Лягушонок на асфальте (сборник)
Шрифт:
ягод ниц, светятся щели. Испытывая робость, все-таки преодолеешь этот мрак,
нырнешь и появишься впереди парома. Затем выскочишь из воды, будто бы
хочешь ухватиться за стальной канат; за него катер тянет паром. Заохают
женщины: дескать, руку озорник распорет - из каната торчат жилы, под
паромное дно угодит. Заругается мужчина. Ты сверкнешь ягодицами. Через
минуту кто-нибудь из ребят, держась за якорь, выдернет тебя на корму.
Неужели это опять
Обманутыми, беззащитными, бесприютными мы чувствовали себя, всходя
на холм. На косогорах, любопытствуя, что за мальчишки объявились, встают на
задние лапы суслики. Мы почти не замечаем их, и они ласково посвистывают,
привлекая наше внимание. Они, как маленькие дети, доверчивы и не
соображают, что бывает не до них. И вдруг во мне поднимается такая жалость к
сусликам. Мы им интересны. А мы, случается, выгоняем их из нор и убиваем,
чтобы обменять шкурки на крючки - заглотыши, на акварельные «пуговки»,
прилепленные к картонкам, на губные гармошки.
– Постоим возле папки?
– спрашивает Саша.
Я не отвечаю, чтобы не пустословить. В ровике возле могилы уже нет ни
серебра, ни снеди. Под ветром клонит паслен; звездчатки его белых, розовых по
краю цветов весело глазеют в небо, где кружат канюки. Дядя Шура любил
голубей. В детстве у него была их огромная стая. Если бы он не умер, то мы
попросили бы его пойти с нами в Магнитную, и тогда наверняка взрывник
возвратил бы Страшного и Чубарую.
Взрывник был дома. Он сидел с гостями в палисаднике. Когда мы
остановились за акациями, он рассказывал, как начальник рудника целый день
водил Ворошилова по горе Атач, показывая месторождения железняка.
– В те поры было много настоящего магнитного железняка: он еще не успел
размагнититься от взрывов. Жалко. Эдакую фантазию порушили. И я
участвовал... Кабы знал, не стал бы. А то не знал... Водил, водил, значится,
начальник, показывал, показывал, а тот к вечеру внезапно и говорит: мол, как
все же, есть руда в Магнитной или нет? Разработки на Атаче едва начинались.
Он хоть и вождь, а сквозь землю не видел. Начальник рудника с год как
сообразил, что имеются люди, из руководства, из инженеров, какие вводят в
сумление верха: железа-де в Магнитной мало, угрохает государство большие
мильоны на строительство завода, а варить чугун и сталь будет не из чего.
Смекнул он и то - Ворошилову поручено развязать это сумление. Комиссий
наезжало видимо-невидимо. Чтоб убедить их в богачестве горы, начальник
приказал выбить штольню сажен на двести и водил туда комиссию. Повел и
Ворошилова. Как завел, да как включил там электричество, да как засверкала
руда, так Ворошилов и взвеселел. Бают: успокоил он верха. Молва, похоже,
верная. Припоминается, дело на строительстве ходче пошло - поехало!
Взрывник огладил бороду, заметив нас за акациями. Мне даже почудилось,
что в его глазах блеснула радость.
– Погодите маненько, - сказал он гостям, - пришли мои товарищи по
голубиной охоте. Вы пейте, закусывайте, а я отлучусь. Задержусь, так не
поимейте обиды. Товарищи ведь!
Я опасался, как бы он не рассердился, что мы торчим за штакетником.
Возьмет и под этим видом велит проваливать. С осторожностью я отнесся к
тому, что он назвал нас ласково, неожиданно, без покровительственности -
товарищи по голубиной охоте. Некоторые взрослые из рабочих стеснялись, что
занимаются голубями, и подтрунивали над собой, а то и грубовато
выкручивались, оправдывая свою слабость тем, что не уважают ни рыбалки, ни
водки, ни карт. Взрывник, прося гостей не посетовать на его отсутствие, не
выразил пренебрежения к нашему голубятничанию. Вероятно, считал, что в
этом нет для нас ничего зазорного. И это меня насторожило
– Братовья, - сказал взрывник, обогнув палисадник, - что ж вы? А Терпения
не хватило? Обганивать вздумали? Чубарую связали, Страшного нет? Страшной
от голубки завсегда удует. У него имеется понятие о доме. У человека понятие о
родине, у голубя - о доме. Я души не чаял в жене и детишках. Временное
правительство как смахнули, я у-лю-лю с германское фронта. Посколь я был за
народ и у меня было понятие о родине, вот о Магнитной, о степи и холмах
вокруг нее, я поворотил и в Питер... Ну, выкладывайте, что у вас подеялось?
Мы рассказали. Он посоветовал связывать голубей на два крыла, ввел нас во
двор и велел лезть на чердак. Мы робко прошли по гранитным плитам,
накаленным солнцем. За углом Саша мне шепнул:
– Вдруг да лестницу уберет?
– и подкрепил свой страх бабушкиной
мудростью: - Мягко стелет - жёстко спать.
– Дура!
– осадил его я и прикинул, что с чердака можно уцепиться одной
рукой за край крыши, затем ухватиться другой, выбраться на скат оттуда
спрыгнуть на каменный забор, чуть пробежать по нему и сигануть в полынь.
На турнике, подтягиваясь, я легко выжимался до пояса. Саша этого не умел.
И я отменил свой ловкий побег и мараковал, как бы нам в случае чего удрать