Лунный зверь
Шрифт:
— Согласна. Только смотри не подведи меня.
— Я! Подвести тебя! Да ни за что на свете! Я буду заботиться о тебе до конца дней своих. Скорее ветры перестанут дуть и реки пересохнут, чем я оставлю тебя. Ну, теперь нам надо подумать о хорошей норе. От барсуков ты уйдешь. То место, где я живу сейчас, нам вряд ли подойдет. Я, видишь ли, устроился пока на крыше гаража, а запахи там… В общем, тебе не к чему дышать такой вонью. А лисятам тем более. Им нужен чистый, свежий воздух, деревья, трава и все такое… Я тут присмотрел местечко на окраине… как вы это называете… живопырки.Там, за усадьбой,
— Звучит заманчиво.
— Я долго выбирал, приглядывался. В таком важном деле спешить не годится.
— Но сначала я должна сама взглянуть на этот твой сарай.
— Так пошли прямо сейчас.
Прежде чем отправиться на окраину, они пошарили в мусорном бачке, как и обычно нашли там немало съестного и наелись до отвалу. Потом Камио отвел О-ха в облюбованный сад. Лисица с первого взгляда узнала это место, и сердце у нее защемило. Именно в этом саду, в сарае около приусадебной сторожки, она потеряла своих первых детенышей. Но она решила, что Камио говорить об этом незачем, и объявила, что ей здесь очень нравится. С тех пор как она родила лисят в заброшенном сарае, многое изменилось. Теперь город вплотную подступал к старому фруктовому саду. Близость усадьбы, обиталища Сейбра, внушала лисице опасения, но Камио подвел ее к ограде, чтобы она своими глазами убедилась — Сейбр, грозный страж усадьбы, был одновременно и ее пленником, запертым за высокой кирпичной стеной. Мало-помалу О-ха согласилась со всеми доводами лиса.
Жизнь вновь манила ее радостями. Углубление под сараем в самом деле могло стать превосходной норой. Деревья в саду, хоть и старые, и неухоженные, все еще плодоносили, обещая побаловать лис фруктами. Наверняка осенью яблоки, груши и сливы ковром покроют землю. О-ха не могла не оценить этого.
На следующий день она в последний раз зашла в барсучий городок. Гар был не в лучшем расположении духа, но, услыхав, что лисица уходит навсегда, простился с ней тепло и сердечно:
— Ха, лисичка. Уходишь. Что ж, так и должно было случиться. Я буду по тебе скучать. Нам с тобой случалось славно поболтать, правда? Значит, решила завести маленьких пушистых лисенышей? Хорошее дело! Потом приводи их сюда, покажи старому барсуку. Очень хорошее дело!
И он, переваливаясь, направился в собственную спальню. О-ха не была там с тех пор, как впервые пришла в барсучий городок в поисках приюта. Гар очень ревниво оберегал свой покой и независимость, и, хотя они с О-ха провели немало часов за разговором, этот замкнутый, мрачноватый зверь по-прежнему остался для нее загадкой. Как бы то ни было, покидая барсучий городок, она жалела лишь о разлуке с Гаром. Барсуки вечно болтали друг с другом, громко фыркали и порой так досаждали О-ха, что она еле сдерживалась, чтобы не прикрикнуть на них. Но теперь все неприятности остались позади. Перед лисицей открывалась новая жизнь.
Вернувшись в сад, она прежде всего освятила новое жилище, проделала внутри норы и перед входом все обряды, предписанные традициями и обычаями. Изумленный Камио вытаращив глаза наблюдал, как О-ха предается ритуальным пляскам и скачкам, чертит на земле спирали и квадраты и распевает магические заклинания. Недоумение лиса вскоре сменилось скукой, он попытался положить представлению конец, но О-ха бросила на него испепелявший взгляд, и у Камио язык прилип к нёбу.
— Все в порядке? Теперь призраки врагов и духи деревьев не причинят нам зла? — не без иронии осведомился Камио, когда ритуальное действо наконец завершилось.
— Не упоминай о духах деревьев, когда в том нет нужды! — отрезала О-ха и отправилась к ограде, чтобы оставить там свои метки.
День выдался хлопотный, оба устали и наконец улеглись в новой норе, прижавшись друг к другу.
— Ты должен сменить имя, — сонно пробормотала лисица. — Теперь тебя будут звать А-хо.
С Камио мигом соскочила дрема.
— Вот еще! — возмутился он. — Зачем это? А-хо — твой первый муж, и он умер. А меня, как тебе известно, зовут Камио.
— Такова традиция. Имя лиса в зеркальном отражении повторяет имя его подруги, и если меня зовут О-ха…
— Дурацкая традиция. Мне она не указ. Придумали тоже! То-то я удивлялся, что у всех парочек здесь зеркальные имена. Нет, нам с тобой это ни к чему. Я менять имя не собираюсь.
— Так, значит, ты хочешь, чтобы я изменила свое?
— Вовсе нет. Пусть каждый остается при своем имени. Не вижу смысла что-то менять.
— Но как другие лисицы узнают, что ты мой муж?
— Да наплевать на них. Пусть думают, что им заблагорассудится. Какое нам дело до других лисиц и лисов? Главное, ты знаешь, что я твой, я знаю — ты моя. Зачем сообщать всему миру о том, что у нас на сердце? Я понимаю, ты стоишь за традиции горой, и мне вовсе не хочется тебя расстраивать, но от всех этих пустых условностей с ума можно сойти. По-моему, ни к чему, чтобы отжившие традиции забирали над нами власть. Таково мое мнение, и надеюсь, ты будешь с ним считаться.
О-ха поднялась и решительно направилась к выходу.
— Теперь я вижу, что ошиблась, — обернувшись, бросила она. — Мы с тобой слишком разные.
— Постой! Неужели из-за какой-то ерунды…
— Если для тебя это действительно ерунда, почему не сделать по-моему? В конце концов, я родилась в этой стране, а ты приехал неведомо откуда. Значит, ты должен уважать наши обычаи, а не внедрять здесь свои.
Камио, обиженный и раздосадованный, сел скрестив передние лапы.
— А-хо, А-хо, — бормотал он себе под нос. — Ни в жизнь мне не привыкнуть к этому имени. Я — Камио, а А-хо — это кто-то другой. Если я сменю имя, сам себе стану чужим. Меня окликнут, а я и ухом не поведу, заговорят об А-хо, а мне и невдомек, что речь идет обо мне. Нет, я не хочу впускать в себя дух другого лиса. — Он взглянул в глаза О-ха, посверкивающие в темноте. — Ты знаешь, я — это я, не А-хо. И ты не заставишь меня превратиться в него. Я Камио, лис из далекой страны. А А-хо мертв и сейчас разгуливает по Дальнему Лесу.
Пожалуй, в его словах много правды, признала про себя О-ха. Она все еще думает об А-хо. И сейчас, в полумраке, всякий раз невольно удивляется, услышав голос Камио, а не голос первого мужа. Ей так и не удалось совладать с тоской по А-хо, но, если она не опомнится, воспоминания разрушат ее настоящее.
— Прекратим спорить. Я согласна. Ты — это ты, а не А-хо. Я буду звать тебя А-камио.
— Нет, так тоже не годится. Меня зовут Камио, и не иначе. Впрочем, если хочешь, возьми себя имя О-комиа.