Лунный князь. Беглец

Арьяр Ирмата

Предположим, мне удастся то, ради чего я вернулся в Подлунный мир. 'Или тебя вернули, Райтэ', - встрял внутренний голос, но я к нему не прислушался. Э-э… о чем я? Ах, да. Предположим, каким-то чудом удастся лишить Гончаров их власти над дарэйли, а без нас жрецы — никто. Но что тогда сделают с людьми сорвавшиеся с цепи демоны и ангелы?

— То есть, дарэйли — что-то вроде джиннов из сказок? — спросил я, осторожно дотронувшись до полусфер на жреческом круге.

— Ты тоже дарэйли. Разве ты — джинн? — усмехнулся Ринхорт.

— Нет, конечно!

— Вот и не задавай глупых вопросов. Мы не духи, не демоны, и не сидим запертыми в сферах, кольцах или кувшинах. А выглядим мы как люди, потому что созданы из человеческой плоти. Обычно мы сопровождаем жреца под видом рыцарей или послушников, но Пронтор прибежал за мной на кладбище один. Значит, он одолжил Ллуфа кому-то. Это как передать повод коня. Оседлать его не у всякого жреца получится, то есть, завладеть, как своим рабом, а вот связать заклинанием любой из них сможет, даже неофит. Если Ллуф теперь у иерарха сферы — плохо, тот сможет завладеть им после смерти Пронтора.

— Ринхорт, а этот Ллуф сможет почуять камень в жреческом знаке, как ты — металл? — осенило меня. — Ты же пришел на кладбище по следу ритуального ножа?

Рыцарь кивнул.

— Так выбрось знак немедленно! — едва не подавившись зайчатиной, заорал я.

— Это наша единственная связь с ними.

— И у них с нами!

— А если получится их освободить?

Как я ни просил, рыцарь не выбросил знак, и путешествие перестало казаться прекрасным. Я то и дело прислушивался, оглядывался — нет ли погони, пока не взял себя в руки и не задумался о том, что за беспечностью Ринхорта может стоять нечто большее, чем очевидная глупость.

— Ты не думал, что тебе понадобится защита, будущий княжич? — словно в ответ на мои мысли спросил дарэйли. — Освободив меня, ты бросил вызов всем жрецам, и они вряд ли успокоятся, пока не поймают нас обоих. Особенно тебя, способного сломать наши невидимые ошейники. Ты мало представляешь, насколько мощные это заклинания. Чем старше дарэйли, тем труднее вернуть ему свободу. Он и сам может не принять ее. А мне сто тридцать лет.

Это еще вопрос, кого тут надо будет защищать, — хмыкнул я про себя.

— Я много чего не понимаю в Подлунном мире, Ринхорт. Если у людей нет магии, то как возможны заклинания?

— В Подлунном мире… — пробормотал он, сверкнув черными глазами. — Ты говоришь так, словно этот мир тебе чужой. А насчет заклинаний… Эти ритуалы подчинения разработаны еще древними магами. В формулах и заложена магия, а не в людях, их произносящих.

— Значит, любой может выучить ритуалы и формулы?

— Возможно. Нас, дарэйли, в святилища пускают только в качестве жертв. А когда ты в бессознательном или полусознательном состоянии, многого не запомнишь. Но есть и стихийные жрецы, не знающие древних формул, значит, дело не только в них. Говорят, сам Эйне приходит к такому избраннику и учит его формулам, если разум человека способен их принять, а сердце — услышать. Но бог Сущего еще никого не учил ломать наши ошейники. Наша свобода слишком опасна для людей. Потому Гончары от тебя не отступятся, пока не уничтожат.

— Что ты меня пугаешь, Ринхорт? Ну да, против тебя мне пока не выстоять, но…

Он громогласно захохотал — аж кони, щипавшие поодаль траву, шарахнулись.

— Против меня! Не хочу показаться хвастливым, но мне и маленькая армия не страшна. Зато огненная сущность меня попросту испарит. Бесследно. А тебя — тем более. К счастью, сильных дарэйли огня в мире — раз-два, и обчелся. Тебе нужна своя армия, Райтэ. На твоего деда надеяться нельзя. Особенно, если и сам он станет Гончаром.

Я приуныл. И задумался: почему жрецы Эйне не захватили весь Подлунный мир с такими-то талантами их рабов, да с их-то долголетием? А, может, и захватили, просто мир этого не замечает, как не замечал Ионт Завоеватель того, что стал марионеткой задолго до смерти, лет за двадцать — читал я в детстве хроники империи. Или кто-то мне рассказывал там, за пределами Лабиринта?

'Есть только один способ справиться с твоими и нашими врагами, Райтэ', - вдруг донесся из глубин памяти голос. Тихий женский голос, далекий и нежный, как хрустальное эхо. Сердце громыхнуло, и ноющая тоска заполнила все мое существо, как эхо заполняет ущелье.

Рыцарь легко, одним движением, поднялся с травы, как будто загорал не в тяжелых латах, а нагишом.

— Пора работать, Райтэ, хватит лясы точить.

Мне он лениться не позволял из вредности. По его мнению, принц, сбежавший с престола, достоин был лишь того, чтобы чистить и точить мечи после тренировок, рубить ветки для костра, стирать одежду. Или сооружать удилища, вить из стеблей линь-травы вервие и торчать у реки в надежде, что какая-нибудь чешуйчатая дура клюнет на голый крюк, привязанный к лохматой веревке. Даже если что-то и клевало, то срывалось мгновенно, а на крюке болтались только водоросли.

Я работал до мозолей на ладонях, а дарэйли металла отдыхал от векового рабства. Когда рыцарю надоедало валяться, тщетно ожидая ухи, он вспоминал о том, что взял меня в ученики, и начиналась настоящая каторга.

Но протестовать даже в голову не приходило: кто же будет жаловаться на судьбу, когда она посылает достойных учителей и дает время для того, чтобы подготовиться к драке. А она будет, иначе зачем я здесь?

Всю ночь я ждал, когда нас настигнет погоня, просыпался от малейшего шума и спрашивал у ярких, как лампады, низко висевших звезд: 'Почему жрецы медлят?'

***

Погони не было лишь по той причине, что Ллуф лежал без сознания в подвале жреца Авьела. Иерарх сферы Элементов перестарался, приводя чужого раба к покорности.

Сам Авьел трепетал, напуганный молчаливым гневом Верховного, посетившего скромный дом ростовщика на окраине столицы, где прятался иерарх.

Дарэйли Мариэт хлопотала в подвале над телом раба, залечивая его раны, а Сьент с бледным восковым лицом, положив ногу на ногу и сцепив пальцы на колене, сидел наверху в кабинете Авьела, заняв хозяйское кресло за столом, и слушал лепет иерарха:

— Только случайность спасла меня, равный из равных, чистая случайность! — лепетал несколько полноватый, но могучий жрец с бычьей шеей и борцовскими бицепсами. — Ллуф взбунтовался, и счастье, что я в тот момент отошел достаточно далеко. Одно прикосновение, и он убил бы меня!

Да, он был на волосок от смерти. А начиналось все так восхитительно.

Накануне днем Авьел, едва увидев прибывших с жрецом Пронтором рабов, пленился с первого взгляда совершенством одного из них.

Все дарэйли прекрасны в человеческих телах, а многие и в нечеловеческих формах вызывали восхищение. Но даже пресыщенный иерарх сферы Элементов, и сам создававший, и повидавший за полторы сотни лет многие живые сосуды с дарами духов, был потрясен красотой Ллуфа, светлого дарэйли камня.