Лунный камень
Шрифт:
Было совершенно ясно, если бы даже мистер Блэк не сделал этого еще яснее, заменив чтение письма простым пересказом его содержания, что под всем этим таилось недоверие лично ко мне. Подготовленный к этому, я не был ни раздосадован, ни удивлен. Я спросил мистера Блэка, какое действие произвел на него протест его друга. Он с жаром ответил, что ни малейшего. После этого я получил право выкинуть из головы мистера Бреффа — и выкинул его.
Наступила пауза, и Габриэль Беттередж отошел от окна.
— Можете ли вы удостоить меня вашим вниманием, сэр? — обратился он ко мне.
— Я весь к вашим услугам, — ответил я. Беттередж взял стул и
— Я прожил, — сказал Беттередж, сурово глядя на меня, — почти пятьдесят лет на службе у покойной миледи. До тех пор я был пажем на службе у старого лорда, ее отца. Мне теперь около восьмидесяти лет — все равно, сколько именно. Считают, что я имею знание и опытность не хуже многих. Чем же это кончается? Кончается, мистер Эзра Дженнингс, фокусами над мистером Фрэнклином Блэком, которые будет производить помощник доктора посредством склянки с лауданумом, а меня, в моих преклонных летах, заставляют быть помощником фокусника!
Мистер Блэк захохотал. Я хотел заговорить. Беттередж поднял руку в знак того, что еще не кончил.
— Ни слова, мистер Дженнингс! — сказал он. — Я не желаю слышать от вас, сэр, ни единого слова. У меня есть свои правила, слава богу! Если я получу приказание сродни приказанию из Бедлама, это ничего не значит. Пока я получаю его от моего господина или госпожи, я повинуюсь. Но я могу иметь свое собственное мнение, которое, потрудитесь вспомнить, совпадает также и с мнением мистера Бреффа, знаменитого мистера Бреффа! — сказал Беттередж, возвышая голос, торжественно качая головой и глядя на меня. — Все равно, я все-таки беру назад свое мнение. Моя барышня говорит: «Сделайте это», — и я говорю: «Мисс, будет сделано». Вот я здесь, с книжкой и с карандашом, — он очинён не так хорошо, как я мог бы пожелать, но, если христиане лишаются рассудка, кто может ожидать, чтобы карандаши оставались остры? Давайте мне ваши приказания, мистер Дженнингс. Я запишу их, сэр. Я решился не отступать от них ни на волос. Я слепой исполнитель — вот я кто! Слепой исполнитель! — повторил Беттередж, находя необыкновенное наслаждение в этом определении самого себя.
— Мне очень жаль, — начал я, — что мы с вами не соглашаемся…
— Не вмешивайте меня в это дело! — перебил Беттередж. — Речь идет не о согласии, а о повиновении. Давайте ваши распоряжения, сэр, давайте распоряжения!
— Я хочу, чтобы некоторые комнаты были снова открыты, — начал я, — и меблированы точь-в-точь так, как в прошлом году.
Беттередж лизнул языком тупо очиненный карандаш.
— Назовите эти комнаты, мистер Дженнингс, — сказал он надменно.
— Во-первых, нижний зал.
— «Во-первых, зал», — написал Беттередж. — Невозможно меблировать его, сэр, как он был меблирован в прошлом году…
— Почему?
— Потому что в прошлом году, мистер Дженнингс, там стояло чучело сарыча. Когда господа уехали, чучело унесли вместе с другими вещами. Когда чучело уносили, оно развалилось.
— Если так, исключим чучело.
Беттередж записал исключение.
— «Нижний зал должен быть меблирован, как в прошлом году. Только исключить развалившегося сарыча». Пожалуйста, продолжайте, мистер Дженнингс.
— Разостлать ковер на лестницах, как прежде.
— «Разостлать ковер на лестницах, как прежде». Очень жалею, что опять должен обмануть ваши ожидания, сэр. Но и этого сделать нельзя.
