Лунный цветок
Шрифт:
Джером Тальбот небрежным жестом отослал служанок. Как всегда, его худоба зрительно увеличивала его рост, а лицо казалось еще более худым, чем она себе представляла. Глаза его были теми же самыми — глубоко посаженными и темными, но у рта появились новые морщинки, а при виде припорошенных сединой висков у нее сжалось сердце. Из-за того, что он был старше ее, она всегда боялась любых признаков того, что он стареет. Любовь к мужу охватила ее, однако он смотрел на нее мрачно, неприветливо, и она остановилась. Неловкость момента прервала Лори. Для Лори он был ее обожаемым отцом, и она не стала тратить время на то, чтобы искать в нем перемены.
— Ты удивлен? — воскликнула она. — Мы даже послали тебе телеграмму, но ты не получил ее вовремя. Но я думаю, что сюрприз все равно лучше. Разве ты так не думаешь, папочка?
У Марсии сдавило горло. Она так хорошо понимала чувства Лори. Ребенок бросился к отцу, изливая свои чувства, как будто жаром своих чувств она могла заставить его проявить ответную любовь. Искушение поступить так же, как ее дочь, было очень сильным, но Марсия сдержалась.
Казалось, что поздоровавшись с Лори, Джером теперь едва замечал присутствие ребенка. Он без эмоций сказал, что действительно удивлен, и ждал, пока заговорит Марсия. Каким-то образом ей удалось тихо подойти к нему и поднять к нему лицо для поцелуя. Он лишь мгновение колебался, прежде чем слегка коснуться губами ее щеки. Его сдержанность удержала ее от других проявлений чувств, и ей потребовалась вся ее воля для того, чтобы подавить дрожание голоса, когда она заговорила.
— Хелло, Джером, — сказала она.
Крылья черных бровей, по которым она некогда любила проводить пальцами, сардонически приподнялись, и на его губах, прямых, едва ли чувственных, появилась грустная улыбка.
— Разве ты не получила моего письма?
Она взглянула на Лори и предупреждающе покачала головой. Лори ничего не знала о содержании того письма.
— Я получила его, — сказала она. — И именно поэтому я приехала.
— Я понимаю.
Он вытащил свою руку из горячо сжимавших ее рук Лори.
— Ты извини, у меня был долгий путь. Я хотел бы принять ванну, и потом меня еще ждет кое-какая работа.
Марсия повернулась, обрадованная, что может что-то для него сделать.
— Я скажу Суми-сан. Не хочешь ли выпить чего-нибудь горячего? Ты сегодня обедал?
Она осеклась, потому что слова ее прозвучали, как слова Лори.
Он покачал головой.
— Суми-сан знает, что мне нужно. Тебе нет необходимости беспокоить себя обязанностями жены. Извини.
— Но, папочка! — завопила Лори.
— Тихо, милая, — сказала Марсия. — Не сейчас. Отец устал.
Джером пересек холл по направлению к своей спальне, и дверь за ним закрылась. Весь жар, кипевший в Лори, угас, и она чувствовала себя совершенно потерянной. Однако она попыталась скрыть обиду.
— Я думаю, он устал. Он будет лучше себя чувствовать спустя некоторое время, не так ли? Ничего, если я выйду в сад и поиграю?
— Почему бы тебе не слепить снежную бабу? — предложила Марсия. — Это нечто такое, чего ты никогда не смогла бы сделать в Калифорнии.
Лори смиренно отправилась во двор. Марсия смотрела на идущую Лори, и в ней поднимался тихий гнев. Она пошла в спальню, которую делила вместе с Лори, и села перед камином, который разожгла Суми-сан. Она глядела на красные завитки пламени и думала. Вот значит, как он собирается
Больше часа она напряженно прислушивалась, сидела у огня. Она слышала, как он прошел через холл в ванную. Слышала, как вернулся в свою комнату. Затем долго было тихо. Потом он вновь открыл дверь, и она вышла в холл и увидела, что он надевает пальто.
— Ты уходишь? — ровным голосом спросила она. — Я надеялась, что мы немного поговорим, снова познакомимся.
Он отчужденно посмотрел на нее.
— Я полагаю, что все, что я считал нужным, я сказал в своем письме. Ты сделала глупость, приехав сюда, Марсия. Единственная разумная вещь, которую ты можешь сделать — это уехать домой.
— Именно это посоветовала мне сделать Нэн Хорнер, — сказала Марсия. — Но я не хочу уезжать. Я не могу так легко все бросить, даже не поняв, почему.
В его глазах что-то блеснуло и исчезло прежде, чем она успела разобрать, что это было.
— Так ты познакомилась с Нэн? — спросил он.
— Суми-сан сходила за ней прошлым вечером, когда мы приехали. Она пришла и прояснила ситуацию. Затем сегодня она пригласила нас на ланч.
— Я понимаю, — он обеспокоенно направился к двери, как будто его желание удрать усилилось. — Сейчас я должен уйти. Не жди меня к обеду.
Он отправился в прихожую обуваться, и она видела, как он шел через сад. Так или иначе, но этого она не ожидала, не ожидала, что он так быстро покинет дом, оставаясь холодным и отчужденным, не сказав ей приветливого слова, не объяснившись. За все годы никогда не было случая, чтобы он намеренно был недобр, и это его новое отношение к ней ее настолько шокировало и встревожило, что она испугалась. Впервые она почти поверила словам его письма, словам, которые до этого так яростно отвергала.
Она в отчаянии готова была заплакать, но преодолела свою слабость. Не для того она проделала весь этот путь, чтобы сдаться при первом же недоброжелательном взгляде Джерома. Если она собирается бороться за их брак, ей следует найти в себе больше мужества и терпения.
Она упрямо надела пальто и калоши и пошла в сад к Лори, которая радостно приветствовала ее. Вместе они скатали огромный снежный ком, чтобы сделать снежную бабу. Но она знала, что они обе притворяются. Сейчас они делали вид, что в их жизни нет Джерома Тальбота, который ранит и мучит их.
Солнце уже растопило снег, и им приходилось копаться в затененных углах, где снег был все еще крепким. Физические усилия, потраченные на эту работу, принесли Марсии облегчение. Она взглянула на большую японскую виллу позади них. В дальнем конце верхней галереи другой половины дома одна из деревянных ставней была отодвинута. В проеме окна стоял мужчина и глядел на них. Это был тот самый японец, которого она видела в день прибытия — Ичиро Минато. Он не моргнул и не отвел глаз, когда она перехватила его взгляд, и продолжал флегматично смотреть на нее. Выражение его лица не было ни заинтересованным, ни безразличным. Он смотрел, как могло бы смотреть каменное изваяние, и нельзя было сказать, что скрывалось за его упорным взглядом.