Лунный скандал
Шрифт:
– Прошу прощения за беспокойство, мистер де Винсент, но это оставили для вас на входе.
– Да? – Он потянулся за конвертом, забрав его. – Кто?
– Кажется, его кинули в ящик всего несколько минут назад. Никто не видел, кто оставил его.
Интересно.
– Спасибо, Джастин.
Мужчина кивнул и поспешил прочь, пока Дев рассматривал конверт. В центре конверта было напечатано его имя. Перевернув его, он сорвал печать и открыл его. Сначала ему показалось, что там ничего нет, но он почувствовал нечто гладкое. Дев вынул фотографию восемь на одиннадцать сантиметров.
Что за?..
Фотография
Они стояли плечом к плечу, и ни один из них не улыбался. Ни один из них не выглядел так, будто хотел быть там. И ни один из них не пытался скрыть безмерную неприязнь и недоверие друг к другу.
Дев помнил ночь на Балу Одиссея. Это тем вечером в машине, по дороге на мероприятие человек, который воспитал Дева, насмешливо сказал ему, что он и Габриэль не его дети. Его детьми были лишь Люциан и их сестра Мадлен.
Дьявол. Дев никогда не чувствовал облегчения сравнимого с тем, что он почувствовал в ту минуту. Некоторые могли верить, что Дев – монстр, но если бы они знали, что он сделал с Лоуренсом, они бы знали, что слова Арчи, произнесенные сегодня – правда.
У настоящего зла всегда есть лицо.
Его братья не знали, что Дев узнал правду раньше них. Его братья вообще едва ли что-то знали.
Даже Дев ничего не знал вплоть до того Бала у Одиссея. Эта тайна настолько меняла все в жизни, что он до сих пор, до сего дня, не знал, как рассказать братьям.
Или даже как справиться с этим самому.
Если бы он мог избавить своих братьев от знания о том, как злобен, как испорчен был вырастивший их человек, он бы сделал это. Проклятие, если бы он мог, он бы сошел в могилу с этим знанием. Так было бы… лучше.
Но не фотография заставила Дева стиснуть зубы. И даже не то, что символизировало это фото. Это было послание, нацарапанное на фото чем-то вроде иглы или даже чем-то потоньше, каким-то острым инструментом.
«Я знаю правду».
Глава 6
Большую часть выходных Рози провела, беспокоясь о Никки, проигрывая в голове словесный бой с придурком де Винсентом. Она злилась на себя за короткую потерю рассудка, когда этот придурок так возбудил ее.
Это значило, что она нервничала и не могла усидеть на месте дольше минуты. Это оставляло ей лишь один выход.
Выплеснуть ярость в уборке.
Она атаковала каждый дюйм своей квартиры. Гостиная и кухня практически сверкали, и к тому моменту, когда она закончила с ванной, примыкающей к спальне, она почувствовала, что человек с ослабленным иммунитетом может спокойно есть там с пола.
Ванная была вторым после балкона любимым местом Рози в квартире. Балкон занимал первую строчку лишь благодаря удобным креслам и открывающемуся оттуда виду. Было приятно просто сидеть там и наблюдать за людьми, проводя весь день на ногах, стоя то на кассе, то на кухне родительской пекарни, пока сами родители из лучших побуждений спрашивали ее о том, как она собирается использовать одну из трех своих ученых степеней на практике.
Это особое состояние, предназначенное лишь для тех, кто готов вступить в брак и нарожать детей.
У Рози это все уже было, по крайней мере – в части брака, и она не была уверена, что это случится с ней снова или что она захочет, чтобы это случилось.
В те дни, когда ее родители и сестра Белла наседали на нее, она хотела лишь забросить ноги повыше и попивать вино на балконе под жужжащими вентиляторами, наблюдая за людьми и слушая их разговоры.
Ванна на когтистых лапах и балкон стали причиной, по которой она сняла эту квартиру. Она наткнулась на нее два года назад. Чтобы переехать сюда, понадобилось много терпения, потому что хозяин жилья оставил тут много своих личных вещей.
Но квартира стоила ожиданий.
Она была довольно маленькой, но ванная в сравнении с ней выглядела огромной. Как будто вся квартира была выстроена вокруг ванной комнаты. По крайней мере, ей нравилось так думать. На самом деле, ванная комната первоначально была спальней или чем-то в этом роде, но выглядела она просто потрясающе.
Туалетный столик с двойной раковиной и длинным зеркалом предлагал более чем достаточно места для всех аксессуаров для волос и косметики – а это была довольно внушительная коллекция, – учитывая тот факт, что она страдала некоторой формой зависимости от макияжа. Она постоянно искала идеальный тональный крем. Тон ее кожи усложнял эту задачу. В мягком свете ванной тональный крем часто выглядел потрясающе, но стоило ей выйти на солнце, как ее лицо приобретало жутко болезненный оттенок или выглядело так, будто она пережарилась в солярии. Так что все ящики были забиты пробниками и наполовину использованными флаконами, с которыми она не могла расстаться, потому что вдруг однажды, каким-то магическим образом все эти негодные тональные крема начнут работать. Здесь был не только этот удивительный туалетный столик, под которым нашлось место для стула, но и красивая фарфоровая ванна, стоявшая тут, наверное, с незапамятных времен.
В этой ванной она могла бы лечь на пол, вытянув руки и ноги, и «рисовать», словно на снегу, ангелов, ничего при этом не задевая. Идеально. А если бы она захотела сделать это прямо сейчас, то осталась бы чистой, потому что почти час перед этим оттирала кафельный пол.
Яростная уборка во многом походила на депрессивную, которая случалась всякий раз, когда она позволяла себе посидеть и подумать о Йене. Неудивительно, что он постоянно крутился у нее в голове, ведь это была годовщина его смерти, но на самом деле в последние десять лет не было и дня, в который Рози не вспоминала бы о нем.
Дьявол, да почти всякий раз, как она входила в «Пралине Прадин», булочную, которую держали ее родители, она думала о том, как Йен, бывало, приходил сюда после школы и делал уроки в одной из маленьких закрытых секций в передней части магазина.
Иногда, когда она была в булочной и стояла за кассой, хорошенько постаравшись, она могла увидеть, как он сидит там, покусывая колпачок ручки и склоняясь над домашней работой.
Она держалась за эти воспоминания.
А Девлин считал, что она ничего не знает о любви и браке? Что за придурок.