— Почему же?
— Потому что человек, расстилавший ковры, умер, мистер Дженнингс, а подобного ему в искусстве расстилать
— Очень хорошо. Мы должны постараться найти лучшего человека во всей Англии после него.
Беттередж записал, а я продолжал делать распоряжения.
— Гостиная мисс Вериндер должна быть восстановлена совершенно в таком виде, в каком она была в прошлом году. Также и коридор, ведущий из гостиной на первую площадку. Также и второй коридор, ведущий со второй площадки в спальню хозяев. Также спальня, занимаемая в июне прошлого года мистером Фрэнклином Блэком.
Тупой карандаш Беттереджа следовал добросовестно за каждым моим словом.
— Продолжайте, сэр, — сказал старик с сардонической важностью. — Мой карандаш еще не совсем затупился.
Я ответил ему, что у меня больше нет никаких распоряжений.
— Сэр, — сказал Беттередж, — в таком случае, разрешите — я сам от себя прибавлю пункт или два.
Он раскрыл записную книжку на новой странице и еще раз лизнул неистощимый карандаш.
— Я желаю знать, — начал он, — могу я или нет умыть руки…
— Конечно, можете, — сказал мистер Блэк. — Я позвоню слуге.
— …сложить с себя ответственность, — продолжал Беттередж, с прежней невозмутимостью продолжая не замечать в комнате никого, кроме меня. — Начнем с гостиной мисс Вериндер. Когда мы снимали ковер в прошлом году, мистер Дженнингс, мы нашли огромное количество булавок. Должен я снова положить булавки?
— Конечно, нет.
Беттередж тут же записал эту уступку.
— Теперь о первом коридоре, — продолжал он. — Когда мы снимали украшения в этой части дома, мы унесли статую толстого ребенка нагишом, богохульственно обозначенного в каталоге дома «Купидоном, богом любви». В прошлом году у него было два крыла в мясистой части плеч. Я недоглядел, и он потерял одно крыло. Должен я отвечать за крыло купидона?
Я опять сделал ему уступку, а Беттередж опять записал.
— Перейдем ко второму коридору, — продолжал он. — В прошлом году в нем не было ничего, кроме дверей, и я сознаюсь, что душа у меня спокойна только относительно этой части дома. Что касается спальни мистера Фрэнклина, то, если ей надо придать, ее прежний вид, желал бы я знать, кто должен взять на себя ответственность за то чтобы поддерживать в ней постоянный беспорядок, как бы часто ни восстанавливался порядок, — здесь панталоны, тут полотенце, французские романы там и тут, — я говорю, кто должен держать в неопрятности комнату мистера Фрэнклина: он или я?
Мистер Блэк объявил, что он с величайшим удовольствием возьмет на себя ответственность за это. Беттередж упорно отказывался слушать разрешение затруднения с этой стороны, прежде чем он получил мое согласие и одобрение. Я принял предложение мистера Блэка, и Беттередж сделал последнюю запись в своей книжке.
— Заходите к нам, когда хотите, мистер Дженнингс, начиная с завтрашнего дня, — сказал он, вставая. — Вы найдете меня за работой с нужными помощниками. Я почтительно благодарю вас, сэр, за то, что вы оставили без внимания чучело сарыча и купидоново крыло, также и за то, что вы позволили мне умыть руки и снять с себя всякую ответственность за булавки на ковре и беспорядок в комнате мистера Фрэнклина. Как слуга, я глубоко обязан вам. Как человек, я считаю это прихотью с вашей стороны и восстаю против вашего опыта, который считаю обманом чувств и западней. Не бойтесь, чтобы мои чувства как человека помешали моему долгу как слуги. Ваши распоряжения будут исполнены, сэр, будут исполнены! Если это кончится пожаром в доме, я не пошлю за пожарными, пока вы не позвоните в колокольчик и не прикажете послать за ними!