Лялин и Женя
Шрифт:
Приятная нега охватила всё маленькое Женькино существо, и она, сама не понимая, что с ней, сладко застонала. В неистовом желании близости, которое бывает на грани разрыва, Женька принялась жадно и яростно расстегивать пуговицы на Мишкиной рубашке, но, запутавшись по неопытности, просто неаккуратно вытащила злосчастную рубашку из-под пояса брюк и запустила-таки холодные руки поближе к горячему мужскому телу. Все без слов понимающий, пьяный от неумелых девичьих ласк Лялин схватил желанную им до безумия девушку на руки и потащил её куда-то, беззаботно, привычно и настолько легко, будто весом она
Оказалось, что лежать на жестких ветках неудобно и жестко, и даже любезно расстеленная мужская куртка девичью спину не спасала. Свежий воздух неприятно холодил обнажённый живот. Острые Женькины коленки покрылись от холода гусиной кожей. Наваждение закончилось так же быстро, как и началось. Несколько сладких и горячих конвульсий, и действительность снова навалилась на Женьку тяжёлым гнетом. Она заплакала. Но Лялин, казалось, ничего не замечал.
– Я всё решил, – говорил он решительно и уверенно, жарко дыша в заплаканное Женькино лицо, – Мы уедем. Я, ты и Степка. Я всё решил. Решил, – он убежденно покачал головой, всё еще не понимая, что происходит, – Что это? Мокро. Ты плачешь? – Женька не отвечала, – Женя-Женя! Почему ты плачешь? – он грубо затряс её за худенькие плечи, – Прекрати плакать! Женя! – тяжёлая догадка на секунду мелькнула в его дурной, еще пьяной от страстного соития, голове. Неужели, она не хочет? Неужели? Мерзкая, уродливая Фенька. Паскуды! Паскуды! А самая главная паскуда в его проклятой, безрадостной жизни – Ольга, жена его, нелюбимая, неверная, нехорошая! И все еще брюхатая… Он живо подскочил на ноги и стал неуклюже и торопливо одеваться. Женька тоже стыдливо заворочалась. Молчит.
Ну и пусть молчит. Любит его. Любит! Чувствует он, что любит, а не просто так… Вон как ревет! Стала б реветь, если б не любила?
– Поеду я, Женя. А ты подумай. Просто подумай. Без тебя… Нет мне смысла, без тебя.
Девушка не отвечала. Он горестно отвернулся, поднял свою куртку и… гордо зашагал прочь, оставляя несчастную маленькую Женьку, с её горькими слезами и сомнениями, в придорожной роще, наедине с равнодушными кленами.
Витек
Старший брат маленького лентяя и прогульщика Максима отличался и вовсе крутым нравом. Сбегать из дома он начал раньше, чем научился ходить, потому что сидеть на месте было выше его сил. Принимая и понимая Витьку, мать, рожавшая год через два, вполне смирилась с периодическим отсутствием пятнадцатилетнего сына дома и радовалась тому, что одним ртом в их многодетной и малообеспеченной семье становится меньше. Хотя б на пару месяцев. Но сегодня одичавший и оголодавший Витёк вернулся.
Пристроившись за низеньким, как и он сам, молодым деревцем, по малой нужде, Витёк не сразу понял, что за пара деревенских сумасшедших потревожила его приятное уединение. Едва успев застегнуть штаны, он торопливо пригнулся и затаился, опасаясь снова получить по едва отошедшим, от прошлой потасовки, почкам. Ой, ё! Неужели так повезло? Да эти двое трахаются!
Как назло, тёмная ночь не давала разглядеть будоражащих фантазию подробностей, но возбужденный сладострастными стонами прошмандовки (в мире Витька существовали только такие девицы), пацан почувствовал, как в его вонючей, годами не стиранной матьне оживает горячий, неутомимый, страшный и сильный зверь. Рука сама потянулась к ширинке. Вдруг девчонка закричала особенно громко и, едва сдержавший мычание, Витёк щедро выстрелил из своего давно не стрелявшего ружья, проливая нечаянное блаженство, на обоссанный ранее куст. Хотелось ещё.
Перед горящими от возбуждения глазами немытого и голодного Витька вероятнее всего разыгрывалась какая-то драма, но малохольные тёрки влюбленной парочки были пацану до лампочки. Витьку хотелось порева, вонючего самогона и снова горячего порева, а эти двое слюнтяев принялись выяснять отношения. Разочарованию не было предела!
Наконец, мужик куда-то ушел… Витёк выглянул из кустов, жадно облизывая пересохшие губы. Вернётся? Девчонка осталась одна, уходить не торопится. А что, если…? Мужик всё еще не возвращался.
Вряд ли это законная жена бросившего её посреди темной рощи чела, со своими женами на муравейниках не сношаются, значит какая-нибудь шалава, а за шалаву чо ему будет? Да ничо! Шалаву не проводил – считай, подарил. Витёк всё никак не мог решиться, трусоватое нутро его холодила возможная вероятность расплаты. Но беззащитная, сладкая и слабая девичья плоть, едва прикрытая хлипкой одеждой, все сильнее и сильнее будоражила его извращенное воображение, манила, звала, ранила, причиняя невыносимо сладкие страдания.
Девчонка встала и, отряхнувшись, повернулась к Витьке спиной. Сейчас или никогда. Как же страшно! Не помня себя от охватившей всё его существо похоти, Витёк кинулся вперед и повалил нежное, тёплое женское тело в траву, жадно ощупывая его мокрыми от выступившего пота ладонями. Он не имел в этом деле достойного опыта, и маленькая шалава, ловко извернувшись, вероятнее всего случайно, со всей дури врезала ему в нос ребром ладони, тут же вцепившись тонкими острыми пальцами в ноздри. Из глаз потекли слезы. Он еще сильнее придавил девчонку всем своим коренастым телом, пытаясь подмять под себя. Она была совсем слабенькая и явно проигрывала, всё еще продолжая неумело барахтаться, и вдруг громко и заливисто закричала.
– Мишка! – обезумевший от слабеющего женского сопротивления Витька тут же зажал её крикливый рот левой рукой, а правую запустил под джинсы. Прикосновение к бархатисто нежной коже на девичьем животе прошибло его жаркой волной вожделения, пробило мелкой похотливой дрожью. Он задрожал. Ткань девичьей кофты податливо затрещала. Пацан грубо задрал бесполезно сопротивляющейся девке кофту и стал бесстыдно ощупывать её везде, где мог залезть. Да она без лифчика! Забывшись, он убрал руку от её рта и стал торопливо стаскивать брюки.
– Мишка! Мишка! – орала она неистово, но Витьку было уже все равно, он почти стащил с незнакомки штаны вместе с трусами. Сломанный в драке нос отчётливо ощущал запах её страха и чего-то еще, невозможно приятного. Сейчас-сейчас, моя хорошая… сейчас-сейчас, моя родная. Он уже почти любил свою нечаянную маленькую жертву, удивляясь, почему не делал этого раньше. Оказывается, справиться с самочкой так легко! А Витьку, с его вечными вшами и немытыми яйцами даже за сиську бесплатно подержаться не давали! Суки! Знает он теперь, КАК…