Лунный принц
Шрифт:
– Кто? Я?
– Ты, – голос её звенел от сдерживаемых слёз. – Именно ты! О! Да, я так понимаю, ты хочешь мне напомнить, что нашу с тобой связь начала я? Всё верно! Знаешь, почему я это сделала? Потому что была влюблена в Ральфа, с которым ты, зная о моих чувствах, сношался на каждом углу!
– Синтия, нам было по двенадцать. У нас был спермотоксикоз и какая нормальная баба станет спать с двенадцатилетними пацанами? Даже шлюхи, знаешь ли, имеют свои принципы. Так что обходились, как могли.
– А мне было четырнадцать. У меня тоже был нехваток мозга и переизбыток эмоций. И я до последнего надеялась, что ты не откликнешься на мои заигрывания, что остановишь меня… я была очень глупой и наивной, правда?
– Да.
– Я думала, что хоть ты-то меня любишь?
– Я и люблю. Всегда любил. И буду любить. Я тебя не брошу, чтобы не случилось.
– Чем ты руководствовался, когда предложил спать всем втроём? Тебе тогда не казалось, что это – слишком?
– Мне казалось, что раз всем хорошо и приятно, почему нет? Я был ребёнком! Испорченным, да – но ребёнком. Мы все были такими. Нашим родителям просто следовало лучше за нами следить. Но то, что они всё прошляпили, всё равно не заслуживало смертной казни, Синтия.
– Сегодня ты ребёнком не был. И всё же сделал то, что сделал. Потому что ты такой, какой есть. И ты даже извинения не просишь. И я знаю почему – потому что завтра ты сделаешь это снова. И снова. И снова. Ладно, я недостаточно хорошо и чиста для того, чтобы хранить мне верность и сама наша связь есть суть извращение. Но как же Кэтрин?
– Кэтрин? При чём тут Кэтрин?
– Она без пяти минут твоя жена. В каком восторге она будет, узнав, что помимо меня, Кинга, Энджела и Артура, ты спишь ещё и с Ральфом.
– Я никогда не спал с Артуром.
– О! За что парень в такой немилости? Или ты оставил его на закуску? Кажется, я догадываюсь? Он так сильно любит мальчиков, что совращать его тебе неинтересно? Или, что скорее всего, просто случая удобного не было. Ты хоть сам осознаешь, до какой степени до гадок?
– Осознаю.
– Отлично. Сочувствую твоей бедной жене. Хорошо, что я только сестра. А теперь убирайся вон отсюда и не попадайся мне на глаза.
– Ладно. Схожу приму ванную.
– Ты не понял, братец. Когда я сказал «убирайся отсюда вон», я не комнату имела ввиду, а Кристалл-Холл.
– Ты шутишь? Это мой дом. Ты не вправе выгнуть меня отсюда.
– Ещё как вправе. Всё, что ты имеешь сейчас, ты имеешь благодаря мне, дорогой братец: твой костюмчик и все те красивые вещи, что ты так любишь носить; комфорт, который тебя окружает; твоих любовником я буквально создала из праха; твою жену и её наследство. Даже твою жизнь. Ею во второй раз ты обязан мне.
– И что? Если такая жадная – забирай обратно. Ну, давай, Синтия, покажи мне, на что способна в гневе жестокая ведьма? Ну, давай? Тебе ведь несложно будет это сделать?
Ярость между ними быстро превращалась в страсть, но на этот раз между ними стоял призрак Лунного Принца.
Неизвестно, чем бы закончился поединок взглядов, если бы дверь резко не распахнулась и на пороге не появилась Катрин.
Глава 6. Катрин
Катрин летела вперёд на автомате, не сильно задумываясь об управлении автомобилем. Её слишком захлёстывали эмоции, на даже не помнила, когда была так сильно на взводе, как сегодня.
День выдался отличный, тёплый и солнечный. Вокруг так и бурлила жизнь, плещущаяся через край энергия, скопившаяся в земле за долгие зимние дни. Весна была повсюду, лишь в сердце Катрин будто совсем не осталось места для радости. Одна сплошная чернота.
Если это и есть любовь – да нафиг её! Может быть, если любовь взаимная, всё бывает иначе? Может быть тогда и распускаются крылья и хвосты, и по ветру встают носы и хвосты, но это (нужно быть сильной и признать факт) не её случай.
Альберт её не любит. Чтобы он там не утверждал, чтобы не говорил, какую бы лапшу не пытался повесить на уши, во чтобы бы ей самой не хотелось отчаянно Катрин – правда в том, что он Катрин не любит. Он честно пытался. И причиной тому могли быть как жалость, так и чувство выгоды, и благодарность за то, что она честно старалась служить ему костылём, пока не появилась проклятая «госпожа Элленджайт», чтоб её никогда и нигде не было!
Он попытался и у него не вышло. И это понятно. Бывают люди, не созданные для тихих семейных радостей и моногамных отношений. Он – так точно не создан. Ему нравится окружать себя людьми, как цветными игрушками, получать от них радость и… выбрасывать из своей жизни, просто забывать. Он не специально и не нарочно – он просто такой.
Но ей-то что делать?
– Чёрт! – выругалась Катрин, с досадой ударив по рулю. – Чёрт, какая же всё вокруг гадость!
Ещё недавно казалось – выход из ситуации простой. Можно просто расстаться, в любой момент.
Раньше, читая о женщинах, готовых бесконечно прощать мужчину, отказывающуюся понимать, что некоторые черты и склонности не исправимы по определению, она в душе лишь усмехалась – глупые гусыни. Ну, как так можно? Бесконечно надеяться на то, что никогда не сбывается. И вот она сама оказалась перед таким выбором.
Бесконечно надеяться на то, что однажды он встанет другим человеком и перестанет тянуться к острым ощущениям в лице Синтии, или Кинга, или кого-то ещё.
Бесконечно и безнадёжно.
Может быть, он изменился бы, если бы любил её, но… нет, он её ценил, уважал и в какой-то мере считался, стараясь не причинять боль, не задевать интересов, но той страстной любви и обожания, о каком мечтает любая женщина, магнитического притяжения – их не было.
Вернее, было. Но – с одной стороны.
Как же Катрин ненавидела Синтию! На подобную ненависть она тоже не считала себя способной, но иногда она со страхом признавалась себе, что ненавидит Синтию едва ли не сильнее, чем любит Альберта. Разумом она пыталась понять, что дело не в сопернице и, по совместительству, родной сестре, а в самом Альберте, но ничего не могла с собой поделать. Сердце упрямо настаивало на то, что пока в их жизни не появилась эта адская отрыжка, всё было хорошо. Всё было почти нормально, потому что те заскоки, что наблюдались у Альберта в первые дни их знакомства она теперь и заскоками, попривыкнув, почти перестала считать.