Львиное Сердце
Шрифт:
Незнакомые, музыкальные французские названия будоражили воображение, а размах и мощь кампаний Ричарда глубоко впечатляли. Не ведая тогда о грязи и крови, о дерьме и моче, о смраде гниющей плоти, которые идут рука об руку с осадой, я представлял себя воином герцогской армии, добывающим славу и почести. Всякий раз, когда эти мечты увлекали меня, просыпалась совесть. Ричард – враг, его следует ненавидеть, как всех в этой проклятой стране. Я корил себя и вспоминал отца как своего повелителя, как человека, которому я обязан сохранять верность. Чужеземные войны нас не касаются. Единственное, что важно, – это борьба в Ирландии. Если представится возможность, решил я, стоит прознать, как берут
Но, как я ни старался, рассказы о подвигах Ричарда увлекали меня. Казалось, ни одна крепость не может устоять перед ним. Жадный до драки, он зачастую оказывался в самой гуще боя. Если верить Жильберу де Лилю, глашатаю, принесшему весть о визите, самое выдающееся из своих деяний Ричард совершил около месяца тому назад. Из-за осведомленности де Лиля и его скорого отъезда он пользовался большим спросом. Все, от капеллана и его писцов до рыцарей, оруженосцев и пажей, хотели поговорить с ним. Неудивительно, что де Лиль, приятный, лысоватый и не слишком башковитый, редко оставался трезвым с того времени, как огласил послание графине.
Повествование о Тайбуре я услышал на второй вечер после получения драматических известий о скором приезде Ричарда в Стригуил. Закончился поздний ужин, и осыпаемый расспросами де Лиль уселся среди подушек, разложенных на сиденье у окна в большом зале. Его обступили сгоравшие от нетерпения слушатели: рыцари, чиновники, даже сам майордом. Оруженосцы и пажи толпились по краям. Слуги оторвались от работы, навострив уши. Стремясь не упустить ни слова, я вооружился кувшином с вином и встал у правого локтя гонца. Я ловил злобные взгляды Бого и его дружков, но совершенно не беспокоился об этом. Зная, что я рядом, де Лиль протягивал руку всякий раз, когда вина в его кружке оставалось меньше половины.
– Расскажи нам про Тайбур, – попросил Фиц-Алдельм, поддержанный хором голосов.
Де Лиль не ответил. Щеки его покраснели, на дублете темнели винные пятна. Однако он прекрасно понимал, что все в зале ждут его слов. Он сделал большой глоток и благодарно кивнул, когда я метнулся к нему с кувшином.
– А, Тайбур… – проговорил гонец.
– Ты был там? – спросил Фиц-Варин.
– Был, – сказал де Лиль.
Возбужденный гул.
– Неприступная твердыня, – продолжил он. – Стоит на высоком утесе над рекой Шарантой, с трех сторон ее обступают голые скалы. А четвертая укреплена лучше, чем у всякого из известных мне замков.
– Я видел Тайбур, – провозгласил Фиц-Алдельм, раздувшись от важности. Он помолчал, чтобы почесать шею, зародив во мне надежду на то, что чешуйки принялись за работу, и продолжил: – Любая армия расшибет себе лоб о его стены, и только птица способна долететь до вершин, на которых стоит замок.
Перехватив взгляд де Лиля, он заткнулся.
– Как уже говорилось, – высокопарно сказал де Лиль, – я был при осаде. Тайбур принадлежал Жоффруа де Ранкону, союзнику графа Ангулемского, знатного сеньора, уже покорившегося Ричарду. Своевольный, как все эти аквитанцы, Жоффруа отказался преклонить колени. У него имелись основания для уверенности: замок Пон незадолго до этого выдержал четырехмесячную осаду войска Ричарда. Тайбур выглядел еще более неприступным. Его укрепления так мощны, что замок ни разу не пытались взять.
Снова осушив кубок, он подставил его мне.
