Луна – суровая хозяйка (с илл.)
Шрифт:
Возможно, большинство наших глыб, предназначенных для Северной Америки, попадут в точку только потому, что они нацелены на места, где защищать просто нечего. Но вряд ли там могли игнорировать камешек, посланный к побережью пролива Лонг-Айленд или снаряд, идущий к 87° западной долготы и 42° З0 северной широты, то есть к озеру Мичиган в центре треугольника, образованного городами Чикаго, Гранд-Рэпидс и Милуоки. Высокая сила тяжести делает перехват делом нелегким и очень дорогим; они будут пытаться сбить нас только тогда, когда дело того стоит. А мы не имели права позволить им парировать наши удары. Поэтому некоторые камешки и дублировались. На что способна ракеты-перехватчики с ядерными боеголовками, не знал даже Майк. Не было достаточно данных. Он предполагал, что перехватчики будут наводиться
Нам было необходимо доказать Терре, что мы сможем забрасывать их дешевыми обломками скал еще долгое время после того, как у них кончатся дорогие (миллионы долларов? сотни тысяч?) ракеты-перехватчики с ядерными боеголовками. Если мы этого не докажем с первой попытки, то в следующий раз, когда Терра повернется к нам Северной Америкой, мы снова пройдемся по тем же целям. Запасные снаряды для второго и даже третьего захода уже находились в космосе, их оставалось лишь подпихнуть, когда потребуется. Если три бомбежки при трех обращениях Терры вокруг оси не достигнут своей цели, мы можем швырять свои камешки и в семьдесят седьмом году, пока у них не истощится запас ракет-перехватчиков… или пока они не уничтожат нас (что более вероятно).
Уже целое столетие штаб Северо-Американской космической обороны находится в горах к югу от Колорадо-Спрингс, штат Колорадо – городка, более ничем не примечательного. Во время «Войны мокрых шутих» по горе Шайенн был нанесен прямой удар; командный пункт космической обороны уцелел, чего никак не скажешь об оленях, деревьях, большей части города и части горной вершины. Наши снаряды не должны убить никого, разве что кто-то останется на горе, несмотря на непрерывные трехдневные предупреждения. Но командованию космической обороной Северной Америки предстояло пройти полный курс лунной терапии: двенадцать каменных снарядов при первом заходе, затем все, что у нас будет лишнего при втором, третьем и так далее, пока у нас не кончатся стальные обшивки… или пока нас не выведут из строя… или пока Северо-Американский Директорат не запросит пардону.
Это была единственная цель, где даже идеально точное попадание одного снаряда не могло нас удовлетворить. Мы эту гору намеревались расплющить и продолжать долбить до посинения. Чтобы раздавить их мужество. Чтобы они знали – мы все еще тут. Чтобы разрушить их коммуникации и вбить в землю их командный пункт, если получится. Или хотя бы вызвать у них головную боль и бессонницу. Если мы сможем доказать всей Терре, что способны провести успешную атаку на могучий оплот их космической обороны, нам не придется разрушать Манхэттен или Сан-Франциско.
Хотя на это мы не решились бы, даже если бы нам грозил проигрыш. Почему? Простой здравый смысл. Если все свои силы мы потратим на разгром большого города, нас не станут наказывать, нас просто уничтожат. Как говорит проф: «Если возможно, всегда оставляйте для своего врага лазейку, чтобы он мог стать вашим другом».
Но военный объект – это честная игра.
Не думаю, чтобы кто-то смог заснуть вечером в четверг. Лунари знали, что на пятницу назначена наша решающая попытка. А на Земле было известно – в этом наконец сознались их средства массовой информации, – что служба космического слежения зафиксировала летящие к Терн объекты, видимо, те самые «горшки с рисовой кашей», которыми так похвалялись мятежные каторжники. Никакой военной тревоги объявлено не было, пресса уверяла, что лунная колония не могла создать свои атомные бомбы, но советовала все же избегать тех районов, куда нацелились эти преступники. (Исключением был один популярный шутник-обозреватель, заявивший, что самым безопасным местом будут именно указанные нами цели. Он произнес это в программе видео, стоя в центре большого креста, который он объявил точкой с координатами 110° западной долготы и 40° северной широты. Больше я его не видал.) Рефлектор в обсерватории Ричардсона был настроен
Около восьми ноль-ноль Майк сказал:
– Ман, мой старый и лучший друг, разреши сказать тебе кое-что, только не обижайся, ладно?
– А? Ну конечно. С каких это пор ты боишься обидеть меня?
– Постоянно, Ман, после того, как понял, что ты можешь обидеться. Осталось всего три, запятая, пять, семь на десять в девятой степени микросекунд до первого удара… и это самая сложная из всех проблем, которые я когда-либо решал в режиме реального времени. Когда ты разговариваешь со мной, я всегда уделяю тебе значительную часть своей мощности – возможно, гораздо большую, чем ты думаешь, – в течение нескольких миллионов микросекунд чтобы понять смысл твоих слов и найти на них верные ответы.
– Иначе говоря, не суйся под руку, я занят?
– Я хочу дать тебе совершенно точное решение, Ман.
– Усек… пойду посижу с профом.
– Как хочешь. Только, пожалуйста, будь там, где я смогу тебя найти. Возможно, мне понадобится твоя помощь.
Последнее было, конечно, ерундой, и мы оба это знали. Задача была выше человеческих сил: сейчас даже отменить операцию было уже невозможно. Просто Майк хотел сказать: «Я тоже нервничаю и хочу, чтобы ты остался со мной, но, пожалуйста, перестань болтать».
– О'кей, Майк. Я буду поблизости. Где-нибудь возле телефона. Наберу «Майкрофт-ХХ», но говорить не стану, так что можешь не отвечать.
– Благодарю, Ман, мой лучший друг. Большое спасибо.
– Увидимся.
Я вышел, решил, что никакая компания мне не нужна, надел скафандр, нашел длинный телефонный шнур, подключил его к шлему, свернул провод в бухту, повесил на руку и пошел к шлюзу на поверхность. В сарайчике за шлюзом среди всякой всячины был служебный телефон. Я подключился к нему, набрал номер Майка и вышел под открытое небо. Спрятался в тени сарайчика и, выглянув из-за угла, посмотрел на Терру.
Она висела, как обычно, в западном секторе неба на полпути к зениту – огромный яркий полумесяц, родившийся всего три дня назад. Солнце уже клонилось к западу, но его сияние мешало мне ясно видеть Терру. Шлемного визора было недостаточно, и поэтому я обогнул сарайчик и отошел от него подальше, чтобы видеть Терру, но чтобы Солнце скрывалось за его стеной. Так было куда лучше. Над Африкой вставал рассвет, ослепительные отблески его ложились на сушу, но это не очень мешало, а вот южная полярная шапка резала глаза белизной и не давала разглядеть Северную Америку, освещенную пока только лунным светом.
Чуть не свернул шею, стараясь навести шлемный бинокуляр на нее, – отличный бинокуляр, цейссовский, 7х50, еще недавно принадлежавший Смотрителю.
Северная Америка простиралась передо мной наподобие призрачной карты. Удивительно мало облаков. Виднелись города – светящиеся пятна с размытыми границами. Восемь тридцать семь…
В восемь пятьдесят Майк начал отсчитывать время по телефону – его внимания это не отвлекало; отсчет он запрограммировал заранее.
– 08:51… 08:52… 08:53… осталась одна минута… 59… 58… 57… полминуты… 29… 28… 27… десять секунд… девять… восемь… семь… шесть… пять… четыре… три… две… одна…