Лягушка под зонтом
Шрифт:
Никита всматривался в траченое лицо Мазаева, пытаясь увидеть на нем отсвет детства. Самое удивительное – он был, этот отсвет. В улыбке, такой счастливой, какой до сих пор Никита не видел у Мазаева. Казалось, улыбаются не только губы, но даже толстый нос, обвислые щеки, каждая морщинка возле глаз, на переносице, даже на лбу. Улыбались уши, отогнанные назад пухлыми щеками.
– Всю эту компанию вы развесите на одну несчастную елку? – не унимался Никита.
– А вот тут, должен заметить, есть одна толстая тонкость. – Мазаев засмеялся своему каламбуру. Потом
Никита пожал плечами. В его детстве было множество елок с игрушками, похожими на эти и непохожими. Он относился к ним равнодушно; единственное, что он помнил, – Деда Мороза с лицом отца. Эту куклу из папье-маше сделали на заказ друзья Дроздова-старшего. Она и сейчас в шкафу, среди самых ценно-бесценных вещей.
– Откуда они... – начал Никита.
Его пальцы покружили над ковром. Ему в глаза смотрели молочница с теленком на руках, повариха в белом колпаке с кружевами. Перехватив его взгляд, Владилен Павлович объяснил:
– Шестидесятые годы, самое начало.
Никита оглядел милые домики в снегу, самолетики из картона, золотые и серебряные звезды и звездочки. Было видно – Мазаев прошелся по ним щеткой и тряпочкой, игрушки сияли и переливались. Как праздник, который придет, хотя и очень не скоро.
– Откуда они? – не мог успокоиться Никита.
– С помойки жизни, я думаю, – фыркнул Мазаев. – Но не я их оттуда вынимал, – торопливо добавил он. – Купил. Скупил все, которые обнаружил на знакомом вам блошином рынке.
– Бусы перепутаны, – заметил Никита.
– За то и куплены, – улыбнулся Мазаев. – Буду разбирать и перевязывать долгими зимними вечерами.
Никита заметил, что веселость голоса, беспредельная улыбка не сочетаются со строгостью в круглых темных глазах. Он только сейчас ее заметил.
– Вас что-то беспокоит? – тихо спросил Никита.
– Какой вы тонкий, – усмехнулся Мазаев. – Беспокоит. Совершенно верно. – Никита молчал. Он уже знал, Мазаеву некому рассказать, кроме него. – Сердце чует... – Он поднял руку и потер левую часть груди и умолк.
– Чует что? – настаивал Никита. Ему передалось волнение Мазаева. Он удивился: обычно его мало интересовали чужие проблемы. Его собственные всегда интересовали тех, кто рядом, незачем было заботиться о том, как их разрешить.
– Этот тип, – он поморщился, – хочет расплачиваться частями за одну несравненную вещицу. Да, именно несравненную. – Он вздохнул. – Но вы знаете, коллекционер на самом деле коллекционирует что? Деньги. Он продаст все, что у него готовы купить. Не из жадности к бумажкам. Другое – они позволяют ему найти то, чего не нашел никто до сих пор... В общем, я согласился, но думаю дать поворот на сто восемьдесят градусов. – Мазаев покачал головой. – С такими замашками... С такими амбициями... Первый транш, может, я и получу. Но все остальные деньги...
– Хотите сказать, за ним стоят другие, они могут... – Никита не закончил фразу, Мазаев перебил его:
– Я навел справки. У меня остались связи
– Покупатель хочет растянуть расплату с вами на месяцы? – удивился Никита.
– Сумма, конечно, велика, заманчива. Деньги... – Он поморщился. – Насколько я понимаю, это деньги северного завоза. Слыхали о таком?
– О Северном завозе? Вы имеете в виду, когда на Крайний Север привозят все... все, что надо для жизни?
– Да, Никита, если говорить просто. Там много чего. А главное – денег. Умелые люди проводят платежи на личные нужды под какими-то товарами, но сразу вынуть не могут. У меня есть предчувствие, что выйдет осечка. Времена меняются, а уверенность некоторых в своей ловкости – нет.
– Завоз бывает раз в году? – спросил Никита.
– Вот именно. Но меня уверяют, что есть другие источники. Однако кто побожится, что доступ к деньгам не перекроют в других местах? – Мазаев засмеялся. – Я попытался себя обезопасить, поставил условие: перечислять деньги на банковский счет. Эти мастера могут сами нарисовать купюры.
– Тогда почему они до сих пор не сделали копию того, что покупают у вас? – Никита спросил и поморщился. Что это с ним: привязалось к нему это слово – копия...
– Да кто же им даст оригинал, а? – Мазаев засмеялся.
– Вы не боитесь? – прямо спросил Никита. Он ощутил, как по его спине пробежал холодок.
– Думаете, они у меня украдут вещь?
– Я читал, что каждые три с половиной минуты совершается квартирная кража, – сказал Никита. Глаза Мазаева расширились, он пожалел о своих словах. – Нет, – поспешил он добавить. – Не думаю. Потому что сразу станет ясно, кто...
– В общем, хлопот полон рот, – махнул рукой Владилен Павлович. – Но вы же видели вещь? Этого распрекрасного барана?
Никита замер и уставился на Мазаева. Значит, речь идет о баране? Том самом, который...
– Вы о баране? О снежном баране? – спросил Никита. Он почувствовал, как задрожали руки. О баране, которого он не может упустить!
– Ну да. О том самом, которого мы купили в Льеже. А вы, Никита, о чем подумали? Неужели о молочнице с теленком? – Мазаев заметно успокоился. Он потыкал пальцем в ковер. – Ха-ха-ха!
– Значит, кто-то с Крайнего Севера хочет купить у вас снежного барана? Путоранского снежного барана? Толсторога? – уточнял Никита.
– Вы побледнели, Никита, – заметил Мазаев. – Что-то не так?
– Н-нет, все в порядке. Немного душно. – Он засунул два пальца под воротник рубашки и оттянул его. Как начать, чтобы не получить отказ сразу?
Итак, думал Никита, он пришел показать Мазаеву фотографию, которую ему дала Ольга. Она спросила, как он подумал тогда, из любопытства, где живет его знакомый. Но теперь он ясно вспомнил, как побледнела она, когда услышала название улицы: «Островитянова». Она ничего не добавила, и он выбросил вопрос из головы.