они объединили усилия в реальном деле. Точно так же невозможно сказать, какую роль играл каждый из них в создании опубликованных ими трактатов.
Вместе с тем неоспорим факт, что за семь проведенных вместе лет – а именно к этому периоду относится появление двух загадочных книг – лишь один Канселье посещал Национальную библиотеку, тогда как Шампань никогда не покидал мансарду, где его, несомненно, удерживали куда более важные занятия. Канселье, поселившийся, как я уже говорил, в соседней комнате, относился к своему старому другу с величайшим почтением, Тот обладал даром целителя и, сверх того, ревностно занимался алхимическими исследованиями в лаборатории, просиживая целыми днями перед ретортами, которые разогревались на медленном огне. Ему удалось добиться потрясающего успеха: в конце концов он нашел первичную материю. Впрочем, судьба триумфатора была написана ему на роду: недавно один астролог, изучив картину звездного неба в момент его рождения, пришел к выводу, что новорожденный должен был стать «алхимиком, который сумеет найти камень». Он увлекался также тайными обществами и создал братство Гелиополиса, которое многие знатоки оккультных наук считают исключительно влиятельным и могущественным, хотя в реальности в нем было всего несколько членов, включая г-на Канселье. (Между тем книги Фюльканелли посвящены этому братству Гелиополиса, а имя Гелиос – солнце – вместе с именем Вулкана фонетически присутствует в псевдониме Фюльканелли.)