Лягушка в сметане
Шрифт:
Вадим с усилием открыл глаза, и первое, что он увидел, были острые носы модных женских сапожек. Он хотел приподнять голову, чтобы увидеть ноги, на которые они надеты, и застонал от головной боли.
— Любопытному в театре нос прищемили! — насмешливо произнес над ним женский голос, и он окончательно понял, что лежит на полу, на правом боку, и созерцает одни лишь сапожки по причине ограниченных возможностей своего тела, связанного по рукам и ногам.
Когда Она успела сделать это? Неужели он провалялся без памяти достаточно долго, чтобы Варвара смогла его вот так спутать? Кстати, связала неправильно. Если он останется один, сможет довольно быстро развязать себя. Наверное.
— Там, кажется, было что-то про Варвару, — укоризненно напомнил женщине Вадим.
— А-а, вы хотите поправить, мол, конкретно: любопытной Варваре нос оторвали? Увы, поговорки не всегда бывают правы. Жизнь вносит свои коррективы. Но если вы настаиваете, уточню: любопытному Вадиму нос оторвали.
— По голове дали, — со стоном поправил он. — Чем вы меня ударили, ломом, что ли?
Вадим начал вспоминать, как мог очутиться на полу.
— Огнетушителем, — любезно пояснила женщина. — Вам повезло, он оказался старым и без пены. Не знаю, почему Борис его не выбросил. Может, собирался в нем деньги хранить?
— Я вам ничего плохого не сделал! — попробовал возмутиться Вадим.
— А зачем тогда следили за мной? Из простого любопытства? Мы в детстве говорили: любопытство — не порок, а большое свинство!
— Для чего вы все-таки меня связали?
Вадим нарочно продолжал говорить. Ему надо было вовлечь женщину в разговор, ослабить бдительность, а самому попытаться развязать веревки. Освободиться. Обычно это удавалось… в фильмах. Герой напрягал все свои силы и… рвал веревки, как пела Пугачева, движением плеча. Или пилил их обо что-то острое. Например, о спрятанный под штаниной нож. Не смешно!
— Чтобы себя обезопасить, — равнодушно ответила Варвара.
— И как, обезопасили?
Ее тон опять стал бесить Вадима. Потому и говорить спокойно, так же цедя слова, как она, ему не удавалось.
— Вполне. Еще немного осмотрюсь, да и оставлю вас здесь.
— Я буду звать на помощь.
— И не мечтайте! — Она показала ему бобину широкого скотча. — Я залеплю вам рот.
— О Господи, да вы садистка какая-то! — возмутился он, стараясь не поддаваться противному чувству страха. Он вовсе не трус, но здоровый инстинкт самосохранения включил сигнал тревоги. А что, если у нее не все дома?
Обращаться с человеком так варварски… — вот откуда происходит ее имя! Хотя Вадим никогда не мог до конца понять женщин, но всегда был уверен: от них можно ожидать чего угодно. Чем не наглядный пример — Варвара?!
— Неужели вы возьмете грех на душу только потому, что я за вами следил?
— Не только поэтому. — Она присела на корточки чуть поодаль от него. — Вы еще и заявились ко мне с долговой распиской, которую я почему-то должна вам оплатить. Может, эти деньги вы дали Борису вовсе не на дачу, а на какое-нибудь совместное предприятие. Или играли вместе с ним в карты. Мужчины говорят, что карточный долг свят, но почему его должна выплачивать женщина?
— Что вы придумываете, какой карточный долг! Если хотите знать, я вообще с вашим мужем был знаком шапочно.
— Шапочно? То есть едва? И при этом ухитрились одолжить ему такую сумму? Может, под проценты, потому и заняли?
Она прямо-таки лупила по нему своими глупыми, как считал Вадим, вопросами.
— Вы намеревались не только за мной следить, но и всячески мне докучать. Превратили бы мою жизнь в кошмар… Где я вам возьму эти пять тысяч? Знаете, сколько я получаю на своей работе?
Он отрицательно дернул щекой.
— Меня это не касается.
— Четыре тысячи рублей. Выходит, ради вас мне продавать единственное, что у. меня есть ценного — квартиру? При том, что никаких денег я не видела, да и вас вижу впервые в жизни. Грех на душу! Какой грех? Я просто оставлю вас здесь, а потом, когда вы умрете, подожгу гараж, предварительно вытащив отсюда машину. Мало ли гаражей горит? Неужели кто-то станет ворошить пепел, чтобы обнаружить в нем остатки неизвестно чьих костей?
— Вы читали Стивена Кинга? — хрипло поинтересовался Вадим; если кровожадная дикарка хотела его запугать, ей это почти удалось.
— Вы имеете в виду короля ужасов? Нет, этого я не люблю.
А он прочел всего Кинга, сколько в России издали, и его известный роман «Мизери», в котором одна такая вот психопатка насильно удерживала у себя известного писателя, предварительно так изуродовав ему ноги, что он не мог ходить.
Но то выдумка писателя, а это… не станет же она и в самом деле лишать его жизни.
— Неужели вы… из-за пяти тысяч долларов…
— Может, для вас это и мелочи, а для меня — целое состояние. По крайней мере пока.
— Для меня тоже! Стал бы я в противном случае… И у меня нет никакого выхода?
Он вовсе не собирался унижаться перед ней, просить о снисхождении, но поторговаться-то было можно. Вадим вообще не был сторонником бессмысленного геройства и считал, что в случае, если что-то угрожает жизни, нужно трепыхаться до последнего.
— Отчего же нет? Выход всегда есть. Я же не Стивен Кинг, чтобы непременно настаивать на ужасе.
— А на чем вы хотите настаивать — на непризнании долга?
— Нет, это было бы слишком примитивно.
Кто бы сейчас взглянул на них со стороны — ухохотался! Вадим лежит связанный, щекой на бетонном полу, а мимо его лица туда-сюда прохаживаются модные сапожки.
— Тридцать девятый размер, — сказал он вслух.
— Что вы сказали?
— Да это я так, про себя.
— Скоро вы сможете беседовать сами с собой очень долго.
— Постойте, но вы вроде только что говорили про какой-то выход.