Я мигом подлил вина.
– Но вот Ричарду, – снова заговорил де Лиль, – нравится играть с огнем. Кости Христовы, это настоящий вождь! Отступив от Пона, он по дороге на Тайбур захватил несколько мелких замков. Заслышав о нашем приближении, обитатели окрестных деревень сбежались в крепость и в отчаянии наблюдали со стен, как мы жжем их фермы, вырубаем виноградники и опустошаем
Фиц-Алдельм, выглядевший обиженным после выговора от де Лиля, скривил губы. И снова поскреб нижнюю часть шеи.
– Мы? Ты принимал участие в бою?
Его дружки хмыкнули.
– Это образное выражение, добрый сэр. Я не воин, а скромный слуга герцога Ричарда, – невозмутимо ответил де Лиль. И пока Фиц-Алдельм соображал, что ответить, добавил: – А ты сражался при Тайбуре?
При всем своем недалеком уме де Лиль знал, что, как и все здесь присутствующие, Фиц-Алдельм находился тогда в Стригуиле. Смех собравшихся, клянусь, докатился до самой крыши. Не в силах сдержать злорадство и все больше уверяясь, что моя коварная затея с одеждой приносит плоды, я прикрыл лицо рукавом туники. Тщетно: мгновение спустя я заметил, как глаза Фиц-Алдельма впились в меня, точно два кинжала.
Когда хохот стих, де Лиль продолжил рассказ. Фиц-Алдельм, хмурый, как туча, и злой, тем не менее больше не перебивал его.
Мы как завороженные дослушали историю до конца. Солдаты Ричарда погнали защитников с такой яростью, что ворвались в ворота. Хотя многим из врагов удалось укрыться в цитадели, большая часть припасов оказалась в руках герцога. Павшие духом обитатели замка сдались. Потрясение, вызванное падением Тайбура, было огромным. Жоффруа де Ранкон сложил оружие. Пон прекратил сопротивление.
– После многолетнего мятежа в Аквитании за несколько месяцев был восстановлен мир, – важно произнес де Лиль. Он высоко поднял кубок, расплескав вино, потекшее по руке, и вскричал: – Благодаря Ричарду Кер-де-Лион!
Ох уж эта юношеская восприимчивость! Захваченный историей, забыв о вражде с английской короной, я, каюсь, орал так же громко, как остальные.
Глава 4
Не знаю, который был час, когда переполненный мочевой пузырь заставил меня проснуться. Из закрытых ставнями окон сочился тусклый свет, но в большом зале пока царила тьма. Воздух – густой, спертый, насыщенный смрадом перегара и пердежа. Слышался храп. Под ворочающимися во сне людьми шуршала солома. Собака в глубоком сне заскулила и задергалась. Лежа на тюфяке, у двери в замковый двор – откуда тянул сквозняк, – я думал, как поступить. Можно потерпеть с походом в уборную до рассвета, но нарастающие позывы в нижней части тела говорили, что уснуть едва ли получится. Скоты вроде Бого не брезговали мочиться в тихом уголке, но я за время пребывания в Стригуиле воздерживался от этого. Лучше уж выйти на улицу, решил я со вздохом.
Приподнявшись на локте, я потянулся за сапогами, но тут меня остановил некий звук. Я обвел глазами комнату в поисках источника шума; казалось, его произвели украдкой. Не бессвязное бормотание спящего, не свистящий храп, не бестолковая попытка пьяного подняться на ноги. Звук раздался снова, и на этот раз я заметил, откуда он исходит: то была тень, более черная, чем окружающий мрак, и она кралась к двери. Я снова лег, боясь, что колотящееся сердце выдаст меня. Едва отваживаясь дышать, я выжидал до тех пор, пока шаги не затихли снаружи. Затем, зашнуровав сапоги, я зашагал по полу, стараясь не наступить на собратьев-оруженосцев или на скрипучую половицу.