Ляда
Шрифт:
– Да не знаю. Просто. Я не должен был, наверное…
– Тсс, – Лера прислонила тонкой палец к его губам. – Я так хотела. Тебе не о чем переживать. И о Петре не думай. Я понимаю, что он на всех ужас наводит. Ты же не думаешь, что я совершенно безответственный человек?
– Не думаю. Я сейчас вообще думать не могу.
– Вот и хорошо. У него сейчас другие заботы. Дочка пропала.
– Я слышал. Заблудилась на болотах?
– Хорошо, если только заблудилась. Пётр сам не свой. Неделю не отходила я от него, маялись вместе. А как пить начал – караул. Сама сбежала. Так-то он давно в завязке, ещё с контузии. Но коньяк и раньше действовал на него как озверин, а теперь и вовсе крышу сносит, что-то среднее получается между свиньёй и драконом. Я напиться хотела тоже, только без него, в весёлой компании.
Лера коротко рассмеялась и потянулась к тумбочке за пепельницей и сигаретой. Одеяло медленно сползло с неё на пол. Но это её нисколечко не смутило. Она положила пепельницу, изображающую спрута, обхватившего щупальцами чашу, себе на живот, чиркнула спичкой, и всё тело её от соприкосновения с холодным малахитом покрылось мурашками, и даже нежно-розовые соски сжались и напряглись. Боль медленно уходила у Андрея из головы. Теперь он просто любовался Лерой, позабыв на несколько минут, пока она курила, о страхе. Скользя взглядом по её вальяжной фигуре, он наткнулся на глаза спрута, которые смотрели прямо на него. Их было четыре, и они не обещали ничего хорошего.
– Мне пора идти, – встрепенувшись, сказал он.
– Не возражаю.
– Только один вопрос можно?
– Валяй.
– Мы вчера разговаривали с тобой о временных потоках?
– О каких потоках? – рассмеялась Лера.
– О временных. Ну там будущее, прошлое, другие миры, всё такое.
– Ну ты, Меретин, даёшь. Я хоть и выпила изрядно вчера, но не до такой же степени. Всё-таки чудо ты, Андрей, ещё то. Но это классно. Спасибо, что был со мной. Пока.
И она поцеловала его в нос.
Очень важное дело
Андрей сидел в мягком кресле, в своей скромной холостяцкой квартире, погруженный в безотчётные мечты о Лере. В голове крутились полумысли и полуобразы, и ухватить их целиком, чтобы рассмотреть ближе, возможным не представлялось. Дымчатое, пастельное женское тело трепетало, распростёртое на кровати, больше походившей на снежную долину в сероватых оврагах и ослепительно белых холмах. И стоило только сознанию уцепиться за какие-то нюансы – окаменевшие от ветра соски или беззащитную ямку на гладко выбритом лобке, – как тут же появлялся гигантский спрут, облепленный болотною тиной, и с жадностью пожирал картинку, превращая её в бессмысленный набор разноцветных пикселей, хаотичных, как новогоднее конфетти. От неудовольствия этим Андрей хмурил брови и мысленно отгонял спрута, но тот внимания на него не обращал. От этой сладко-горькой неги его пробудил телефонный звонок. Он вздрогнул, нехотя выскреб себя из кресла и поплёлся в коридор к аппарату.
На другом конце оказалась Раиса Михайловна, владелица злополучной Дашки и по совместительству начальник отдела кадров.
– Андрюшенька, – протяжно проговорила она. – Слушай, дружок. У тебя сегодня выходной, но будь друг, сделай доброе дело. Пётр Александрович попросил…
В груди у Андрея похолодело. Сердце застучало так громко, что стук этот, казалось, могла слышать даже Раиса Михайловна.
– Андрюша, ты ещё здесь?
– Да, да, – только и смог выжать из себя Андрей.
– Так вот, Пётр Александрович просил, чтобы ты встретился с ним. Ты знаешь кафе «Лаванда»?
– Знаю.
– Приходи туда к двенадцати. Он будет ждать тебя там. Увидишь. И Андрей… Слушай. Это важно. Очень важно. Я по интонации Александрыча знаю, когда о чём-то важном он говорит. Ты всё понял, Андрюш?
– Да, Раиса Михайловна, всё понял, – стараясь сдержать дрожь в голосе, ответил Андрей. – В двенадцать буду. Не беспокойтесь.
