Лунный камень мадам Ленорман
Шрифт:
– Понарошку? – уточнила Машка на всякий случай.
– Для начала понарошку.
Это как понимать – «для начала»?
– Зачем? – Диван оказался настолько мягким, что Машка провалилась. На таком диване совершенно невозможно сидеть, сохраняя правильную осанку, тянет прилечь, а то и вовсе развалиться самым несерьезным образом.
– Чтобы поторопить.
Мефодий остался стоять. Длинный он. И руки сложил на груди, точно отгораживаясь от Машки.
– Ты ведь понимаешь, что мальчишка моего коньяка хлебнул. Исключительно из врожденной пакостливости. И приложился
– А сердце едва не остановилось, – закончила Машка.
– Именно. И ведь у меня было желание подняться…
– Сорваться?
– Я не алкоголик, – он нахмурился. – Подняться и налить себе… может, пить и не стал бы.
– Может. – Машка вдруг поняла, что именно ей казалось неправильным в нынешней ситуации. В доме ведь знали, что Мефодий не пьет. И почему тогда коньяк?
Бутылка, стоявшая в кабинете давно.
Повод, конечно, подходящий, но все равно ненадежно. А вот чай он пьет, и кофе, и графин с водой стоит. Почему в коньяк, а не в воду?
Она озвучила вопрос, и Мефодий задумался. Он думал долго, расхаживая по комнате, а Машка ерзала и следила.
– Я ведь и вправду спиртного в рот не брал. Слово Кириллу дал, что завяжу, он боялся, что я сопьюсь. А я понял, что не спасает. Когда пьешь, вроде и легче становится, но ненадолго. А потом еще хуже, совесть мучит.
Он остановился у окна. Светлый прямоугольник, прикрытый тонкой тканью портьер. И темный силуэт Мефодия.
– Разве что коньяк предназначался не мне. Бутылка давно стоит, ее еще Кирилл купил, – он задрал голову, разглядывая карниз. Машка тоже посмотрела. Обыкновенный. Медный или бронзовый, но с виду внушительный весьма.
– Почему тогда бутылку не убрали? Возможности не было?
– Была, – вынужден был признаться Мефодий.
– Бутылку надо…
– Уже. Док ее забрал, сдаст на проверку.
– И когда ты успел?
Он пожал плечами, но на вопрос не ответил. Успел, выходит. А Машке показалось, что он не отлучался. Она увлеклась ссорой. И Григорий, опять же, выглядел плохо.
– Представляешь, Стаська – моя сестра. – Мефодий качнул штору, и на полу протянулся длинный язык света. – Единокровная. А я-то думал, что отец не изменял…
– Разочарован?
Машка, устав бороться с диваном, перебралась в кресло.
– Не знаю. Как-то все… я привык думать, что у родителей была идеальная семья. Мама очень старалась, чтобы все так считали. Теперь понимаю, что ей важно было лицо держать. Держала. А я не знал про сестру. Кирилл вот… – Он сунул пятерню в волосы. – Кирилл ничего не сказал, решил, что у меня психика нежная, не выдержит таких новостей.
Машка ничего не сказала. Да и что сказать? Чужая жизнь, чужая семья, чужие правила, которых она, Машка, знать не знает. И мелькнула трусливая мысль, что хорошо, что знакомство со свекровью Машке не грозит. Почему-то она была уверена, что не сумела бы понравиться.
Недостаточно идеальна.
– Она забавная и…
– И имеет мотив, – сказала Машка.
– Какой?
– Обыкновенный. Деньги.
Он остановился перед креслом. Длинный какой… и хмурый.
– Она – наследница первой очереди, – Машка помнила Галкины рассказы. – Смотри сам: если бы твой брат не оставил завещание, то имущество отошло бы его сыну и жене…
– Наследники первой очереди.
– Именно! А вот если умрешь ты, то… наследниками первой очереди являются родители, дети и супруги. Твои родители уже… мертвы, – Машке было неудобно напоминать об этом, но Мефодий лишь кивнул. – Жена тоже. Детей у тебя нет. Так?
– Да.
– Тогда, в отсутствие завещания и наследников первой очереди, права переходят к наследникам второй очереди, которыми являются братья и сестры, причем не важно, полнородные или неполнородные.
– Ты юрист?
– Галка была, но она давно перешла в архив, и… погоди, я позвоню, она точно скажет, а то я и перепутать могу.
Трубку Галка сняла сразу и пробормотала:
– Ну? У вас там опять труп?
– Неа. Слушай, объясни мне про наследников, пожалуйста? – Машка отошла к зеркалу и скорчила рожицу, потом спохватилась, что ситуация к глупостям не располагает, и попыталась придать лицу выражение, соответствующее случаю, серьезное.
Галка объяснила.
Все правильно, выходит, что Машка не перепутала ничего.
– Слушай, – Галка гремела кастрюлями, и на звук этот Машкин желудок отозвался противным урчанием. – Я же совсем забыла… помнишь, ты просила меня про этого твоего…
– Не моего!
Пока, но вечером Мефодий объявит Машку невестой. А где невеста, там и жена… наследник первой очереди, чьи права суд защитит.
– Не твоего, – согласилась Галка, – в общем, показания сходятся.
– Чьи?
– Машуль, не тупи. Его показания и факты. Он и вправду повез супругу на отдых, а она перебрала и нырнула в бассейн. Пьяным плавание категорически противопоказано…
Что-то зазвенело, грохнуло, и Галка выругалась.
– Значит…
– Ну, если ты хотела знать, убил ли он жену, то, скорее всего, не убивал.
– Скорее всего?
Машка представила, как сестрица пожимает плечами, всем видом давая понять, что в жизни этой ни в чем нельзя быть уверенным, особенно когда дело касается такой вещи, как супружеская жизнь. А ведь сама Галка была вполне счастлива замужем. Откуда у нее такие мысли?
– И да, родственнички супруги его ободрали как липку. – Теперь она разговаривала с набитым ртом, что сама же считала совершенно недопустимым, когда речь заходила о детях или о Машке. – И если бы не смерть братца, сидеть бы твоему Мефодию на бобах…
– А теперь…
– Теперь он снова богат… даже богаче прежнего. Знаешь стишок? Владелец заводов, газет, пароходов… рябчиками хоть кормит?
– Нет.
– А ананасами?
– Галка!
– Не привык еще, наверное. Маш, ты там особо губы не раскатывай, оно, конечно, хорошо, когда у кавалера за душой что-то помимо совести имеется, но вот… не нашего полета птица.
– Галь, я не собираюсь…
– Ну-ну… не собирайся, так оно правильней будет.
Галка отключилась первой, и все-таки она пребывала в каком-то на редкость благостном расположении духа.