Лунный камень мадам Ленорман
Шрифт:
О чем они разговаривали? Вышел Витольд окрыленным, батюшка же, вызвав Анну к себе, сказал:
– Не оставляй сестру наедине с ним. Дурной человечишка.
– Ольга сама ему…
– Не важно, – батюшка не желал слышать, что его любимица в чем-то виновна. – Не оставляй.
И Анна вновь подчинилась. Витольд же… он стал в доме частым гостем, однако вел себя прилично, о чувствах своих речи боле не заводил, лишь смотрел на Ольгу, томно вздыхая.
– Вспоминаете? –
Он поклонился и предложил Анне руку. Перчатки потерял. Или же они, как и собственная пара Анны, столько раз штопаны, что приличнее приличия нарушить, чем надеть такие.
– Я бы на вас женился.
Анна руку приняла, и Витольд повел ее по коридору. Он покачивался и икал, но при том Анна уловила в зеркале внимательный и совершенно трезвый взгляд.
А не притворяется ли он? Но для чего? Или проще быть безобидным никчемным пьяницей, нежели хладнокровным преступником?
– Вы, кажется, женаты, – осторожно ответила Анна.
Они спустились в холл, по утреннему времени сумрачный. Пробившееся сквозь заслоны туч солнце наполняло его зыбким, каким-то неверным светом, в котором спутник Анны казался выше, сильней, чем был на самом деле.
– Рассказала? Маленькая дрянь… ловко они меня, правда?
Витольд подвел Анну к креслу.
– Принести выпить?
– Нет, благодарю вас. И думаю, что вам тоже следует воздержаться.
Витольд только хмыкнул.
– Не дрожите так, напиваться я не собираюсь.
Он покинул Анну в одиночестве, впрочем, отсутствовал не так долго, чтобы Анна заподозрила неладное или испугалась. А вот озябнуть она успела. Выстроив дом, Франц не озаботился нанять слуг, и погасшие за ночь камины не разожгли. Анна терла руки, дышала на ладони, но не могла согреться.
– Держите, – Витольд сунул в руки стакан. – Виски. Разбавленный. Самое оно, чтобы согреться… Так когда она вам рассказала?
– Сегодня ночью.
Витольд приподнял бровь.
– Я… мне понадобилось выйти… и я встретила Мари… – Анна поняла, что краснеет, хотя не видела для этого ни малейшей причины.
Разве совершила она что-то постыдное?
– Вы очаровательны, – с неизъяснимой печалью произнес Витольд, устраиваясь в другом кресле. Себе он налил полный стакан, но пить не спешил. – И вправду очаровательны. Знаете, мне бы хотелось, чтобы сердцу можно было приказать.
Анне тоже. Она бы приказала своему забыть жениха сестры. Мановением руки уняла бы бессмысленную ревность, любовь же нерастраченную, пустую направила бы на кого-то иного… и все были бы счастливы.
– Думаете, я не видел, что Ольга из себя представляет? Красавица и только… злая, пустая
– Нет.
Чужая трагедия оставила Анну равнодушной.
– Застрелился. А я попал к его родне. Не буду вас утомлять описанием той моей жизни, – Витольд грустно усмехнулся. – Скажу лишь, что мать ни разу обо мне не вспомнила.
– Мне жаль.
Ничуть. Анна удивлялась собственной черствости, но… что-то мешало ей верить, сочувствовать.
– Я винил отца за слабость, но, встретив Ольгу, понял. Эта неспособность устоять, удержаться, отвернуться и уйти, раз и навсегда вычеркнув ее из сердца. Вы ведь понимаете меня?
Понимает.
И решается попробовать виски.
Горько. И жарко.
– Пейте, пейте… вам ничего не грозит. Вы достаточно сильны, чтобы пороки обходили вас стороной. У вас ведь хватило сил отказаться от любви.
Не отказаться, но смириться, отступить, позволив Францу самому совершить выбор.
– А я… я должен был видеть ее. Это как опиум… или хуже опиума… я твердил себе, что она – бессердечная тварь, какой была моя матушка, что мне следует просто уехать на месяц или два, позволив ей выйти замуж… что если я выдержу разлуку, то и любовь пройдет. Я и уехал. На три дня. И приполз к ее ногам… я готов был на все.
И на убийство?
– Думаете, я не понял, что за шутку они со мной сыграли? Я неудачник, но не дурак. И сразу догадался, что Ольга избавляется от соперницы, а заодно и от меня. Но я подчинился, принял ее волю.
– Зачем?
– Не мог иначе. – Витольд осушил стакан одним глотком. – Глупо, да?
Горький напиток. Анне прежде не случалось пробовать ничего крепче вина. И к нему она относилась настороженно, опасаясь превратиться в человека слабого, зависимого.
Но горечь ушла, сменившись теплом.
– А ведь знаете, у меня получилось.
Витольд смежил веки.
– Что получилось?
– Разбогатеть. Я стал миллионером…
Он? Человек, который сидел перед Анной? Во вчерашнем костюме, изрядно затасканном и грязном? Со своей склонностью к пьянству?
– Вы тоже не верите? – Витольд повернул голову, взгляд у него был уставший. – Никто не верит, кроме Франца. Все думают, что я сюда приехал клянчить деньги. На самом деле деньги давно уже мне не нужны… и моя дорогая супруга, поняв, что может упустить, переменится в самом скором времени. Вот увидите, до чего приторно-сладкой она станет. Но… не поможет… даже если я умру, а я умру, милая Анна, мне уже недолго осталось…