Луна в кармане
Шрифт:
светофора наконец-то сменился.
– Майонез, - говорила Морган, - во многом похож на мужчину.
Девять тридцать утра, мой первый рабочий день. Я проснулась в шесть утра и думала, что Морган
обо всем забудет или просто передумает, но в девять пятнадцать черная машина остановилась
перед домом миры и дважды просигналила, как мы и договаривались.
В кафе было пусто и тихо, если не считать нас с Морган и включенного фоном радио.
салаты, уже буквально по локоть покрывшись майонезом.
– Он может сделать все куда лучше, - продолжала Морган, красиво выдавливая майонез из пакета
на горку салата, - а иногда и решить множество проблем. Ну, или может оказаться липучим, так
что тебя будет тошнить от него.
Я улыбнулась, слушая ее и тоже выдавливая майонез.
– Терпеть его не могу.
– Мужчин иногда тоже нелегко терпеть, - философски заметила Морган. – Но, по крайней мере,
майонеза можно избежать, – усмехнулась она.
Именно так она и учила меня – не выдавая инструкции, а делясь какими-то соображениями и
сыпля интересными сравнениями.
– Латук, - говорила она позже, кладя перед нами прозрачный пакет с зеленью. – Он должен быть
нарезан плотными кольцами, не слишком тонко. И никаких черных или коричневых краев, ведь
мы часто используем его в качестве украшения для салатов, а такое украшение, - она указала на
потемневший листик, - может все только испортить.
– Точно, - согласилась я.
– Нарезаешь вот так, - показала она, затем протянула доску мне. – Большие плотные колечки – но
не громадные.
Я взяла ножик, начала резать. Морган наблюдала какое-то время, затем кивнула.
– Очень хорошо.
Морган была скурпулезна во всем – от приготовления салатов до сворачивания салфеток. Изабель
же оказалась ее полной противоположностью и едва ли не бросала дело на полпути, из-за чего
Морган постоянно приходилось перепроверять и переделывать все за ней.
– Морковку чистишь в сторону от себя, - учила она меня, - а края отрезаешь на полдюйма с каждой
стороны. Потом кладешь их в измельчитель, ждешь пять секунд. Так они режутся лучше всего.
Я чистила, отрезала края и отправляла овощи в измельчитель. Чуть позже я научилась ставить
чашки с кофе на поднос, быстро очищать столы от крошек и загружать посуду в посудомойку.
Морган ходила вокруг столиков, проверяя, везде ли есть салфетницы, перечницы и солонки. Как я
поняла, если она нервничала, то всегда начинала приводить что-нибудь в порядок.
– Старые контейнеры складываешь в левую стопку, - говорила она, рассказывая о тонкостях
выдачи заказов на вынос, - а пакеты – в правую. А вилки можно взять вот
ты слышишь меня?
– Да, да, - нетерпеливо буркала Изабель. Я уже знала, что, если ей хотелось позлить Морган, она
перекладывала приборы или контейнеры туда, где та не могла их сразу обнаружить. Этакая
пассивно-агрессивная игра в прятки.
Самый первый ланч, на котором мне довелось работать, когда мы с Норманом неожиданно
оказались в кафе, был непрерывным потоком лиц, голосов, звона посуды и запахов еды. Все
кричали, Изабель и Морган бегали туда-сюда, принимая заказы, а Бик и Норман сновали по кухне.
Я раскладывала лед по стаканам, а затем наполняла их газировкой так, словно моя жизнь
зависела от того, насколько быстро я это сделаю, а клиенты все приходили и приходили,
заказывали и заказывали. Все это напоминало некое противостояние – Мы против Них, но каким-
то странным образом я вдруг оказалась частью этого «Мы», и мне это понравилось. Вот, почему я
согласилась на эту работу.
В мои обязанности входила газировка и лед, а еще прием заказов по телефону.
– «Последний шанс», - говорила я, подхватывая трубку разрывающегося телефона. – Чем я могу
вам помочь?
Теперь, занимаясь этим каждый день, я уже привыкла к, казалось бы постоянным звонкам
телефона, научилась закалывать пучок ручкой, чтобы достать ее в нужный момент, и
выковыривать кусочки льда из самых труднодоступных мест контейнера. Чуть позже я стала
настоящей официанткой.
В самом начале одна только мысль о том, чтобы подойти к столику, за которым сидят несколько
незнакомых мне людей, и обратиться к ним с вопросом, пугала меня до смерти. Я не могла даже в
глаза им взглянуть, не говоря уж о том, чтобы заговорить, как учила меня Морган: «Чего бы вы
хотели выпить?», «Вы уже готовы сделать заказ?», «Как вы хотите, чтобы это было
приготовлено?», «Гарнир тушеный или жареный?». Мои руки тряслись так, что я не могла
разборчиво записать заказ, а стоять перед людьми, которые все как один будут смотреть на меня,
казалось просто ужасным.
Но чуть позже, где-то на третьем столике, я поняла, что посетители едва удостаивают меня
взглядом, и перестала нервничать. А ведь действительно – кто-то занят разговором, кто-то изучает
меню, а кто-то просто погружен в свои мысли. На официанта обращают внимание, лишь когда он
или она принимает заказ, приносит его, а затем выдает счет, все остальное никого не волнует. Я
была для всех просто незнакомой девушкой, работающей в кафе, и, похоже, никто из гостей не