Оглушая притихшее вдруг пространство, в трубке неистово и противно звучали короткие гудки. Андрей продолжал держать её в руке, уже минут десять стоял как вкопанный, не в силах пошевелиться, только накручивал на палец мягкую спираль телефонного провода. И кто же нажужжал Торквемаде? Сменщик? Старик у лифта? А может, видеокамеры и в самом деле были? А если сама Лера? К чему эти её слова о безответственности? Может, возомнила себя Клеопатрой и из маниакального удовольствия жонглирует человеческими судьбами… Нет. Лера не могла. Лера – она… А что Лера? Откуда он о ней вообще что-то знает? До вчерашней ночи видел её мельком пару раз. И вот вчера эта её неотвратимая… Неотвратимая… Андрей не мог подобрать существительного к этому неотвратимому. Красота? Прелесть? Да. Скорее прелесть. Прельстился этим её пастельным муаром, этим спрутом на упругом, ритмично вздымающемся животе. И вот она, расплата за его слабость, за тупость его, за слабоволие. Слабоумие – вот это будет точнее. Однако пора было уже собираться на встречу со своей незавидной судьбой.
Кафе располагалось на углу Беркутова и Самоглинной, минут пятнадцать пешком от дома. Андрей то ускорялся, боясь опоздать, то останавливался, краешком ума подумывая вернуться назад или даже вообще сбежать куда-нибудь на край света. Вот на Памир, к примеру. Там не найдут. Ругая себя за трусость и малодушие, он снова продолжал путь. И в конце концов опоздал на целых десять минут.
Пётр Александрович, в странном на фоне этой забегаловки белом костюме, сидел в самом дальнем углу, в окружении свободных столов с искусственными букетиками в тяжёлых квадратных вазах. Такой вазой, пожалуй, и убить можно. На стене за его спиной яркими красками были нарисованы преувеличенные заросли толстого бамбука. В одной руке он держал стакан с водой, а в другой почти потухшую сигару, и неподвижным взглядом упирался в пустой стул напротив. Андрей последний раз потоптался, всё ещё хватаясь подсознательно за идею о бегстве, и, собрав остатки мужества, направился в глубину зала.
– Здравствуйте, – выдохнул он, поравнявшись с Торквемадой.
Тот поднял глаза, пару секунд соображал, кто это перед ним, а затем сигарой указал на вдоль и поперёк просверленный взглядом стул. Андрей сел.
– Привет, Андрей.
Голос показался Андрею вполне доброжелательным.
– Тут дело такое, – продолжал директор. – Как бы сказать… Не совсем обычное. Даже совершенно необычное. Возможно, ты в конце концов склонишься к тому, что я сошёл с ума. Но… В общем, выслушай меня внимательно и не перебивай пока. Хорошо?
– Хорошо, – тихо произнёс Андрей, удивляясь столь неожиданному повороту событий. Таких синтаксических оборотов он раньше никогда от Торквемады не слышал. Отчего бы это ему склоняться?
– Одиннадцать дней назад у меня дочь пропала. Думаю, что ты слышал об этом. Слышал, да ничего, уверен, толком не знаешь. Отсюда километров двести до болотной станции, которую я купил несколько лет назад. Угораздило меня. Орхидеи. Все ведь думают, что это заморские такие цветы. Но растут они и на наших болотах. Красота. Дёшево и сердито. Вложений вроде немного, а отдача большая. Пару последних лет дела с орхидеями очень хорошо шли. Я даже подумывал расширяться. Научных опять привлёк к исследованиям. А то ведь в начале девяностых позабросили все болотные станции, прям вместе с цветами и оборудованием. Оборудование, как понимаешь, на лом растащили, а за цветами ходили знающие ушлые ребята. Многие из них там, в болотах, и оставались навеки. Н-да… И вот дочке моей сильно захотелось посмотреть, как растут эти самые орхидеи в естественных, так сказать, условиях. Ребёнок. Через месяц должно было бы семнадцать исполниться. Вот и взял её на свою голову. На станцию эту. Дядя Боря, из научных он там один, везде, где безопасно и проверено, сводил её типа на экскурсию, всё показал. Когда дело уже под вечер шло, мы поужинать собрались перед обратной дорогой. Сели, а Аси нет. Дочку мою звали так – Ася, Настюша.
Пётр Александрович запнулся и замолчал на секунду. Андрею показалось, что запнулся он потому, что сказал о дочери в прошедшем времени – «звали».
– Ну, в общем… – продолжил он, взяв себя в руки, – стали искать. Но без толку. Всю ночь по болотам ходили с фонарями. Местных из соседней деревни на поиски привлекли. Когда рассвело, на вертушке облетели всю заболоченную зону. Ничего. Надеялся только на то, что забрела в деревню и там как-то потерялась. Главное, чтобы не в болотах. Дня через три из жителей кто-то будто бы даже видел её на лесной опушке. Два дня лес прочёсывали. И опять впустую. И вот… Может, кофе тебе заказать или чего покрепче? Сейчас самое трудное для понимания будет.