Лунное наваждение
Шрифт:
Когда карета наконец подъехала к гостинице, Анемон испытала огромное облегчение. Это была невыносимая пытка – сидеть рядом и не иметь возможности к нему прикоснуться. Она вспоминала, как шелковисты его волосы, как горячи его губы, и от этих мыслей все переворачивалось у нее внутри.
Они молча сошли по ступенькам экипажа и направились в гостиницу. В гостиной Стивен открыл графин с коньяком и предложил ей рюмочку.
Анемон, стоявшая возле дивана, покачала головой.
– Нет, я, пожалуй, лягу спать. Завтра будет трудный день.
«Но смогу ли я вообще здесь уснуть?» –
– У меня тоже нет желания спать с тобой в одной постели, – вдруг сказал он и, залпом выпив рюмку коньяку, с шумом поставил ее на каминную полку, – поэтому я возьму одеяло и лягу здесь, на полу. Тебе надо отдохнуть перед завтрашним испытанием. Кровать в твоем полном распоряжении, моя крошка.
– Спасибо.
Это была неожиданная любезность. Анемон взглянула на Стивена с благодарностью, но он растянул губы в холодной усмешке:
– Я забочусь прежде всего о деле. Ты запросто можешь допустить оплошность в работе, если как следует не отдохнешь.
– Конечно.
Анемон отвернулась и одна прошла в спальню. Там она сняла перчатки, отложила шаль и ридикюль, закрыла балконные двери. Было слышно, как в гостиной Стивен наливает себе еще одну рюмку.
На девушку навалилась дикая усталость. Она больше не ликовала по поводу успеха с Де Воба. Впереди ее ждали завтрашние опасности и сегодняшняя одинокая ночь. Она потерла ладонями виски и закрыла глаза. Вчера ночью они со Стивеном занимались любовью на борту «Морского льва», а сегодня спят порознь, разделенные ложью… Он уже никогда не коснется губами ее губ, не прочертит нежную дорожку из поцелуев по ее шее, не укачает ее в своих объятиях, как драгоценную куклу. Но видит Бог, как она этого хочет! Сердце ее разрывалось на части от жгучей, немыслимой боли.
Девушка легла, готовясь прожить еще один день без любви Стивена. Она говорила себе, что жила без нее двадцать один год и будет жить дальше. Но чувство тоскливой пустоты не проходило. Несмотря на то что огромная кровать под балдахином была очень мягкой и уютной, Анемон совсем мало поспала в ту ночь. Ее прерывистый сон был полон кошмаров.
Стивен спал на полу в гостиной. Ему снилась белокурая красавица в серебристом платье. Она манила его к себе очаровательной улыбкой и ласковыми обещаниями любви. Он протянул руки, чтобы ее обнять, но она вдруг выхватила кинжал. Проснувшись в холодном поту, он до рассвета мерил шагами комнату, проклиная предательство Анемон и свою непрошеную любовь.
Глава 21
На другой день Анемон почти не видела Стивена. Он ушел на совещание с ее отцом, Джонни Такером и мужчиной по имени Нед Будл – как потом выяснилось, тем самым курьером, который принес ей письмо от отца в ту давнюю ночь в Лондоне. Той же ночью Будл отплыл обратно в Америку и теперь помогал Томасу Карстейзу в его расследовании. В полдень, пока Стивен с ним разговаривал, Томас, улучив свободную минуту, зашел в номер к Анемон.
Он был встревожен. Разумеется, их люди тайно ходили за лордом Бромфордом по Новому Орлеану и всю ночь вели наблюдение за домом губернатора Клейбурна. И все-таки Томас нутром чуял беду, но не знал, когда и как она грянет, и проклинал себя за это.
Вчера вечером Анемон познакомилась с Де Воба. Судя по ее и Стивена рассказу, все прошло как по маслу. Но Томас боялся, что беда случится раньше, чем его дочь войдет в доверие к французу. У него в голове постоянно тикал часовой механизм: он чувствовал, что с каждой секундой катастрофа приближается.
– Папа, я вижу, ты волнуешься?
Анемон сбросила туфельки и с ногами забралась к отцу на диван, радуясь возможности поговорить. Она только недавно пришла с прогулки по городской площади, где напрасно надеялась встретиться с Де Воба.
На пути ей попалось «Кабильдо» – здание городского управления, в котором были подписаны документы на покупку Луизианы. В восхищении оглядев красивую арочную колоннаду, девушка вошла в парадные двери и поднялась на второй этаж. Внушительному сооружению, поражавшему своей строгой симметрией, придавали великолепие веерообразные окна и испанская резьба по металлу.
Рядом с «Кабильдо» стоял собор. Анемон задержалась возле него, полюбовалась башенками и симпатичным оштукатуренным фасадом, а потом неторопливо пошла обратно в гостиницу. По пути она заглядывала в разные магазины, покрутилась на приморском базаре, рассчитывая где-нибудь столкнуться с Жан-Пьером Де Воба и продолжить начатое знакомство.
Однако ей не повезло. Потоки людей текли по площади и улицам города, но Де Воба среди них не было. Теперь, сидя с отцом в бело-золотой гостиной, она чувствовала его напряжение и понимала, что он также сомневается в разумности их плана.
Девушка порывисто нагнулась вперед и взяла его за руку:
– Почему бы нам прямо сейчас не пойти к лорду Бромфорду и не предупредить его об опасности? Папа, мы успеем увезти его из Нового Орлеана до того, как Де Воба начнет бал.
Отец тяжело вздохнул:
– Нет, Эмми. Мы уже говорили об этом. Посмотрим, что принесет сегодняшний вечер. Если нам больше не удастся ничего узнать, тогда завтра у нас не останется выбора – придется сделать так, как ты сказала.
– Но, папа, вдруг Де Воба убьет лорда Бромфорда сегодня вечером? Тогда завтра будет уже поздно.
– Де Воба не так глуп, чтобы убивать Бромфорда в собственном доме. Скорее всего он сделает это в другом месте, дабы на него не пала даже тень подозрения.
Анемон задумалась.
– Возможно, ты прав, – медленно проговорила она, – но Де Воба любит рисковать. Мне кажется, ему должна импонировать эта шальная идея: убить человека прямо у себя дома, на балу, устроенном в его честь!
Томас взглянул на нее. Лицо его было необычно мрачным.
– Значит, нам всем следует каждую минуту быть начеку. Сегодня вечером я возьму под свое наблюдение мужчину по кличке Одноглазый. Это контрабандист, бывший пушкарь армии Бонапарта. Я видел, как он дважды встречался с месье Бержероном: один раз – в игорном притоне на Чупитулас-стрит и второй – в пивной Хромого Матти на улице Жирод. Я могу поклясться жизнью, что Одноглазый замешан в этом грязном деле. Когда придет час убийства, он наверняка приложит к нему свою лапу.