Люби меня по-французски
Шрифт:
— Как ее звали?
— Джессика. Хочешь узнать ее дату рождения и размер обуви?
Я ударила его по ноге.
— Да ладно тебе. Мне просто любопытно. В конце концов, ты знаешь много обо мне и Такере.
Его лицо исказила гримаса.
— Гораздо больше, чем я хотел бы знать, спасибо тебе большое. Больше никаких разговоров о прошлом. Здесь и сейчас, помнишь?
— Да. — Но я не могла перестать задаваться вопросами о Джессике, счастливой девушке, которая была объектом его привязанности такое долгое время. Как она выглядела? Сколько времени прошло с их расставания? Почему они расстались? Мне было интересно: она
Здесь и сейчас. Здесь и сейчас. Здесь и сейчас.
Я сделала еще несколько глубоких вдохов, и Лукас приобнял меня, перекинув руку через мое плечо. Его пальцы задели кожу чуть выше моей груди, и мои соски мгновенно ответили. Мне не пришлось долго думать, заметил ли Лукас.
Он наклонил голову к моей, зарывшись в мои волосы.
— Ты убьешь меня этим маленьким топом. Я буду не в состоянии выйти из этого поезда.
Я улыбнулась. И я искренне надеялась, что музей Родена не очень большой. Я не имею ничего против искусства девятнадцатого века или чего-то еще, но я составила новый список.
Что Я Хочу Делать С Лукасом:
1) Проверить мои навыки минета (и узнать новые)
2) Принять душ (увидеть, как он выглядит мокрым)
3) Позволить ему делать те вещи, которые, как он упоминал, могут напугать меня (кнуты и цепи?)
4) Слушать, как он говорит мне непристойности (мой огромный секрет возбуждения)
5) Заставить его кричать мое имя, так же как я кричала его (т.е. достаточно громко, чтобы разбудить соседей, возможно, шестой округ, может, даже весь латинский квартал)
Я не слишком много прошу, так ведь?
Глава 12
Музей был не очень большой, но я полюбила его не поэтому.
Когда мы бродили по нему, я поняла, почему Лукас им настолько очарован. Он расположен в особняке восемнадцатого века, каждая комната — чудо света, тени и элегантности, роскошные детали в стиле барокко: высокие арочные окна, паркетный пол, деревянные панели на стенах и потолке, позолота на античной мебели — все это идеально контрастировало с грубой, мужественной красотой скульптур людей Родена.
Правда огромная часть моего наслаждения была связана с Лукасом, который держал меня за руку и тихо рассказывал мне о художественном стиле Родена, и почему он привлекал его.
— Знаешь, мне нравится то, как он не пытается сделать все красивым. — Мы стояли перед фигурой обнаженной женщины, которая, казалось, сжималась от стыда. — И я люблю части тела, особенно руки. Посмотри на эти.
Он положил руки мне на плечи, развернул меня, и я ахнула, когда мы подошли к огромной скульптуре у окна. Это были две руки, расположенные на каменной основе, ладони и пальцы согнуты по направлению друг к другу, но едва касаются. Мягкий свет, просачивающийся сквозь оконные стекла, создает слабую тень на руках и в воздушном пространстве между ними, и я хотела попытаться поймать это на фотографии, хотя и знала, что фото никогда не смогут это запечатлеть.
—
— Нет, это две правые руки, видишь?
Я перестала искать свою камеру и подошла ближе.
— Две правые руки. Я даже не заметила. — На мгновение я застыла, чтобы рассмотреть, как это возможно, что две правые руки соединены таким образом.
— Как ты думаешь, что они делают?
Лукас встал прямо за мной и прошептал мне в ухо:
— Ну, у меня испорченный мысли, особенно сегодня, но если ты спросишь меня, то я отвечу, что эти руки принадлежат двум людям, занимающимся сексом. Напряжение между ними, как будто они вот-вот соединятся, это заставляет меня думать так... — Он стоял так близко, что я могла чувствовать его дыхание на моем плече, его грудь прижата к моей спине, его бедра прямо за моими. Все мое тело было напряжено. Он поднял правую руку, ладонью ко мне, прямо перед моим плечом. — Видишь?
Прикусив губу, я вытянула свою правую руку к его, подражая скульптуре перед нами. В моей голове прокручивалась мысль о нем, голом, крепко прижатом к моей обнаженной спине.
Стоя.
У стены.
Врываясь в меня.
Может, даже в душе.
Полностью мокрые.
Я почувствовала, как его эрекция увеличивается возле моей попы.
Мой клитор покалывало. Мышцы моего лона сжались.
Черт.
Одурманенная желанием, я закрыла глаза на секунду.
— Иисус, Лукас.
Он мягко рассмеялся, опустив голову.
— Я говорил тебе о своих испорченных мыслях. Сейчас тебе лучше идти передо мной несколько минут, я не хочу напугать кого-нибудь тем, что у меня сейчас в штанах.
Улыбнувшись ему через плечо, я вытащила камеру из сумки и сделала фото этой скульптуры. Фото, может, и не передаст художественность исполнения и свет, но, черт побери, я хотела напоминание о времени, когда Лукас почти довел меня до оргазма в центре музея Родена.
#
В музее было множество невероятно чувственных и романтичных работ, но когда мы бродили снаружи, я не могла выбросить из головы изображение рук.
Или, может, это было ощущение твердого члена Лукаса у моей задницы.
Я была такой возбужденной и озабоченной, и не была уверена, что смогу долго продержаться. Когда мы остановились перед «Мыслителем», вероятно, самой известной работой Родена, я почувствовала вину, что я могу думать только о том, чтобы быть оттраханной Лукасом в душе. Я прочистила горло, чтобы высказать впечатления о тонкостях выполнения «Врата ада», еще одним шедевром Родена, но не смогла сосредоточиться.
Что? Оно было заполнено обнаженными, переплетенными телами!
Но прежде, чем я смогла предложить вернуться к нему в квартиру, раздеться и переплести наши тела вместе, он спросил о моем желании увидеть сад, и мне было стыдно сказать нет. Да ладно, Миа. Ты можешь потерпеть еще десять минут.
— Конечно, я бы хотела, — сказала я.
Когда мы подошли к большому фонтану в задней части сада, я снова задалась вопросом, одна ли я с трудом сохраняла терпение. Лукас продолжал шутить о своих испорченных мыслях и стояке в штанах, но я начинала думать, что мое воображение было гораздо более испорченное, чем его.