Лунная миля
Шрифт:
— А что теперь будет с Софи?
— Для начала отправлю ее в нарколечебницу. Потом съездим навестить ее мать.
— Имеешь в виду Элейн?
Она кивнула.
— Я имею в виду ее мать. Патрик, не та мать, которая родила.
— А что насчет твоей тетки?
— Беатрис? — Она улыбнулась. — Разумеется, я ее навещу. Может, не завтра, но скоро. Ей надо познакомиться со своей внучатой племянницей. Ты за Беатрис не беспокойся. Ей больше ни о чем в жизни тревожиться не придется. Я уже наняла адвоката. Он добьется досрочного освобождения дяди Лайонела. — Она откинулась на спинку скамьи. — У них все будет
Я посмотрел на нее. Впервые в жизни я видел семнадцатилетнюю девчонку, наделенную мудростью восьмидесятилетней старухи.
— И никаких угрызений совести?
— А что, ты будешь лучше спать по ночам, если я скажу, что меня мучит совесть? — Аманда подтянула ноги, положила подбородок на колени и уставилась в пространство. — Пойми, пожалуйста. Я не бессердечная. Но я не испытываю никакой жалости к говнюкам. Крокодиловых слез лить не буду. По ком мне плакать? По Кенни, которого судили за изнасилование? Или по Дре, который младенцами торговал? Или по Кириллу с его отмороженной женой? Или по Тимуру с его…
— А себя?
— Что?
— Себя тебе не жалко?
Она молча смотрела на меня, сжав челюсти. Через некоторое время ее лицо расслабилось.
— А ты знаешь, какая мать была у Хелен?
Я покачал головой.
— Пьянчуга, — сказала она. — На протяжении двадцати лет таскалась в один и тот же бар, пила и курила, пока не загнала себя в могилу. А когда она умерла, никто из собутыльников не пришел на похороны. И не потому, что они ее не любили, а потому, что не знали, как ее фамилия. — На миг ее глаза затуманились. Хотя как знать, быть может, мне это только показалось. — И ее мать была примерно такой же. Я не знаю в нашей семье ни одной женщины, которая хотя бы школу закончила. Они тратили свои жизни на мужиков и пьянку. Через двадцать два года, когда Клер будет поступать в магистратуру, а мы будем жить в доме, где основным видом развлечения являются отнюдь не тараканьи бега, где никогда не отключают за неуплату электричество и где тебя не будят в шесть утра звонком в дверь, чтобы напомнить о просроченном кредите, — одним словом, когда я заживу той жизнью, какой хочу жить, вот тогда ты и сможешь меня спросить, жалею ли я о своей потерянной юности. — Она сложила ладони. Со стороны могло показаться, что она молится. — Но пока это не осуществилось, я, если не возражаешь, буду спать как младенец.
— Младенцы каждые два часа просыпаются и плачут.
Аманда мягко улыбнулась:
— Значит, буду каждые два часа просыпаться и плакать.
Несколько минут мы сидели молча, не зная, что сказать друг другу. Мы смотрели на реку. Кутались в свои куртки. Потом мы встали и пошли к остальным.
Хелен и Тадео стояли перед внедорожником. Видок у них был еще тот — они затравленно озирались и без конца переминались с ноги на ногу. Софи держала на руках Клер и смотрела на Аманду глазами, в которых сквозило почти религиозное благоговение.
Аманда забрала у Софи Клер и окинула взглядом свою странную компанию.
— Патрик решил добираться общественным транспортом. Попрощайтесь с ним.
Все трое помахали мне. Софи сопроводила свой жест еще одной виноватой улыбкой.
Аманда сказала:
— Тадео! Ты вроде просил высадить тебя в Бромли-Хит?
— Ну да, — ответил Тадео.
— Сначала отвезем
— Конечно. Я уже несколько дней ничего не принимала.
— Вот и хорошо. Только нам надо будет сделать остановку на Первом шоссе, возле супермаркета «Костко». Там есть детский отдел.
— Паршивое время, чтобы игрушки покупать. Канун Рождества.
Она скривилась:
— Мы не за игрушками. Нам нужно детское кресло. Я не собираюсь везти ее до Беркшира без автомобильного кресла. — Она погладила Клер по голове. — Не такая уж я безответственная мать.
Я пешком дошел до автобусной остановки. Доехал до станции метро, а оттуда — до аэропорта Логан. Аманду я больше никогда не видел.
Я встретил жену и дочь в терминале С. Вопреки моим ожиданиям, дочь не бросилась мне на шею. Она спряталась за маминой ногой, охваченная редким у нее приступом застенчивости, и только осторожно поглядывала на меня из своего укрытия. Я подошел и поцеловал Энджи. В это время я почувствовал, как кто-то дергает меня за штанину. Я посмотрел вниз и обнаружил Габби. Личико у нее было слегка припухшим — видно, спала в самолете. Она подняла ко мне ручки:
— Папа!
Я взял ее на руки и поцеловал в щеку. Она поцеловала меня. Я поцеловал ее в другую щеку, она меня — тоже. Мы с ней прикоснулись друг к другу лбами.
— Скучала? — спросил я.
— Папа, я по тебе скучала.
— А почему так официально? «Папа, я по тебе скучала». Это что, тебя бабушка учила вести себя как истинная леди?
— Она меня заставляла сидеть прямо.
— О ужас.
— Все время.
— Даже в постели?
— Нет. И знаешь почему?
— Почему?
— Потому что это глупо.
— Глупо, — согласился я.
— Долго еще вы тут сюсюкать собираетесь? — Бубба возник ниоткуда. Учитывая, что ростом он был со стоящего на задних лапах небольшого носорога, я всегда поражался его таланту незаметно подкрадываться.
— Где ты был?
— Да припрятал тут кое-что перед посадкой. Ходил забрать.
— Странно, что ты ствол через детекторы не протащил.
— Кто сказал, что не протащил? — Он указал большим пальцем на Энджи. — Ты видел, сколько у нее багажа?
— Всего-то одна маленькая сумочка, — сказала Энджи, расставив руки на длину багета. — И еще одна маленькая сумочка. Прошлась вчера по магазинам.
— Пошли к багажной ленте? — предложил я.
Как заведено в аэропорту Логан, багаж доставили не на ту ленту, и нам пришлось носиться туда-сюда по всему залу, пока мы не нашли нужную. Потом мы долго стояли в толпе других пассажиров. Ничего не происходило. Лента не двигалась, лампа не мигала, звуковой сигнал, возвещающий о прибытии багажа, молчал.
Габби сидела у меня на плечах и дергала меня то за волосы, то за уши. Энджи держала меня за руку, сжимая ладонь чуть крепче, чем обычно. Бубба отошел к газетному киоску и уже через пару минут трепался с продавщицей, опираясь на прилавок и даже улыбаясь. Продавщица была смуглая, лет тридцати с небольшим. Невысокого роста, стройная, но даже на расстоянии было понятно, что если ее разозлить, то мало не покажется. Впрочем, сейчас ее лицо помолодело лет на пять, и она отвечала улыбкой на каждую улыбку Буббы.