Лунная пыль. Рассказы
Шрифт:
— Все это здорово, — сказал Джерри, — но вдруг мы встретим что-нибудь такое, что нас невзлюбит? У нас нет оружия.
Хатчинс неодобрительно фыркнул.
— Оно нам не нужно! Да вы посмотрите хоть на меня, хоть на себя! Любой зверь при виде нас пустится наутек.
Что верно, то верно. Покрывающий их с ног до головы металлизированный костюм-рефлектор напоминал блестящие гибкие доспехи. Из шлемов и ранцев торчали антенны — ни одно насекомое не могло похвастаться такими усиками. А широкие линзы, через которые космонавты глядели на мир, напоминали чудовищные бездумные глаза. Земные животные
Так думал Джерри, когда они неожиданно вышли к озеру. С первого взгляда оно навело его на мысль не о жизни, которую они искали, а о смерти. Оно простерлось черным зеркалом в складке между холмами, и дальний берег терялся в вечном тумане, а над поверхностью извивались и плясали призрачные вихри пара. «Не хватает только Харона, готового перевезти нас на ту сторону, — сказал себе Джерри. — Или Туонельского лебедя, чтобы он величественно плавал взад-вперед, охраняя врата преисподней…»
Но как ни взгляни, это чудо: впервые человек нашел на Венере воду в свободном состоянии! Хатчинс уже стоял на коленях, будто задумал молиться. Впрочем, он всего-навсего собирал капли драгоценной влаги, чтобы рассмотреть их через карманный микроскоп.
— Что-нибудь есть? — нетерпеливо спросил Джерри.
Хатчинс покачал головой.
— Если что и есть, слишком мелкое для этого прибора. Вот вернемся на корабль, там я получше все разгляжу.
Он запечатал пробирку и положил ее в контейнер любовно, как геолог — золотой самородок. Быть может (и скорее всего), это самая обыкновенная вода. Но возможно также, что это целый мир, населенный неведомыми живыми созданиями, только-только ступившими на долгий, длиной в миллиарды лет, путь к разумной жизни.
Пройдя с десяток ярдов вдоль озера, Хатчинс остановился так внезапно, что Гарфилд едва не натолкнулся на него.
— В чем дело? — спросил Джерри. — Что-нибудь увидели?
— Вон то черное пятно, словно камень… Я его приметил еще до того, как мы вышли к озеру.
— Ну, и что с ним? По-моему, ничего необычного.
— Мне кажется, оно растет.
После Джерри всю жизнь вспоминая этот миг. Слова Хатчинса не вызвали у него никакого сомнения, он был готов поверить во что угодно, даже в то, что камни растут. Чувство уединенности и таинственности, угрюмое черное озеро, непрерывный рокот далеких гроз, зеленый свет полярного сияния — все это повлияло на его сознание, подготовило к приятию даже самого невероятного. Но страха он пока не ощущал.
Джерри взглянул на камень. Футов пятьсот до него, примерно… В этом тусклом изумрудном свете трудно судить о расстояниях и размерах. Камень… А может, ещё что-то? Почти черная плита, лежат горизонтально у самого гребня невысокой гряды. Рядом такое же пятно, только намного меньше. Джерри попытался прикинуть и запомнить расстояние между ними, чтобы проследить, меняется оно или нет.
И даже тогда он заметал, что просвет между пятнами сокращается, это не вызвало у него тревоги, только напряженное любопытство. Лишь после того, как просвет совсем исчез и Джерри понял, что глаза подвели его, ему стало страшно — очень страшно.
Нет, это не движущийся и не
Ужас — леденящий, парализующий — владел им, к счастью, всего несколько секунд. Страх пошел на убыль, как только Гарфилд понял, что его вызвало. Надвигающаяся волна слишком живо напомнила ему прочитанный много лет назад рассказ о муравьиных полчищах в Амазонас, как они истребляют все на своем пути…
Но чем бы ни была эта волна, она ползла слишком медленно, чтобы серьезно угрожать им — лишь бы она не отрезала их от вездехода. Хатчинс, не отрываясь, разглядывал ее в бинокль. «Биолог не трусит, — подумал Джерри. — С какой стати мне удирать, сломя голову, курам на смех».
— Скажите же наконец — что это? — не выдержал он: до ползущего ковра оставалось всего около сотни ярдов, а Хатчинс все еще не вымолвил ни слова, не пошевельнул ни одним мускулом.
Хатчинс сбросил с себя оцепенение и ожил.
— Простите, — сказал он. — Я совершенно забыл о вас. Это — растение, что же еще. Так мне кажется, во всяком случае.
— Но оно движется!
— Ну, и что? Земные растения тоже двигаются. Вы никогда не видели замедленных съемок плюща?
— Но плющ стоит на месте и никуда не ползет!
— А что вы скажете о растительном планктоне в океанах? Он плавает, перемещается, когда надо.
Джерри сдался; впрочем, наступающее на них чудо все равно лишило его дара речи.
Мысленно он продолжал называть его ковром. Ворсистый ковер с бахромой по краям, толщина которого все время менялась: тут не толще пленки, там — около фута, а то и больше. Вблизи строение было лучше видно, и он показался Джерри похожим на черный бархат. Интересно, какой он на ощупь? Но тут же Гарфилд сообразил, что «ковер» в лучшем случае обожжет ему пальцы. Внезапный шок часто влечет за собой приступ нервного веселья, и он поймал себя на мысли: «Если венерианцы существуют, с ними не поздороваешься за руку. Они нас ошпарят, мы их обморозим…»
Пока что оно их как будто не заметило, просто-напросто скользило вперед, как неодушевленная волна. Если бы оно не карабкалось через мелкие препятствия, его вполне можно было бы сравнить с потоком воды.
Вдруг, когда их разделяло всего десять футов, бархатная волна изменила свое движение. Правое и левое крыло продолжали скользить вперед, но середина медленно остановилась.
— Окружает нас, — встревожился Джерри. — Лучше отступить, пока мы не уверены, что оно безобидно.
К его облегчению, Хатчинс тотчас сделал шаг назад. После короткой заминки странное существо снова, двинулось с места, и изгиб в его передней части сгладился.
Тогда Хатчинс шагнул вперед — существо медленно отступило. Несколько раз биолог повторяя свой маневр, и живой поток неизменно то наступал, то отступал в такт его движениям. «Никогда не думал, — сказал себе Джерри, — что мне доведется увидеть, как человек вальсирует с растением…».
— Термофобия, — произнес Хатчинс, — Чисто автоматическая реакция. Ему не нравится наше тепло.
— Наше тепло! — воскликнул Джерри, — Да ведь мы по сравнению с ним живые сосульки!