Луна желаний
Шрифт:
Беседки, лавочки спрятанные в укромных, а порой и не очень уголках сада, проходимые участки лабиринта, и прочие места, где можно было уединиться были заняты оборотнями и людьми разной степени раздетости. То и дело мой взгляд натыкался на забытые предметы одежды, бледную кожу, ярким пятном выделяющуюся на фоне зеленой травы или кустов, милующиеся парочки, не стесняющиеся последствий людской молвы.
Момент плетения венков и спуска их на воду, с зажженными крошечными свечами в середине, я пропустила. Лишь на мгновение остановилась, окинув взором мерцающее сотней ярко-жёлтых светляков озеро, отражение увеличивало вдвое количество
Задумка была проста, выполнение крайне сложным, после очищающих прыжков над полыхающим огнем шли танцы, лишь прошедшие обряд очищения, допускались к ритуальным пляскам. Я дождалась, когда фаворитка Кёнига очистится пламенем, и встала в небольшую очередь желающих приобщиться. Некоторые девушки даже пританцовывали, в ожидании того, когда придет их черед. Я же прекрасно понимала, что хотя этот ритуал имеет больше светский характер, огонь порой несет в себе разрушающую силу и мне было слегка не по себе.
Слышать зов элементалей я не перестала, вот только ответить им не могла, иногда, очень редко, и всегда по ночам, мне казалось, что мой громкий крик они ощущают, как тихий шёпот. Вот и сейчас, огонь манил меня, и чем сильнее я приближалась к нему, тем спокойней мне становилось. Я перестала повторять про себя строчки из предсказания Роуз, они сбивали мой внутренний компас, то, что изначально воспринималось шуткой — перестало походить на розыгрыш. Я решила отложить анализ и разобраться с ним, когда закончу, но по мере приближения к огню, ощущение правильности происходящего затмило все другие чувства.
Когда я, наконец, разбежалась и взмыла над обжигающим пламенем, едва касаясь босыми стопами пылающих языков стихии, всё, что мучило меня, что довлело надо мной, тянуло назад, все обиды и горести, стихли, на мгновение стали такими незначительными, мелочными, ничтожными. Звуки и запахи пропали, я ослепла на бесконечное мгновение, а когда приземлилась, счастливо засмеялась. Я очистилась, и костер помог мне в этом.
Крошечный замочек, тонкая стальная нить, огненная пара противоположной ей — ледяной, семейная реликвия. Важная и редкая. Осколок звезды и часть его ядра. Я смотрела на небольшой кулон, полыхающий оранжевым, и удивлялась что из-за такой крошечной штучки разгорелся весь сыр-бор. Я сняла его во время той вакханалии, что оборотни называют ритуальными танцами. Эйфория очищения, крепленное вино, атмосфера вседозволенности и греха, витала над дворцовым садом, как запах плотских утех витает над борделем. По сути, именно в дом терпимости и превратился прием по случаю Травника.
Я знаю, так было не всегда, правление батюшки Генриха внесло в праздник середины лета эту пошлость и безвкусицу, и, хотя он всегда поощрял излишества, то, что происходило сейчас выходило за все рамки…
Баронесса умудрялась извиваться сразу на двух мужчинах, причем ни один из них не был правителем Стоунхельма, она даже не заметила пропажи, хотя замочек был с секретом. Хотя что мне простенький карабинчик, когда для прохождения экзамена нужно было украсть у одного из преподавателей ключ от директорского сейфа. Ни одна из выпускниц до меня не смогла этого сделать, а
Темные волосы, ранее уложенные в сложную прическу, рассыпались по белоснежным плечам, темно-коричневые, сморщенные в ягодки, пики небольшой груди приглашающе выглядывали из почти полностью расстегнутого корсажа, кружевные чулочки под цвет алебастровой кожи баронессы сползли, являя миру стройные ноги с острыми коленками, между которыми то и дело мелькала пшеничная шевелюра. Тонкий стан причудливо изогнулся, стараясь объять необъятное, а именно, умудриться не пропустить ласки двух мужчин, один из которых ублажал фаворитку, лаская лоно, а второй, толкался своим возбуждением в сжатый кулачок стонущей красотки, попутно пощипывая то один, то другой сосок, с силой выкручивая их, оставляя крошечные красные пятнышки на нежной коже.
Когда те, что мечтали о разрядке, получили её, я нагло, практически на гране фола, появилась, разбивая тройничек. Всё еще продолжающий извергаться шатен забыл о груди баронессы, и та требовательно выпячивалась, желая получить еще немного сладкой боли. Я подошла сзади, чтобы баронесса не видела моё лицо, такие как она, слишком хорошо запоминают лица, и опустив руки на грудь, скрутила соски, потянув за крошечное колечко на одной из них. Ула низко застонала, требуя сильнее и чаще. Её рука сжалась у основания обмякшего пениса шатена, но надо отдать ему должное, второй раунд он начал немедля, продолжая держать глаза закрытыми и выхватывая отголоски удовольствия.
Я мяла, терла, щипала, теребила, царапала грудь брюнетки, даже слегка придушила её, вняв отчаянной мольбе любительницы игр пожестче, которая распалялась все больше и сильнее прижималась ко рту неунывающего любителя оральных ласк. Мужчина меж белоснежных ягодиц так расстарался, что второй пик удовольствия пришелся на момент удушения. Застежка поддалась, цепочка скользнула в руку, кулон удобно разместился под антимагической манжетой, блокируя остаточную магию на случай быстрой тревоги, а что бы баронесса не скучала, я подвинула её голову и изнывающий от жестких ласк член. Мужчина толкнулся, словно требуя его впустить, и опытная красотка вняла его просьбе.
Дальше смотреть мне было не интересно, участвовать тем более, вообще после увиденных, и не только с участием фаворитки, эротических представлений, волшебный настрой прошел, и хотелось лишь помыться и спать. Не найдя Генриха, уверена, он нашел чем себя занять, я отправилась в гостиницу, а после ванной с ароматом лаванды, я вспомнила про подарок друга и скрыла коробочку.
На красном подкладе лежала стальная лиса с янтарным камнем посередине, символ почти вымершего клана лисиц, в живых которых осталось лишь трое.
Я быстро заморгала, силясь не удержать непрошенные слезы. Громогласный стук заставил меня собраться и проверив потайную шкатулку обшитую биторием, он то как раз и блокировал магию, я открыла дверь.
На пороге стоял Генрих вопросительно приподняв красивую бровь.
— Куда ты подевалась, я обыскался тебя.
— Видела я, как ты обыскался, сначала искал меня в трусиках у блондинки, а потом у двух брюнеток.
Этот огромный медведь, страшный в бою и гневе, заалел щеками, и старательно изображая удивление понурил ясны очи.