Лунатики
Шрифт:
– А я согласна с комиссаром, - вступилась я.
– Тебя послушать, так ни в ком нельзя быть уверенным, так, что ли?
– Ну, это уж передержка, - начал Морис, но комиссар перебил его:
– Людей, живших вроде совершенно честно и вдруг совершавших жесточайшие преступления по самым невероятным мотивам, я повидал, к сожалению, немало, вы правы, Морис. Какой бы безупречной ни была до этого биография Петера Гросса, он схвачен на месте преступления с поличным, и для суда этого вполне достаточно. Не это меня удивило и озадачило, и не о том, может ли честный человек совершить преступление, я пришел
– Я не хотел вас задеть, дорогой Жан-Поль, - смутился Морис.
Но комиссар отмахнулся:
– А вы меня и не задели, вот еще чепуха какая! Больше всего и охранников, и начальство Петера Гросса, и меня озадачило другое: он никак не может объяснить, почему пытался это сделать. Почему снял копию технологической схемы и положил ее в карман, почему полез в сейф за секретным образцом продукции и куда, кому все это должен был передать. Ничего этого он объяснить не может. Хотя вы понимаете, молодчики из охраны уж постарались первым делом именно это из него выколотить - адреса, имена сообщников. Я тоже его трижды допрашивал, и сдается мне, он не врет, не притворяется: он действительно не может ответить на эти вопросы.
Комиссар помолчал, испытующе поглядывая на Мориса, потом многозначительно добавил:
– Этот мой бывший помощник, Генрих Гаузнер, сказал мне, передавая арестованного Гросса: "Когда мы его схватили у сейфа, у него вид как у лунатика был. Ничего словно не понимал: ни где он, ни что делает, ни кто мы такие. У меня в детстве младший братишка страдал лунатизмом, - сказал Гаузнер.
– Я, - говорит, - подсматривал, как он по ночам по дому бродит, на крышу вылезает. Вот точно таким и Гросс был, когда мы его схватили, форменный лунатик..."
Это определение меня поразило: как лунатик, - повторил задумчиво комиссар.
– Вот насчет этого я и пришел посоветоваться. Может ли быть у человека, профессор, какая-то психическая болезнь, чтобы на него иногда некое затмение ума, что ли, находило, когда он, как лунатик, совершает поступки, в которых не отдает себе отчета?
– В такой форме? Сомнительно, - нахмурившись, покачал головой Морис. Вообще-то снохождение, естественный сомнамбулизм, или лунатизм, как его называют в народе, встречается не так уж редко. Но обычно у детей или молодых девушек, юношей. У взрослых же это весьма редкостно и почти всегда вызывается какими-то болезненными нарушениями головного мозга или истерией. Но совершенно немыслимо, чтобы какой-нибудь лунатик вдруг занялся кражами секретных документов. Что-то странное с этим Гроссом. Надо его, конечно, хорошенько обследовать.
– Вот это я и хотел попросить вас сделать, - сказал Гренер, помолчал, посмотрев вдруг внимательно на меня, потом снова на Мориса, и медленно, как бы подчеркивая каждое слово, добавил: - И хочу я получше разобраться в этой темной истории не только ради Петера Гросса. Бог с ними, с промышленными шпионами, пусть сами Друг друга ловят, я им не помощник. Мне эта история напомнила другой случай, по-моему, весьма похожий, он до сих пор не дает мне покоя...
– Боже мой!
– вскрикнула я.
– Вы думаете, что и Урсула...
Комиссар мрачно кивнул и сказал:
– Может, все же есть такая болезнь, когда человек вдруг становится невменяемым, как лунатик, совершает непонятные поступки, какие сам не может объяснить...
– Ворует чертежи и секретные детали из сейфа? Делает инъекцию смертельной дозы морфина?
– Морис покачал головой.
– Насколько я знаю, такая болезнь науке пока неизвестна. Это что-то новенькое. Но вы правы, дорогой комиссар, тем более надо в этом хорошенько разобраться. Завтра же я займусь вашим лунатиком.
На следующий день муж с утра отправился обследовать Петера Гросса и провозился до самого обеда. Вернувшись, он рассказал мне:
– Действительно, многое в этом странном деле озадачивает, Гренер прав. Обрисовал он этого Гросса точно. В самом деле, с фамилией над ним словно нарочно подшутили. Хилый, тощий да еще от побоев не оправился, еле на ногах держится, измордовали его крепко. Кстати, такое вопиющее несовпадение фамилии с физическими данными могло, конечно, породить у него своего рода комплекс неполноценности, как нередко бывает. Он всю жизнь старался утвердить себя, компенсировать физическую слабость и хилость превосходством умственных способностей, знаниями, техническим мастерством...
– Это все, конечно, любопытно, Морис, но сейчас меня интересует совсем другое!
– остановила я его.
– А ты отвлекаешься на всякие психологические тонкости.
– Ты права, извини. Но Гренер, конечно, ошибается. Гросс вполне нормален психически. Никакой он не лунатик и, конечно, вполне вменяем, как и покойная Урсула.
Видимо, на моем лице выразилось такое разочарование, что муж поспешил добавить, наставительно подняв палец:
– Но!
– Он сделал паузу, чтобы я внимательнее отнеслась к тому, что скажет дальше: - Но, беседуя с Гроссом, я выяснил очень интересную вещь: он лечился от запоя у одного частнопрактикующего врача-психиатра, некоего Вальтера Федершпиля. И лечил тот его гипнозом.
Мысль Мориса не сразу дошла до меня, хотя муж много мне рассказывал о гипнозе и я не раз помогала ему, когда он проводил гипнотические сеансы.
И вдруг, кажется, я начала понимать...
– Ты хочешь сказать, ему внушили украсть секретные документы? воскликнула я.
– Внушили на срок, поэтому он и не мог никак объяснить при аресте своего поступка?
– Очень на это похоже, - задумчиво кивнул Морис.
– Очень, по всем признакам.
– Но ведь ты же, помнится, говорил: нельзя человека заставить совершить преступление против его воли даже под гипнозом? Нельзя внушить ему ничего такого, что бы противоречило его моральным принципам. Разве не так?
– Понимаешь, это один из самых темных и спорных вопросов в теории и практике гипноза. На сей счет у крупнейших авторитетов мнения самые противоречивые. Надо в нем как следует разобраться.
За обедом муж был молчалив, задумчив и рассеян. А потом сразу ушел к себе в кабинет и сел за стол, обложившись толстенными учеными фолиантами. Я слышала, что часто он вставал и начинал расхаживать по комнате, так ему всегда лучше думалось.
Я старалась ничем не помешать ему и сама, конечно, думала о том же. Зная, разумеется, ничтожно мало о гипнозе по сравнению с Морисом, даже я прекрасно понимала, как интересен и важен этот вопрос: можно ли гипнотическим внушением заставить человека совершить преступление?