Лунный князь. Беглец

Арьяр Ирмата

— Сьент, скажи, зачем Сущему нужен твой целибат? — зашептала девушка, тесно прижавшись к теплому боку мужчины. — Такая клятва кощунственна для его детей — живых существ, рожденных жить и размножаться.

Сьент попытался отодвинуться, но тонкие пальчики вцепились накрепко:

— Мне холодно!

— Тогда идем в шатер, Мариэт.

— Не настолько холодно. Ты только не отодвигайся. И не уходи от ответа!

— Я не ухожу. Обет безбрачия я дал не богу Эйне, а единственной женщине, которую любил. Я поклялся, что если не женюсь на ней, то не женюсь ни на ком, и у меня не будет других женщин, пока она сама не разорвет клятву.

— А

почему ты на ней не женился? Не хотел убивать и делать из нее эйнеру?

— Тогда я еще не был Гончаром. Мы обручились, но нас разлучили. А потом она умерла, так и не освободив меня от клятвы, а я стал Гончаром.

— Тогда ты обязан был жениться, чтобы призвать эйнеру. Разве не так?

— Нет. Для этого совсем не обязательно знать женщину и, тем более, жениться. Только в особых кругах некоторых сфер это необходимо. Например, в круге Жизни. Как видишь, — он слегка приподнял ее подбородок, и девушка томно закрыла глаза в ожидании поцелуя, но получила легкий щелчок по носу, — я и эту необходимость обошел. По заветам древних братьев, Гончары, за немногими исключениями, обязаны соблюдать целибат. Сейчас эти заветы почти никто и вспоминать не хочет. Но я не стал бы тем, кем стал, если бы оступился. Потому все твои попытки будут напрасны, девочка. Я люблю тебя, и всегда буду любить, но как дочь, не более.

Девушка вздохнула.

— Но я тебе не дочь. Ты не создавал эйнеру, чтобы создать меня. И я не хочу любить тебя, как дочь, — помолчав, она ревниво уточнила. — А ту женщину ты до сих пор любишь?

— Да. Она была и останется моей единственной. Дарэйлиной, если тебе так понятнее.

— Зачем тогда ты целовал Щепку, бессовестный?

— Чтобы она поверила в себя и согласилась на твою помощь.

Он не стал говорить, что обрек Ханну на смерть, собираясь сделать из нее эйнеру. Но не сам, нет. Сам Верховный должен остаться безгрешен. Он решил отдать ее князю Доранту. Старая княгиня Анита, как знал Сьент, совсем одряхлела, в отличие от своего супруга, регулярно получавшего подпитку от рабов его наставника Сьента. А после смерти княгини настанет удобный момент, чтобы окончательно втянуть в Сферикал упрямого бунтаря, не торопившегося перейти из неофитов в ряды посвященных Гончаров. Князь отговаривался тем, что, пока княгиня жива, он не может взять девушку для призыва эйнеры.

Признаться Мариэт в том, что ведет грязную игру, Сьент не хотел: в ее глазах он должен оставаться чистым. Во всяком случае, пока она сама не поймет, что политика не терпит чистоты. Невозможно построить дом и не испачкать рук.

Дарэйли почувствовала его неискренность, отодвинулась, буркнув:

— Идем, пожалуй. Я замерзла и хочу спать.

Но у полога, прикрывавшего вход в шатер, она развернулась и положила ладони ему на плечи, с мольбой заглядывая в глаза.

— Сьент, ты правда читаешь мою душу лучше, чем я сама. Мы с Ллуфом не сможем долго быть дарэйлинами. Но не потому, что ты напридумывал всякие глупости о наших сущностях, а потому, что я уже точно поняла: я больше люблю другого.

Он покачал головой:

— Милая моя, ты еще не встретила своего дарэйлина.

— Враки! — она упрямо топнула ножкой. — Скажи, а если я воскрешу ту женщину и попрошу ее освободить тебя от обета, ты сможешь полюбить… другую девушку?

Верховный снял ее ладошку с левого плеча, поцеловал тонкие пальчики.

— Знаешь, милая моя искусительница, иногда

я начинаю сомневаться в том, что ты — светлая. К сожалению, ничего не получится. Я не знаю, где захоронен ее прах. И знать не хочу.

— Потому что эта клятва — единственное, что удерживает тебя от того, чтобы стать, как все, Равный из Равных? — сощурились глаза, ярко светившие даже сквозь вуаль. Если бы Сьент не привык за столько лет общения с дарэйли к их флюоресцирующим в темноте очам, такое зрелище по меньшей мере смутило бы его. Но он привык, как привыкают к кошкам.

— Плохо же ты обо мне думаешь, Мариэт.

— Я очень хорошо о тебе думаю, Сьент. Это ты думаешь о себе, как заживо погребенный мертвец, а я…

Он развернул ее и слегка шлепнул по тугой попке.

— Марш спать!

— А ты?

— Переночую в шатре иерарха сферы Огня. У него пусто, почти все дарэйли на задании.

— Нет! Вы с ним опять начнете планы строить, как поймать принца и спасти мир, а я буду переживать, что ты не выспишься, и утром снова придется тебя лечить от головной боли.

Решительно схватив Верховного за руку, Мариэт потащила его за полог, но ее рвению спасти хозяина от бессонницы (точнее, подвергнуть дальнейшей пытке — вдруг не выдержит!) помешал гонец от князя Доранта Энеарелли.

Содержание пакета, переданного гонцом, так расстроило Верховного, что он спал с лица.

— Что случилось? — затеребила его Мариэт.

— Князь вернул знак неофита, — в руках Сьента блеснула цепь с черным металлическим кругом без единого камня.

— И теперь он враг тебе?

— Еще нет. Он благороден и помнит, кто вытащил его из каземата и излечил от безумия, потому объявил нейтралитет.

Придраться было не к чему. Все существовавшие договоренности князь выполнил. Не его вина, что поход на Нертаиль прерван по желанию Сферикала. А наставником принца Дорант не мог стать за неимением ученика. И, — писал князь в приложенном к знаку послании, — ввиду скудости знаний и отсутствия опыта у самого учителя, он не достоин быть наставником. Кроме того, ничтожный адепт (как иронично именовал себя его светлость), видите ли, вдруг осознал, что не сможет выполнить миссию, ибо не в силах наставлять того, кто создан его злейшим врагом Ионтом, и несет на себе отпечаток проклятого Завоевателя.

Сьент немедленно созвал малый совет в шатре иерарха сферы Огня. Кроме него, двух уцелевших иерархов сфер — рыжеволосого Ремеса и вытащенного из постели с новыми рабами Глира — присутствовали три мастера и два молодых кандидата в иерархи. Никто не разделил тревогу Верховного.

— Князь — сильная фигура, но не обязательная в этой партии, — пожал плечами иерарх сферы огня Ремес. — Если он не начнет гонения на наши обители в своем княжестве, беспокоиться не о чем. Все равно из него не вышло бы Гончара — даже простейшую медитацию не смог осилить.

— Я и не надеялся слепить из него жреца. Великий Эйне сам выбирает себе служителей. Но из него был хороший крючок для принца.

— Дался тебе этот мальчишка! Давно можно было убить его, одной проблемой меньше. Ллуф неделю шел с ним бок о бок. Почему ты не дал ему приказа?

— Мне надо было узнать сущность Райтегора.

— Зачем, если его нельзя обратить в раба?

— Кто сказал, что нельзя? И вы не думали, братья, о том, что если получилось у одного дарэйли убить жреца и найти ключ к Вратам, то может получиться у любого из них?