Люби меня вечно
Шрифт:
Когда он сказал, что ваша карета останавливалась в ту самую ночь возле монастыря, я почувствовала, что он подозревает вас в похищении послушницы. Я ощущала настоятельную потребность поговорить с вами, но благоразумие, навязанное мне с детства, взяло верх.
А вчера вечером, когда пропала ваша воспитанница и кардинал сказал мне, что подозревает заговор с целью похищения молодых девушек, я уже забыла об осторожности. Неожиданно в моей душе проснулось мужество, которое я давно уже считала похороненным, как все остальные чувства. И вот...
Голос графини сорвался, но в глазах ее не было слез. Лицо казалось нежным и мягким, только дрожащие губы выдавали глубину сердечного волнения. Прошла секунда, а потом Эме порывисто протянула руки к графине.
— Мама! — воскликнула она. — Я никогда не надеялась, что смогу произнести это слово!
Слезы потекли по щекам графини и она — наконец-то — прижала к груди свою девочку. Герцог медленно поднялся и отошел к окну.
— Как я мечтала об этой минуте! — наконец смогла выговорить графиня. — Мечтала обнять тебя! По ночам мне так хотелось полететь к тебе, чтобы рассказать о своей любви, защитить от всякого зла!
— Мне кажется, иногда я чувствовала ваше незримое присутствие. Мне было очень хорошо в монастыре, но в моей комнате царил особенный покой и мир. Я думала, это ангелы прилетают, чтобы охранять меня, но на самом деле это были вы.
— Надеюсь, малышка, что и ангелы не оставляли тебя! Как ты похожа на отца! Подумать только! Позавчера ты была в моем доме, я держала тебя за руку — и не узнала!
— Это к лучшему, иначе кардинал мог бы что-то заподозрить, — сказала Эме.
Слова дочери, казалось, напомнили графине о тех опасностях, которые подстерегали их обеих. Она горестно закрыла лицо руками:
— Я должна идти. Никто не должен знать, что я приезжала сюда.
— Но почему же? — искренне изумилась Эме. — Я так хочу снова увидеть вас!
— Моя дорогая, моя малышка! — прошептала графиня, — я бы отдала все, что имею, за то, чтобы объявить всему миру, что ты моя дочь, и больше с тобой не расставаться! Но я не могу!
Ты же знаешь, ее величество почтила меня своей дружбой. Я провожу с королевой много времени, особенно когда она бывает в Малом Трианоне. Мне часто удается помочь ей преодолеть подводные камни придворной жизни. Но многие завидуют нашей дружбе. Они искренне обрадуются, если я или кто-то еще из друзей ее величества окажется замешанным в скандале. Это может обернуться против королевы.
— Герцог де Шартр! — воскликнула Эме.
— Тише! — предупредила графиня. — Упоминать его имя вовсе не безопасно! Он яростный враг королевы.
— Это знают все, — вступил в разговор герцог, вновь подходя к ним. — Вы абсолютно правы, графиня. Если герцог узнает, что Эме — ваша дочь, он получит новое оружие против трона.
— Я знала, что вы сумеете это понять, — произнесла графиня. — Дело еще в том, что правда разрушит и карьеру мужа!
— Конечно, мы будем осторожны, очень осторожны, но я так счастлива обрести мать! — горячо воскликнула
Графиня снова поцеловала Эме и повернулась к герцогу.
— Я уверена, что вы позаботитесь о моей дочери. Ведь вы уже рисковали ради нее.
— Мы еще не определили точно планы на будущее, но обещаю, мадам, держать вас в курсе. Постарайтесь только, чтобы кардинал продолжал ощущать ваше беспокойство об Эме.
— Конечно, конечно! И я должна поблагодарить вас, ваша светлость, поблагодарить от всего сердца!
— Никто не мог бы быть так добр и щедр ко мне, как монсеньер, — проговорила Эме.
— Уже поздно. Мне пора отправляться домой, — заторопилась графиня. — Береги себя, моя родная!
Она очень нежно поцеловала Эме, а потом герцог проводил ее к экипажу. Вернувшись в комнату, он застал Эме в глубокой задумчивости. Но стоило герцогу закрыть за собой дверь, как девушка подбежала к нему и крепко сжала его руку.
— Монсеньер, я уже больше не никто! — пылко воскликнула она. — Как чудесно сознавать, что у тебя есть мать, был и родной отец, что ты вовсе не низкого происхождения!
— Это так волновало вас? — удивленно, но с улыбкой спросил герцог, вглядываясь в аристократические черты ее лица и любуясь гордой посадкой головы.
— Нередко я просыпалась ночью и придумывала себе разные истории. Например, представляла себя дочерью принца или искателя приключений, который почему-то не может меня признать. Но иногда на меня нападал страх: а вдруг я дочь сапожника или кузнеца или моя несчастная мать пала так низко, что даже не знает имени своего соблазнителя?
Конечно, беспокоиться о таких вещах не по-христиански. Монахини всегда говорили, что все люди равны перед Богом, но почему-то мне очень хотелось оказаться благородного происхождения!
— Ну вот, теперь вы знаете что это так, и что же изменилось?
— Я больше не стыжусь идти рядом с вами! Иногда я боялась, что вы сочтете меня грубой и вульгарной и скажете мне, что я всего лишь простушка, которой не место в светском обществе.
Бросив взгляд из-под ресниц на своего покровителя, девушка добавила:
— Видите ли, монсеньер, когда очень сильно любишь кого-то, всегда боишься оказаться недостойным этого человека.
— Послушайте, дитя, — заговорил герцог, внезапно утратив обычную невозмутимость, — я ведь гораздо старше вас, я слишком стар!
— Слишком стары для того, чтобы я вас любила? Вы ошибаетесь. И вы забываете, монсеньер, что любовь приходит сама. Мы не властны над ней. Она просто внезапно нисходит на нас!
— Я слишком стар! И я жил жизнью, которая слишком отличается от той, какую представляете вы. Вы молоды, свежи, невинны и чисты. Придет время, вы отвернетесь от меня и пожалеете, что не остались в монастыре!
Герцог почувствовал, что Эме подошла к нему ближе. Он слышал тихий шелест ее платья и чувствовал слабый аромат духов. Очень тихо, почти шепотом, девушка спросила: