Лунный князь. Легенда
Шрифт:
– Ханна, ты решила ехать со мной до самого замка? Ни одно село по пути тебе не понравилось, даже ни один город. Почему? Надо решиться начать новую жизнь. По моей записке тебе дадут золото в любой нашей обители, хватит обустроиться.
Щепка покраснела.
– Не надо мне вашего демонского золота. Хватит уже, получила один раз, и что вышло? Плохо все вышло. И я обещала Мариэт присмотреть за вами, если с ней что-нибудь случится.
– С Мариэт как раз ничего не случилось, кроме хорошего. Она теперь свободна.
И это его весьма тревожило. Ведь он понял,
– И вас она уже слушать не станет, сьерр? – выдавила Щепка сквозь кашель. – И в Озерную обитель не вернется?
– Нет. Уверен, что не вернется.
– Тогда кто поможет Ллуфу?
Сьент помрачнел.
***
То, что произошло перед самым его отъездом, поразило и, что там скрывать, напугало Гончара. Ллуф разыскал его у ручья в рощице под стенами Озерной обители, где Сьент наполнял походную флягу целебной водой, над которой поработали хранительницы вод.
Это уже должно было насторожить: раб отлучился без приказа хозяина, чтобы напомнить об опрометчивом обещании, о котором разжалованный Верховный уже забыл. А ведь было, было. Обещал он оградить прекрасного дарэйли камня от других жрецов, если юноша сумеет превзойти всех в своем круге и научится применять силу на расстоянии, проще говоря, убивать взглядом.
И Ллуф продемонстрировал. Просто чуть пристальнее взглянул на густую ветку плакучего дерева, нависавшую над ручьем. Она побелела и обломилась, раскрошившись от удара. Мраморные обломки завалили русло, и ручей начал разливаться.
– Могу и живых существ, – скромно потупился Ллуф, обрадованный искренним восхищением Сьента. И, стремительно присев, тут же поднялся и протянул Гончару ладонь с крохотной белой крупинкой, в которой Сьент с изумлением опознал муравья, окаменевшего со всеми ножками и усиками. Миг, и тончайшие ножки не выдержали веса потяжелевшего тельца и подлоломились.
– Да, ты меня удивил, дарэйли. Ты действительно уникален. Глир знает? – спросил Гончар, осознав, какое чудовищное оружие оказалось в руках его врага.
– Нет, я не стал говорить, – Ллуф подчеркнуто брезгливо отряхнул ладони, выразив жестом свое отношение к новому хозяину. Неудивительно, впрочем. Глира все ненавидели.
Однако, еще одно отклонение: раб обязан докладывать своему жрецу обо всем, что касается его дара. Конечно, Глир, как Гончар сферы Элементов, мог бы почувствовать изменение силы своего дарэйли, но Глир являлся иерархом сферы Логоса, и круг камня был лишь сопутствующим искусством, которым он овладел не столь глубоко. К тому же, Ллуф – не его создание, выстраданное жертвами и молитвами, он достался ему по решению Сьента и одобрению Сферикала. И сейчас Гончар весьма жалел о своем опрометчивом решении, продиктованным ревностью. Да, именно ревностью, не стоит скрывать грех от самого себя.
– Теперь вы меня возьмете к себе? – сапфировые глаза юноши блестели: он был горд и полон
– Я помню о своем обещании, Ллуф, но я уже не Верховный Гончар, – с досадой ответил Сьент. – Просить тебя у Сферикала – это новая задержка. И ты знаешь, что я передал всех своих дарэйли и иду один. Если меня плохо встретят, так хоть никто больше не пострадает.
– Я не боюсь смерти, сьерр, и могу быть вам полезен. Теперь я сумею взглядом остановить даже поток воды, я тренировался.
– Не надо! – удержал его Гончар, еще не наполнивший флягу для Щепки. – Эта вода слишком хороша для того, чтобы превращать ее в мертвый камень.
Дарэйли улыбнулся, и его красота осветилась новыми гранями, заиграла, как алмаз на солнце. Хорош. И несчастен, как все рабы.
Досада Сьента внезапно перешла в раздражение, и его ум тут же вычислил глубинную причину: Мариэт. Ллуф напрашивается к нему ради нее, только ради нее.
– Нет, дарэйли. Я не стану откладывать из-за тебя поездку. Хочешь – жди, когда я вернусь, если вернусь. Жди, когда соберется очередной сферикал, хотя у них нет причин забирать тебя у Глира по моему капризу. Я все равно не взял бы тебя в замок Энеарелли. Там Мариэт. Она сейчас свободна и, если вы все-таки станете дарэйлинами… Такая связь очень глубока, и через тебя Мариэт попадет под власть твоего хозяина. Ты хочешь, чтобы она снова стала рабыней?
Ллуф побледнел, как обломки окаменевшей ивы, уже запрудившие ручей так, что образовалось крохотное озерко.
– Я понял, – тихо сказал он. – Но к иерарху Глиру я не вернусь. Усыпите меня, вы же можете. Вы умеете накладывать такое смертное заклятие, что никто, кроме вас, не снимет. Пусть вы сейчас не Верховный, но ваше мастерство никуда не делось.
– Это будет тягчайшее нарушение устава, после которого меня с полным правом изгонят из Сферикала и уничтожат. Чужие дарэйли неприкосновенны.
– Что ж… Я подожду, когда вы вернетесь и выполните обещание, – юноша отвел глаза, и слуга Эйне не успел разгадать его намерений и остановить. Опустившись у разлившегося ручья, Ллуф глянул на свое отражение так же, как смотрел на ветку плакучего дерева, чуть улыбнулся и оцепенел, словно на него наложили смертное заклятие. Но это не было заклятием: его жрец легко бы снял, а вот оживить камень было не в силах Сьента.
– Что же ты наделал, мальчик, и как сумел обойти изначальные заклинания? – содрогнулся Гончар, дотронувшись до холодного мраморного лба дарэйли.
Ллуф выглядел так, словно любовался своей удивительной красотой, отразившейся в водах, и окаменел, не в силах оторваться. Но Сьент мог бы поклясться: последняя мысль юноши была о Мариэт.
***
Это воспоминание мучило Гончара мрачными предчувствиями, и дело не в том, что Глир потом брызгал слюной и обвинял бывшего Верховного в преступном посягновении на чужого дарэйли – деяние, наказуемое полным лишением духовных благ и изгнанием из рядов братства, – а в том, что Сьент понял, как Ллуф добился такой силы дара, что сломал даже изначальный запрет.