Люби меня, девочка
Шрифт:
Вся озабоченность моим состоянием слетела с Дамира, как не бывало.
— Стоило? — подался он ближе ко мне. — То есть согласна пойти и повторить?
Представила. Сглотнула. В горле резко пересохло. И стало жарче и душнее прежнего. И почти согласилась с его словами. Почти. Неудачное шевеление напомнило о том, что сейчас такие эксперименты точно не стоит воплощать в жизнь. И не я одна это заметила.
— Пожалуй, отложим это до лучших времен, — ухмыльнулся Дамир невесело. — Нужно промыть и обработать раны. В машине должна быть аптечка…
А меня повело от такой неприкрытой заботы. Костя бы даже
В общем, не дала я Дамиру договорить, подалась вперед и прижалась губами к его жадным поцелуем, вкладывая в свой порыв всю испытываемую мною к нему благодарность.
Дамир закономерно растерялся в первое мгновение, во второе — меня затопило его не менее жадным ответом. Но даже так он старался быть как можно более аккуратным. И поцелуй первым прервал.
— Нужно обработать раны, — шепнул, прижавшись лбом к моему.
— Угу, — согласилась я с ним по-своему, прикрыв глаза, чувствуя как в душе разливается тепло и радость.
Может мужчина и действовал бесчестным путем, чтобы получить меня, но нельзя не замечать, с каким трепетом он ко мне относился. Такое не сыграешь. Тем более что и нужды в подобной игре нет, не при наших потребительских отношениях, а забота есть.
Все-таки Дамир Валихалов очень странный мужчина. Но кажется, действительно начинает мне нравиться по-настоящему. А дальше… будь, что будет.
Глава 30
За окном все еще хмурится, дует прохладный ветер и крапает редкий дождик. По лобовому стеклу автомобиля то и дело скользят дворники, стирая с него мешающие обзору капли влаги. Но внутри салона автомобиля Дамира тепло и спокойно. Размеренная езда погружает обратно в сон, несмотря на обеденное время.
Не выспалась, да. Нет, не потому что Дамир всю ночь мучил меня ласками. Как раз нет. Моя спина стала для мужчины важнее всех плотских удовольствий. Так что до поздней ночи мы рисовали. Точнее, карандашом по бумаге водила я, а Дамир смотрел и шутливо комментировал все подряд, отчего вместо дела я постоянно хихикала. А он того и ждал, сразу подсовывал мне в рот кусочки оставшегося плова и непонятно откуда взявшегося пирога с мясом. Спасибо, не на сухую, а вместе с чаем.
По итогу вместо рисунка у меня получилось безобразное нечто, и в отместку я нарисовала Дамира в жанре карикатуры. Теперь его лицо украшало край лобового стекла с пассажирской стороны, и я с улыбкой любовалась произведением своего искусства.
Конечно же, меня за это накажут. Потом. Дамир пообещал придумать что-нибудь очень жестокое. Но я ему не верила, а потому предвкушала нечто волнительное и приятное.
На такой приятной ноте я и зависала до этой минуты.
В салоне царила тишина, но уютная, когда вам не нужны никакие беседы, а достаточно мимолетных взглядов, что говорили куда громче слов. Но кое-что я все же сделала — потянулась к магнитоле и включила музыку. Вокруг разлилась до боли знакомая мелодия. Ровно на том моменте, на котором я ее вчера отключила.
— Тебе же не нравится, — тут же заметил Дамир своим глубоким бархатистым голосом, от которого по коже вновь побежали мурашки.
Все-таки это чертовски странно, как он влияет на меня,
Наверное, поэтому решила открыться и доверить ему свою маленькую тайну прошлого. На самом деле никакая это не тайна, но я о таком даже девочкам своим не рассказывала. А ему вот захотелось.
— Нравится, — призналась, прикрыв глаза на мгновение, пропитываясь звуками из динамиков. — Лунная соната не может не нравиться. Просто… это любимая мелодия моей мамы, — пояснила своё вчерашнее поведение с грустным вздохом, а на непонимающий взгляд добавила: — Я ее не слушала со дня ее смерти. Не могла. И я совсем не ожидала, что ты слушаешь классику. Извини за мою реакцию. Я просто… Знаю, прошло уже пять лет со дня их смерти, но все равно до конца так и не отпустило, — улыбнулась виновато.
Дамир ответил не сразу. Перехватил мою ладонь и поднес к своим губам, оставляя на тыльной стороне невидимый отпечаток поцелуя.
— Мне жаль, — добавил вслух. — Дети не должны терять родителей в столь раннем возрасте.
И опять эта странная реакция на того, кого почти не знаешь…
Словно не к ладони прикоснулся, а на сердце ожог оставил, отчего на душе заметно потеплело.
Хорошо, Дамир на меня больше не смотрел, вернул внимание дороге, и не заметил мою очередную слабость по отношению к нему. Зато я продолжала смотреть и любоваться им. Если в сторону Архипо-Осиповки он вел себя сдержанно и тщательно контролировал эмоции, то сейчас в чертах его лица и всей позе царила расслабленность и своего рода ленность. Он и скорость не поднимал выше шестидесяти километров. Сомневаюсь, что из-за дождя. Что вызывало улыбку. Приятно знать, что с тобой не желают подольше расставаться. Да еще такой занятой человек, как Валихалов.
И это была последняя мысль перед резким торможением.
Как никогда порадовалась ремню безопасности, которым Дамир заставил пристегнуться перед началом поездки.
— Что случилось? — выдохнула испуганно, уставившись в лобовое стекло, пытаясь разглядеть за завесой дождя хоть что-то.
Сердце колотилось как бешеное, но на первый взгляд впереди никого не было. Животное решило перебежать дорогу? Лишь бы не что похуже…
— Здесь посиди, — велел мужчина, отстегивая собственный ремень и выбираясь наружу.
Ага, он там непонятно куда пошел, а я сиди и жди?
А вдруг там все плохо?
Или какой придурок спецом под колеса бросился, чтобы денег срубить…
Еще и вооружен обязательно.
Так, стоп!
Ира, твоя фантазия уже совсем разыгралась. Зачем кому-то в дождь ехать к черту на куличики, чтобы под колеса броситься? В городе такое провернуть куда проще и не так палевно, если уж на то пошло.
Вот только Дамир не спешил возвращаться. Присел перед капотом и не вставал.
Зараза!
Вот как тут сидеть и ждать?
Не выдержала я, в общем, и тоже выбралась на улицу.
— Ну, что там? — поинтересовалась, собираясь подойти.
— Не нужно, — тут же остановил меня Дамир, чем напряг больше прежнего.
— Почему? Мы же…
“…никого не убили?” — закончила про себя.
Мысль совпала с тихим то ли писком, то ли скулежем. Не разобрала в звуках дождя и ветра точнее. Но ноги как приморозило к месту, а в голове сразу сотня картин одна другой страшнее нарисовались.