Лунная ведьма
Шрифт:
— Для вас с Арианой, возможно, достаточно, — ответил Кейн, — но не для твоего отца.
Никто в их лагере по-прежнему не доверял Мэддоксу Сулейну. Слишком долго тот был их врагом.
— Ты мог бы оставить меня на его попечение. Не сомневаюсь, он позаботится обо мне и Ариане, а те шесть человек, которых ты собираешься ко мне приставить, пригодятся вам самим.
Там, где дело касалось её отца, Кейн был непоколебим.
— Нет.
Она нежно кивнула. Кейну необходимо сосредоточиться на предстоящем сражении, и если уверенность, что жена защищена вооружёнными мужчинами, поможет ему выжить, то
Она отчаянно желала продолжить поездку в Арсиз, пусть и самостоятельно. Отец помог бы ей найти сестёр, даже если бы пришлось вернуться во дворец, где его жизнь ничего не стоила. Софи знала это.
Но в то же время чувствовала, что они с Кейном должны поехать в столицу вместе.
Муж поцеловал её на прощанье и покинул палатку. Софи не пошла за ним в ночь, чтобы посмотреть, как он уезжает. Не хотела отвлекать своими слезами и особенно видеть его вооружённым и готовым к сражению, отправляющимся навстречу опасностям, с которыми так долго жил прежде.
Когда мятежники на цокающих по плотно утрамбованной земле лошадях выехали из лагеря, Софи упала на колени и запела снова. Теперь она семь раз попросила о защите мятежников. А потом со слезами на глазах взмолилась, чтобы муж вернулся к ней целым и невредимым.
Борс вошёл в замок после долгой, проведённой в быстрой верховой езде ночи, чувствуя, как его переполняет непривычный яростный гнев. Он покинул Арсиз с десятью отличными солдатами, а вернулся с двумя. Двумя! Они нашли дорогу в горы, однако на этом их удача закончилась. В один из особенно морозных дней двое его людей оступились и упали, разбившись насмерть. Третий однажды ночью то ли сбежал, то ли где-то заблудился.
Ещё пятерых растерзала огромная голодная пума с ужасными, длинными когтями и зубами. Борс и сам едва избежал смерти.
Вряд ли ведьма, которую жаждал заполучить император, всё ещё жива и даже если так… стоит ли её спасать? Если она выжила, то к настоящему времени провела в компании того монстра больше месяца. И теперь ни на что не годилась.
Никто никогда не говорил императору Себастьену, что порученное им дело невыполнимо. Но если Борс признается в провале своей миссии, то будет отослан снова, на сей раз с большим количеством солдат. А как же награда, ради получения которой он так много трудился? Поэтому Борс предстал перед императором в тронном зале под сияющими лучами утреннего солнца и соврал:
— Она мертва, — просто сказал он. — Животное, укравшее рыжую ведьму, разорвало её на части, скорее всего в тот же самый день.
— Ты принёс доказательства? Голову? Окровавленное платье? Хоть что-нибудь?
— Милорд, мы действительно нашли останки, но они выглядели слишком неприятно, чтобы нести их в ваш прекрасный дворец, и… мм… сильно пахли.
Сегодня император пребывал в особенно скверном настроении. Императрица на встрече не присутствовала, и рядом с правителем стоял лишь угрюмый, безмолвный жрец.
— Ты потерял восемь моих людей в поисках мёртвой женщины?
— Мы столкнулись с огромной пумой…
— Разве я просил оправданий? — император медленно встал. — Я сам виноват, что поручил тебе столь деликатное дело. Доставить сюда двух женщин. Неужели это так сложно?
— Милорд…
— Молчать! — Себастьен сошёл с помоста. Судя по выражению его лица, Борсу не стоило рассчитывать на награду за доставку одной ведьмы. Ни на должность шерифа, ни на получение важного поста во дворце. — Ты выбрал очень тягостный момент, чтобы разочаровать меня.
— Я хотел бы сообщить второй ведьме о смерти сестры, — попросил Борс.
— Неужели?
— Да. Она принесёт беду. Надеюсь, вы надёжно её заперли, и ведьма никому больше не сможет навредить.
— Ты даёшь мне совет? — император продолжал лениво приближаться к Борсу.
— Я видел насколько она опасна, милорд. Я желаю лишь лучшего для Каламбьяна. И для вас, разумеется.
— Тогда, возможно, тебе следовало выполнить задание как следует.
Он никогда не замечал, насколько высок император Себастьен, однако сейчас, стоя с ним почти лицом к лицу, не мог не обратить на это внимание. Император был величественным и стройным, а холод его взгляда пробирал до костей…
Борс не догадывался об опасности, пока не почувствовал, как ему в живот вонзился клинок.
— Ты некомпетентный болван, — тихо сказал император, — и не стоишь ни пузырька пэнвира, ни еды, которой я чувствовал бы себя обязанным кормить тебя, если бы запер на двенадцатом уровне.
— Но… но… — Борс посмотрел на свой живот. Оттуда торчал нож императора, а по рубашке растекалось пятно крови.
Эту рубашку ему сшила жена. Он не видел её больше года и по многу месяцев даже не вспоминал о ней.
Себастьен плавно повернул лезвие. Борс закричал от новой, острой волны боли и начал падать, но император поддержал его. Себастьен оказался сильным, намного сильнее, чем выглядел.
Борс знал, что ему предстоит медленно и мучительно истечь кровью, поскольку не существовало худшего ранения, чем в живот. Император слегка склонился к нему.
— Я не выношу некомпетентность, — приглушённо сообщил он. — Ты не просто оплошал, ты чудовищно меня подвёл. — Он повторно провернул лезвие, на сей раз резче, и Борс снова взвыл. Он кричал и умолял. Не о жизни, для этого было слишком поздно. Он молил о быстрой смерти.
Себастьен выдернул нож и позволил Борсу рухнуть на пол. Потом наклонился, вытер лезвие о чистую часть рубашки и отвернулся, велев одному из солдат:
— Избавься потом от этого мусора, — юный, мертвенно-бледный страж кивнул, и император перевёл внимание к жрецу на помосте.
— Бреккиэн, — радушно окликнул Себастьен, выбросив из мыслей корчащегося на полу человека, — пока это неприятное дело завершается, я собираюсь выпить бокал вина. Не хотите ко мне присоединиться?
Прошла неделя с тех пор, как они с Рином стали мужем и женой во всех отношениях, но Жульетт ничуть не устала от их совместных занятий. Последние три дня она изучала королевские обязанности, обычаи энвинцев, знакомилась с советниками, жрицами, главами различных кланов и сыновьями прежней королевы, от которых ожидала враждебности, поскольку её положение естественным образом отнимало у них часть власти, однако не ощутила с их стороны ни гнева, ни негодования. Все они знали, как сильно Этэйна желала уйти из жизни, и вместо жажды удержать власть чувствовали облегчение от того, что трон заняла новая королева.