Львовская гастроль Джимми Хендрикса
Шрифт:
Винничук отрицательно замотал головой.
— Нет, я бы до гуцульской русалки, соблазнившей в Черном море русскоязычного одесского моряка, не додумался! Я вообще не понимаю, что может делать гуцульская русалка в Черном море! — раздраженно заявил он. — А вообще, у каждого книжного героя где-то по миру гуляет стопроцентный прототип. Это точно! И наоборот! У каждого человека в какой-нибудь книге бродит по страницам его точное отражение.
— Да-а, — вздохнул мечтательно Алик. — Может, и я по какой-нибудь книге брожу…
— Наверняка бродишь! — кивнул Юрко Винничук.
—
— Я — месяц! — решительно произнес Винничук.
Рябцев глянул на них критическим взглядом, пожал плечами, но потом, после паузы, тоже кивнул.
Глава 56
Через неделю, однако, все трое собрались у Рябцева в голубятне. Ранний позднеосенний вечер был озвучен музыкой дождя. Дождь то затихал, то снова усиливался, его ритм то замедлялся, то оживал. Но внутри, на втором этаже голубиной башенки, воздух, согретый электрообогревателем и дыханием трех мужчин, поднимался вверх, к третьему, голубиному этажу, и даже согревал птиц, малоподвижных из-за приблизившейся зимы. То один, то другой голубь наверху вдруг расправлял и снова складывал крылья, и их шуршание добавляло в атмосферу вечера ощущение странного, потустороннего уюта. Внизу, возле желтого мотороллера стояли раскрытые три зонтика, готовясь снова через пару часов пригодиться своим владельцам.
Рябцев уже был тут, в голубятне, когда Алик с Винничуком постучались в деревянную дверцу. Он, оказалось, уже с обеда наводил порядок, хозяйничал. Результатом его хозяйничания оказался богатый, с точки зрения холостого мужчины, стол, на котором в тарелке красовалась толсто нарезанная «Докторская» колбаса, шпроты, пластиковое корытце с селедочным филе и прочие вкусности закусочного типа. По центру стола возвышалась стеклянным обелиском литровая бутылка «Немирова», обставленная тремя не самыми маленькими рюмочками. Но всё это гости увидели, только когда Рябцев торжественно убрал с сервированного стола две развернутых страницы из «Зеркала недели». И тут же посмотрел наверх.
— Присаживайтесь! — он указал на табуретки, также покрытые закапанными голубями газетами.
— Ну что, мы теперь — освободители Львова! — сказал Рябцев торжественно, разливая водку по рюмкам. — Только Львов об этом не догадывается!
— Главное, чтобы моряк не вернулся! — закивал Юрко.
— Уже не вернется, — уверенно заявил Рябцев. — Ровно неделя прошла! В Одессе штормит, вчера в новостях показывали!
— Так им и надо! — выдохнул Юрко Винничук. Выпили за Львов и его освобождение. Закусили.
— Я вас не так просто позвал, — прожевав кусочек селедки, важно проговорил бывший капитан КГБ.
В глазах Винничука мелькнул ехидный огонек. Губы уже подготовились выразить саркастическую улыбку. Но Рябцев посмотрел на него так доброжелательно и одновременно виновато, что улыбка не осмелилась появиться на лице писателя.
— Сегодня я вас удивлю, — продолжил Рябцев. — Только не сейчас, позже! А пока… — он отклонился к деревянной внутренней стенке и, сбросив газету с магнитолы, нажал на
Винничук и Алик замерли.
Спокойную атмосферу разорвала гитара Джими Хендрикса. И тут улыбки, совершенно добрые, без единой нотки ехидства или недоброжелательности, расцвели на лицах гостей Рябцева. Сверху захлопали крыльями испуганные роком голуби. Рябцев бросил вверх строгий глаз, и птичий шум затих.
— Да, очень кстати, — закивал довольный Алик Олисевич.
«Hey Joe, where you goin’ with that gun in your hand
Hey Joe, I said where you goin’ with that gun in your hand
I’m going down to shoot my old lady
You know, I’ve caught her messin’ around with another man
I’m going down to shoot my old lady
You know, I’ve caught her messin’ around with another man
And that ain’t too cool
Hey Joe, I’ve heard you shot your woman down,
shot her down, now
I said I’ve heard you shot your old lady down,
You shot her down to the ground…»
— Жалко, что он так до Львова и не доехал, — вздохнул Алик, когда песня дозвучала до конца и хозяин голубятни нажал на «стоп». — А мы так его ждали! И ребята со всего Союза жили в режиме «standbye», готовы были в любой момент выйти на дорогу и поднять большой палец правой руки вверх! Все бы ринулись сюда автостопом, поездами и автобусами. Если бы он только не умер так рано… в своем «Самарканде»!
— А разве он в Самарканде умер? — обернулся к Алику удивленный Юрко.
— Так называлась его последняя лондонская гостиница. Он там был со своей подружкой немкой… А если б не умер, то мы б побывали на его концерте тут, во Львове!.. Гастроли-то уже были объявлены… Ну, не официально, конечно. Но все знали…
Алик нырнул в воспоминания. А Рябцев отрицательно мотнул головой.
— Не приехал бы он, — с глубоким сожалением в голосе произнес бывший капитан.
— Но ведь слухи ходили! — Алик поднял взгляд на Рябцева. — Такие слухи на пустом месте не возникают!
— А они возникли не на пустом месте, — сказал Рябцев и вздохнул. — Эти слухи тогда контора запустила…
— А зачем? — удивился Алик.
— Две причины было. Сначала хотели проверить скорость распространения слухов в определенной среде, а потом у одного генерала возникла идея собрать всех хиппи во Львове и пропустить через «счетную комиссию». Проверить: всё ли у нас под микроскопом!
— Да, ваш «микроскоп» оставил по себе недобрую память, — произнес Юрко Винничук, но голос его прозвучал просто печально, без привычных претензий к Рябцеву.
— Бывший наш «микроскоп» сейчас просто в других руках, — усмехнулся Рябцев. — Он никуда не делся, и в музей его не сдали! Но я свои грехи искупил! Алик, ты ему говорил про кисть Джими?
Алик Олисевич пожал плечами.
— Не помню.
— Это вы про могилу на Лычаковском? — переспросил Винничук, и в голосе его снова зазвучали знакомые ехидные нотки.