Лунный ветер
Шрифт:
Направо. Пропустить два… или три? Преследователь сбил меня с мыслей, вынудив снова забыть затверженный путь. Решив, что всё-таки два, я скрылась за очередным поворотом; прислушалась к шагам, звучавшим определённо ближе, чем раньше, но не побежала. Во тьме высокие стены, сплетённые мелкой листвой и причудливо изогнутыми ветвями, казались серыми, повороты — сплошь одинаковыми, и третий из них завёл меня в тупик. Немедленно развернувшись — под размеренный аккомпанемент шагов кого-то, настигающего меня, — я вернулась назад, чтобы выбрать ДРУГУЮ дорогу, но и тут вскоре
Когда я повернулась, бежать было уже поздно.
Мистер Форбиден стоял прямо напротив меня, перекрывая путь к выходу. Стоял на другом конце длинного ответвления, оказавшегося ловушкой, и лицо его размывал ночной мрак.
— А, мисс Лочестер, — молвил он мягко. — Вот я вас и поймал.
И медленно двинулся вперёд.
Я почему-то попятилась, прижавшись спиной к зелёной стене, отрезавшей возможность отступления. Сглотнула, смягчив горло, пересохшее от участившегося вдруг дыхания.
Видимо, сон мой всё-таки был вещим…
— Смотрю, вам понравился мой лабиринт, — произнёс мистер Форбиден. — А вы непослушная девочка. Любите играть не по правилам.
В его голосе я вдруг вновь уловила те мурлыкающие проникновенные нотки, с которыми он когда-то велел мне читать Шекспира — и ощутила, как в прохладной ночи мне почему-то становится жарко.
— А вы — выслеживать меня, видимо, — сказала я, беспомощно глядя, как расстояние между нами неумолимо сокращается.
А ведь теперь при мне нет ножа. И даже если б был, смогла бы я пустить его в дело?
Захотела бы?..
— Просто я слишком хорошо представляю ваш образ мыслей. — Шуршание гравия под ногами отмеряло его шаги; они были выверенными и лёгкими, точно тихий стук метронома. — А из всех, кого я мог искать, вы самая интересная… участница.
— Мнится мне, вы хотели сказать «жертва». Или «добыча».
— Да вам никак нравится в своих мыслях примерять на себя красный капюшончик?
— Лишь если вам по душе примерять шкуру большого злого волка.
Он не сбился с шага. Лишь улыбнулся, подступив уже так близко, что я отчётливо видела его лицо.
— Неужели любительница страшных сказок так и не поняла, что маленьким девочкам не стоит гулять в одиночку? И убегать из дома в темноту, где таится много опасностей? Вы делаете это непозволительно часто.
— Я уже говорила. Я не боюсь темноты.
Он наконец замер. Рядом: нас разделял только шаг. Во тьме глаза его выцвели, утратили обычную разницу, но пляшущие в них искры я видела совершенно отчётливо — и поняла, что снова теряюсь в его взгляде. Тёплом, глубоком, манящем бархатной чернотой… чернотой мрака, дарящего забвение сладкого сна.
Вечного сна.
— Напрасно. Вот она, — темнота. Вот он я, который, поверьте, может быть весьма опасен, — он уже почти шептал. — И что вы будете делать теперь, мисс Лочестер? Куда побежите, если ваша смерть опалит вас своим ледяным дыханием?
Я прикрыла глаза: в странной обречённости, сама не зная, почему не пытаюсь бежать или кричать.
Широко распахнула — когда прикосновение к моему лицу заставило меня вздрогнуть, точно от пощёчины.
Его прохладные пальцы скользили по коже медленно, осторожно. Они откинули растрепавшиеся волосы с моего лба, бережно заправили за ухо непослушный локон — и двинулись от виска к скуле, едва касаясь. Потом — ниже: нежным туше — по щеке, дразнящей лаской — по шее, прежде чем цепко поддеть подбородок. Заставили вскинуть голову, чтобы их обладатель мог снова вглядеться в мои глаза так пристально, будто искал в них ответ на неведомый мне вопрос.
Я должна была хлестнуть его по руке. Должна была ударить его и бежать, пресечь все вольности, пока те не зашли слишком далеко. Его касания были приятны, они разливали в крови мучительно-сладкое тепло, которого я никогда не испытывала прежде, — недозволенная реакция, почти пугавшая меня… но мысль о том, что эти же ласковые пальцы могут скользнуть к вырезу платья, пугала меня совершенно точно.
И, прекрасно понимая, что происходит и может произойти, — я всё ещё не бежала. И не кричала.
Он не перейдёт черту. Он не поддастся порыву, которому когда-то поддался Том, не сделает ничего, что я не хочу или к чему не готова. Это было безумием, но откуда-то я знала это, и знала совершенно точно.
Или просто верила настолько, что это казалось мне знанием.
Но, похоже, это и было тем ответом, что он искал.
— Вы не боитесь меня, — произнёс «корсар» наконец.
Не спрашивая — утверждая.
— Нет.
Мой ответ прозвучал приглушённо и хрипло, на грани выдоха и шёпота.
— И снова напрасно. — Он улыбнулся, но эта улыбка отчего-то была невесёлой. Отвёл пальцы, высвобождая мой подбородок, опустил руку — и мне вдруг снова стало холодно. — Когда я говорил про опасность, я не шутил. Вы не бежите от того, от кого бежали очень многие.
— Правда? Чем же вы так опасны?
Он не ответил.
Лишь улыбка его померкла.
— Вы поражаете меня, Ребекка, — сказал он затем. — Я знаю, что вы видите мою тень. Вы не готовы поддаться ни мне, ни ей, вы брали с собой нож, намереваясь ей противостоять. Но она и правда вас не пугает — вы просто… учитываете её существование. Вы, вчерашний ребёнок… — он помолчал. Чуть отвернулся, глядя теперь не на меня, а в темноту. — Впрочем, может, в этом всё дело. Вы слишком юны, чтобы в полной мере понимать: этого стоит бояться.
Я облизнула губы.
Спроси, шепнуло что-то внутри меня. Спроси сейчас.
Спроси то, о чем тебе так хочется спросить…
— Мистер Форбиден, — проговорила я, кое-как выталкивая слова сквозь сухое горло. — Скажите… я права, когда думаю, что вы…
Он посмотрел на меня — и окончание фразы замерло на языке.
Я не могла это произнести. Потому что это прозвучало бы слишком прямо и слишком глупо. Потому что я боялась услышать ответ. И, смолкнув, я отвела взгляд, но чужие пальцы уже коснулись моего лица: большой — линии подбородка, остальные — щеки. Они легли на кожу мягко, но непреклонно, заставив меня повернуть голову, снова взглянув на хозяина лабиринта.