Лунный синдром (сборник)
Шрифт:
— Никого, — удивился Игнат.
— А ты ничего не слышишь?
Игнат прислушался.
— Ничего.
«Опять началось» — подумал Антон и одним глотком истребил половину бутылки.
— Не слышишь разве, там кто-то бормочет, — с надеждой спросил он, глядя в ничего не понимающие глаза приятеля.
— Да это, наверное, черепаха газетами шуршит.
— Черепаха?
Антон встал и приблизился к стеклу. На балконе, в клетке, предназначенной скорее для грызунов, сидела маленькая черепаха. Черепаха сидела, наполовину вытащив свою страшную голову
Он решительно вышел на балкон и присел возле клетки.
— …конечно, что им до меня? Что у меня может быть своя жизнь, свои мечты, планы, — сомнабулически бормотало животное, не обращая никакого внимания на Антона, — они озабочены только собой, эгоисты! Никого не замечают, кроме самих себя. Посадили в клетку, сиди, мол, думай! Неужели я рождён лишь для того, чтобы быть игрушкой в руках порабощённых мерцающими экранами, алкоголем и жаждой наслаждений двуногих беспанцирных примитивов? Эта планета была нашей задолго до того, как их бракованный ген занёс сюда тот чёртов метеорит!
Черепаха нервно моргнула, и Антону на миг показалось, что у неё из глаза вытекла микроскопическая слеза.
— Они полагают, что они разумны, — продолжала черепаха обиженное бормотание, — идут вразрез с природой, живут, нарушая все законы бытия, не осознавая даже, что являются лишь паразитами на этой планете, подобно термитам, питающимся волокнами дерева и губящим его, эти инородки высасывают ресурсы планеты, едят нас, настоящих хозяев земли, да ещё и сажают нас в клетки, себе на забаву!
— Эй! Черепаха! — не выдержал Антон, — эй ты что? Ты умеешь говорить?
— Конечно, я умею говорить, — черепаха ответила на вопрос, как будто даже не осознавая того, что кто-то её спросил, — я умею так говорить, что ваш огромный мешок серого дерьма, который вы гордо называете мозгом, и не постигнет никогда моих слов! Взяли себе в обиход самый примитивный из всех лингвистических словарей, мнят себя первооткрывателями всех мирских тайн, и ещё спрашивают меня…
Тут вдруг черепаха замолчала и посмотрела на Антона. На самом деле она смотрела на него и до этого, но взгляд её был затуманен, как городской пейзаж в пелене раннего утра. Теперь же взгляд её сфокусировался и стал настороженно заинтересованным.
— Показалось, наверное, — сказала черепаха, — совпадение.
Она снова затуманила глаза.
— Что значит «совпадение»? — медленно проговорил Антон.
Взгляд черепахи опять собрался и глаза её едва заметно сверкнули.
— Неужели понимаешь? — удивлённо спросила она.
— Понимаю! — ответил Антон, понимая, что он конченый псих.
— Как же это может быть? — нагло поинтересовалась черепаха.
— Не знаю?
— Я что, с ума схожу? — спросила черепаха, но по интонации стало понятно, что вопрос она задаёт, скорее, сама себе.
— Нет, это я спятил! — сокрушённо произнёс побледневший Лермонтон, и тут увидел, что за его диалогом наблюдает балансирующий
— Ты это с кем говоришь?
— С черепахой, — признался Антон, и виновато посмотрел на хозяина рептилии.
— Да ты шизик! — однозначно заявил Игнат, — И чего она говорит?
— Говорит, что мы планету губим, а на самом деле являемся паразитами.
— Умная какая.
Черепаха всё это время внимательно слушала, и удивлённо, насколько возможно для черепахи, смотрела на Антона. Она вытянула голову из панциря, как телескопическую удочку, и когда Лермонтон вновь повернулся к ней, возбуждённо затараторила:
— Скажи этому болвану, чтоб выпустил меня! Попроси, пусть он меня тебе подарит! Сделай что-нибудь! Я уже не могу сидеть в этой клетке!
— Игнат, слушай, подари мне её? — подчинился Лермонтон, глядя на черепаху, как на восьмое чудо света.
— Подарить? — Игнат задумался, — Могу продать.
— Сколько?
— Штука!
— За черепаху?
— А ты думаешь? Мы её растили, кормили. Вон какая вымахала.
— Ну, хорошо, — согласился Антон, — только у меня сейчас денег нет.
— Ладно, потом отдашь. А зачем она тебе? Беседы вести? — хихикнул приятель.
Антон ничего не ответил, он уже открыл клетку и аккуратно вынимал черепаху.
— Ты её прямо сейчас заберёшь, что ли?
— Угу, — кивнул новый хозяин говорящей живности.
Достав черепаху, он бережно прижал её к груди, и, потеснив приятеля, направился к двери в коридор.
— Эй! — крикнул ничего не понимающий Игнат, — ты же обещал со мной посидеть? А пиво как же? Там целый холодильник…
Но Антон уже не слушал соседа. Он надел кеды, и, беззвучно прикрыв дверь, побежал к себе, аккуратно держа шевелящуюся живность в руках.
— И как давно ты начал понимать голоса зверей? — черепаха сидела на кухонном столе в квартире Антона и оценивающе смотрела на уникального представителя человеческой расы.
— С сегодняшнего утра.
— Так, так, — черепаха нервно постучала когтистой конечностью о гладкое покрытие стола.
— А животные, что, всегда понимали язык людей? — заинтересовался Антон, всё ещё подозревающий в себе не случайно открытый дар, а буйное психическое помешательство.
— Конечно. Ты сам подумай, сколько столетий существует человек, и сколько миллионов лет мы населяем планету. Мы в сотни раз умнее вас, мудрее и гармоничнее. Вас, людей, вообще не должно быть.
— Это почему?
— А потому, что вы — парадоксальная ветвь эволюции, возникшая из-за падения метеорита в районе Зимбабве на заре гибели Планеты Хомос.
— Хомос?
— Да, в Солнечной системе до падения метеорита существовала ещё одна планета. Кстати, в честь её мы и назвали вас «Homos» или ещё «Homos Apian», что изначально означает вовсе не «человек разумный», а «человек пчелиный». Мы назвали вас так, потому что вы кучкуетесь, как пчёлы, в ройные сообщества. А с течением времени ещё и научились строить себе жилища, похожие на соты.