Лунный свет[ Наваждение Вельзевула. "Платье в горошек и лунный свет". Мертвые хоронят своих мертвецов. Почти конец света]
Шрифт:
— Кто? — ошалело пробормотал я, тщетно пытаясь разлепить веки.
— Мадонна.
— X… Х-К…К конкретизируй, блин.
— Да что тут конкретизировать. Голубого задержали. На пятнадцать суток, за хулиганку. Имя, говорят, фамилия. Он не соврал. Прокачали по селектору, отзвонились мне: «Держите красавца. Вы его в розыск давали». А я уж считал, он на кладбище давно, в могилке сырой, землицей присыпан.
— Стой, не гони. Какого голубого? Гомика?
— Да при чем тут гомик? — возмутился Сергей. Натурального
— Конечно. Там двое свидетелей. Мы его сразу в розыск определили, а он скрылся.
— Ну вот. Он, когда через дрова от топки прыгал, в краску упал. Эти двое еще ухмылялись, смешно им. Краска ведь не смывается. Этот чмошник ее чуть не мазутом оттирал. Голубой, голубой, не хотим играть с тобой…
— Так радуйся.
— Радуйся… Он удавочку-то оставил, а ножик уволок. И закопал. Кретин. Ну, псих, чего взять?! На Пулковском шоссе, по дороге в аэропорт. Ты прикинь, как мы сейчас там горбатимся, снежок разгребаем. Почему его самого друзья Владика не закопали?..
Здесь Непринцев расхохотался так, что пена полетела изо рта. Сергей жевал сигаретный фильтр и медленно краснел. Даже я улыбнулся.
— А при чем Мадонна?
— Видение ему явилось во сне. Голубого, кстати, цвета. Мадонна с младенцем. «Висит, мол, в воздухе, плавно так раскачивается и кивает мне. И смотрит нежно-нежно».
Паша поперхнулся и закашлялся. Теняков довольно долго молчал, затем встал и сказал:
— То-то. Ладно, салют. Поеду.
— Постой. А чего мокрый, словно пингвин на льдине?
— Упал в коридоре. А тут ведро.
И тихо прикрыл за собой дверь.
Сразу зазвенел телефон. Упорство этого аппарата поражает. Он трещит в любое время дня и ночи. Он соединяет вас с нужным человеком или не соединяет. Он звенит, когда вы отдыхаете, но никогда не подаст голоса, если вы ждете звонка. Он бессердечен. Глух и нем к мольбам о пощаде и зову о помощи. Телефон — монстр современного мира. Лучше всего отключить его, пока он не готов сделать то же самое с вами.
— Да… Пардон, алло.
— Никита Валентинович?
— Сложно ответить однозначно. Принимая во внимание факторы окружающей среды и так далее… — нет. У трубки Павел Александрович. На три сантиметра ниже Никиты Валентиновича и на восемнадцать килограммов легче. Глаза желто-зеленые. Нос прямой. Губы тонкие. Группа крови — 0. Хобби — шахматы, футбол, выпивка. Слушаю и повинуюсь.
— Слышь, куда я попала, а? Мент… Милиция?
— Ага. Отдел по ловле психопатов. Чикатило у аппарата. Да здравствует свобода.
— Хорош, придурок. Чернышева кликни.
— Айн, цвай… Мусью, симпатичная женщина. Или девушка. Короче, тебя.
Я сплюнул и прохрипел:
— Але.
— Никита Валентинович?
Действительно, приятный женский голос.
— Угу.
— Я от Миши… Кроткова. Он согласен встретиться. Он вам полностью доверяет.
Именно то, чего я длительное время дожидался. Спасибо, родная страна. Дождался-таки.
— Я готов.
— Тогда секундочку. Через двадцать минут я встречу вас у входа в здание, которое вы занимаете в данный момент.
— Я один вряд ли займу целое здание.
— Еду.
Короткие гудки. И правильно. Стоит собираться. Ведь как поет Паша: «Всем нашим встречам разлуки, увы, суждены…»
Глава 2
Поедем, красотка, кататься,
Давно я тебя поджидал.
Того, кто меня встретил, стоит описать особо. Длительно описывать и вдумчиво. Увы, именно этого я не умею. Ограничимся немногим.
Женщина, росточком чуть ниже меня. Фигуру разглядеть было крайне сложно, мешала длиннющая норковая шуба. Удивительно, как ей удавалось водить машину в эдакой хламиде. Голова не покрыта. Жесткие черные волосы разметались по плечам. Слишком длинные, как у Непринцева, ресницы. Широко распахнутые карие глаза. Пухлые губы со следами серебристой помады. Совершенно потрясающей формы, немного вздернутый, но вместе с тем идеально правильный нос. На ногах теплые зимние сапожки. Весьма дорогие, стоит заметить. В руке, обтянутой коричневой шерстяной перчаткой, кроваво-красный тюльпан. В глазах изредка мелькает проблеск того, что я, будучи менее щепетильным, назвал бы мыслями.
Женщина оглядела меня, задержала взгляд на потрепанных сапогах и шагнула навстречу.
— Здравствуйте. Вы — Чернышев? Йес?
— Он самый.
— Держите. — Она протянула мне тюльпан. — Это лично вам.
Я удивился. И растерялся.
— За что?
— Просто. Подарок. Обожаю делать подарки. Простите, мы с вами встречаемся в первый раз?
— Если память не изменяет, да.
— Тем более. Это из оранжереи Миши. Залезайте в салон. Ну и ветер сегодня, правда?
И машина тоже симпатичная. Красная «тойота». Мило Кротков устроился. За какие заслуги ему такое счастье?
Я сел на переднее сиденье, и мы отправились в путь.
— Куда?
— За город. В Комарово. Между прочим, там жила Ахматова. «Раскинулось море широко» написала или нечто в этом духе.
— Господи! Чего так далеко?
Она едва заметно дернула уголком рта.
— Мишины штучки. Насмотрелся боевиков. Боится, придут его ликвидировать. Только вам и доверился, йес. По части безопасности он, кстати, полный профан.
Я малость прикинул ситуацию.
— Еще бы. Безопасность — это тема Чернова.