Лунная афера

Рощин Валерий Георгиевич

Автоматика все рассчитала верно: если бы двигатель проработал меньше этого времени, то «Мир» вышел бы на вытянутую эллиптическую орбиту или вообще «просквозил» бы мимо Луны; если проработал дольше, то корабль, потеряв требуемую скорость, упал бы на лунную поверхность.

Но до поры все шло штатно, и даже включились фото и видеокамеры высокого разрешения, начав детальную съемку поверхности.

– Высота орбиты заданная – сто десять километров, скорость – тысяча шестьсот двадцать метров в секунду, – доложил бортинженер.

Космонавты обменивались радостными репликами и готовились покинуть ложементы, как вдруг на пульте вновь вспыхнули лампочки аварийной сигнализации.

– Господи, ну что теперь-то? – простонал Матюшин.

– Опять топливная система, – мрачно ответил Басаргин. – И опять где-то здорово травит – давление сыпется на глазах.

– Ч-черт… Это означает, что где-то повредило магистраль.

– В момент отстрела?

– Не исключено. Надо разбираться…

* * *

Кувыркаясь, сброшенные пустые баки ушли в направлении поверхности Луны. Корабль же, подчинившись импульсу кратковременно включенного двигателя, подправил траекторию и начал вращение с постоянной скоростью вокруг спутника Земли.

Оба космонавта находились в креслах спускаемого аппарата. Ситуация была аховой, но обстановка сохранялась рабочей. Несколько минут назад, когда Басаргин намеревался доложить в ЦУП об очередном срабатывании сигнализации, выяснилось, что связь с Землей отсутствует. Корабль в этот момент находился на границе светлой и темной сторон Луны. Вначале космонавты грешили на искажение радиосигналов, но когда «Мир», сделав пол-оборота, вновь попал в зону прямой видимости Земли, связь не восстановилась.

– Ты слышал удар после отстрела? – вдруг спросил инженер.

– Что-то такое было, – наморщил лоб командир. – Словно один из пиропатронов запоздал и сработал на полсекунды позже. А что?

– Есть у меня нехорошее подозрение.

– Ну-ка поделись.

– Боюсь, что один из баков долбанул по корпусу корабля.

– Это могло произойти в том случае, если кормовая и носовая части отделились не одновременно.

– Все правильно. Если один из импульсов запоздал, то противоположный конец бака мог задеть корпус.

Басаргин поскреб небритую щеку.

– И чем же это чревато?

– Он запросто мог повредить одну или несколько систем под обшивкой.

– Этого нам еще не хватало…

* * *

Отказы наслаивались один на другой: к потере связи и утечке топлива прибавилась неисправность маршевого двигателя.

Инженер с потемневшим и сосредоточенным лицом сидел в своем кресле. Нажимая клавиши на пульте, он выводил на экран информацию по системам и пытался понять, в чем дело. Басаргин листал сборник рекомендаций в надежде найти на его страницах хоть какую-то подсказку…

«Потеря связи – наименьшее зло. Черт с ней со связью! Без нее еще никто не умирал в космосе. У нас имеется цифровой приемо-передатчик Велесова – в крайнем случае пообщаемся с ЦУПом через него, – размышлял он. – А вот два других отказа будут посерьезней!»

Более всего озадачила неисправность двигателя. Возобновившаяся утечка топлива настораживала, но не пугала – у экипажа имелась возможность снова выйти в открытый космос, найти поврежденную магистраль и, воспользовавшись ремкомплектом, устранить ее. А вот двигатель – это реальная проблема. Настолько реальная и угрожающая, что, не избавившись от нее, можно навсегда остаться на окололунной орбите.

Подняв взгляд и осмотрев внутреннее пространство спускаемого аппарата, Олег представил, как через много-много лет российские космонавты или их коллеги из NASA войдут в «Мир-экспресс» и обнаружат в этих креслах два истлевших и покрытых инеем тела.

– Хреновый вариант, – пробормотал он.

– Что? – не прекращая манипуляций с клавишами, переспросил Матюшин.

– Говорю: сидеть в корабле и накручивать витки вокруг Луны – не вариант. Надо готовиться к повторному выходу.

– Ты прав – нужен внешний осмотр. А уж после определимся, что подлежит ремонту, а что нет…

* * *

Времени решили не терять – из-за утечки топлива дорога была каждая минута. Как и несколько часов назад Басаргин помог инженеру надеть скафандр и проверил его системы жизнеобеспечения.

– Готов, Миша? – пристегнул он к карабину чемоданчик с инструментами и ремкомплектом, а также два мощных фонаря.

– Готов.

– Фиксируй на камеру все действия и регулярно выходи на связь.

– Понял, понял…

Оставшись в спускаемом аппарате, командир откачал из бытового отсека воздух, дождался когда сигнализация оповестит о выравнивании давления и разрешил Михаилу открыть внешний люк. Тот отключил от скафандра объединенный разъем коммуникаций и направился к боковому посадочному люку…

– Я снаружи, – вскоре доложил он.

– Хорошо, действуй по плану.

Задержавшись возле иллюминатора, Олег посмотрел на проносящуюся под кораблем лунную поверхность. Выход Михаила они рассчитали правильно: корабль уходил из освещенной зоны в темную – туда, где нет губительной солнечной радиации. Над обратной стороной Луны они пробудут минут пятьдесят, за это время Михаил должен осмотреть поврежденный борт и «поставить диагноз».

А сейчас под «Миром» проплывал окраина освещенной солнцем поверхности. Ее матовый белый окрас был удивительным. Ни красных, ни желтых, ни коричневатых и никаких других оттенков. Исключительно «гипсовый» тон, местами разбавленный темными тенями от неровности рельефа. Дальше – за границей дня и ночи – начиналась сплошная чернота без малейших проблесков и намеков на отраженный свет.

Когда вошли в темную зону, о том, что под кораблем Луна Басаргин догадывался лишь по отсутствию звезд, коих за ее пределами было в избытке. Ярких, сочных и будто ставших намного ближе.

– «Кречет-2», как дела? – запросил он, вернувшись в реальность.

– Нормально. Прошел спускаемый аппарат, двигаюсь вдоль агрегатного.

– Повреждения видишь?

– Пока нет. Темно тут, как в подвале дома моей бабушки. Фонарного света не хватает – надо подобраться ближе.

– Понял тебя…